Неизвестныйчеловек: Тебе так кажется, но есть жены, которые говорят: неть, милый только не сегодня.
Н о ч е р а: Она не сможет отказать под предлогом усталости, потому что ты скажешь: Как? Ведь было время, когда ты принимала по двадцать мужчин в день?
«Если же сам ты будешь уставши, то можешь сказать ей: Неужели после такой трудолюбивой жизни тебе еще недостаточно?
«Ты можешь ссылаться на какое тебе угодно число любовников. Если же она запротестует, заткнешь ей рот любым мужским именем, которое придет тебе на ум.
«Барышня из хорошей семьи никогда не потрудится скрыть свое дурное настроение или сплин, и ты доджен будешь переносить приступы нервов, а в минуты интимностн станеть проявлять или безразличие, или неудовольствие.
«Проститутка же, привыкшая симулировать все все свои чувства, дает тебе иллюзию наслаждения даже в том случае, если в этот день умерли от желтой лихорадки ее отец и мать.
«Она сумеет сохранить себя красивой до старости, потому что красота неотемлемая принадлежность ее промысла, и она должна была научиться всем секретам сохранять ее.
«Возможно, что с ней случится то же, что бывает с театральными комиками в отставке, которые вдруг возвращаются на сцену и терпят фиаско, но этому никто не удивится и никто не перестанет уважать тебя. Ибо это ее настоящее призвание.
«Только в первую ночь ты, пожалуй, испытаешь странное чувство. У тебя не будет впечатления, что ты находишься с женой, а с женщнной, которая остановила тебя на улице. Но и в этом нет ничего ужасного, а только известного рода удобство. Накониц эти женщины умеют имитировать и в этой области.
Т и т о: Ты совершенно прав, мой друг.
Н о ч е р а: Первым делом ты должен оставить этих двух женщин. Не видеть их больше.
Т и т о: Не буду их больше видеть.
– Клянешься?
– Клянусь.
Раздался звонок телефона.
– Спрашивают господина Тито Арнауди. Тито подошел к аппарату и сказал:
– Да, милая моя, это я. У тебя дома? Через полчаса? Даже раньше.
– Кто это? – спросил Ночера.
– Армянка – ответил Тито. И вышел.
Он приехал на виллу Калантан с небольшим опазданием, потому что подле станции подзем-
122
ной железной дороги встретил своего приетеля по лицею, который учил хронологию, как номера телефонов, и водил его по разным кафе на Монмартре, когда он знакомился с местами, где встречаются кокаинисты.
– Возвращаюсь в Италию, – сказал приетель, раccтавляя руки для объятия, причем обе они были заняты чемоданами. – Надоел мне Париж, надоело служить, надоело зарабатывать по франку в день. Мне опротивел этот футляр, который давит меня. Если бы я остался здесь еще несколько дней, то наверное бросился бы в Сену, но Сена несет в себе слишком грязную воду.
– Едешь в Италию искать воду почище? Пожалуй найдешь, потому что в Италии женщины не так часто моются.
– Еду, чтобы поступить в монастырь. Около Турина есть монастырь, в который принимают решительно всех.
– А разве ты можешь быть монахом?
– Не думаю, чтобы это было так трудно.
– А ты верующий?
– Нет.
– Имеешь призвание?
– Нет.
– Тогда как же?
– Там есть небольшой сад, кельи хорошо расположены, работы немного, правила не особенно строгие, здоровая пища, много книг, выхода оттуда никакого, даже после смерти, потому что у них имеется собственное кладбище. Все очень удобно.
Тито посмотрел на него с удивлением, а затем спросил:
– Ты был несчастлив в любви? Твоя любовница обманывала тебя со своим мужем?
Будущий монах опустил глаза и, подняв с жестом отчаяние руки, нагруженные чемоданами, произнес:
– Возможно. Если будешь в тех краях, приезжай навестить меня. Прощай.
И быстро побежал по лестнице подземной железной дороги.
Таинственный сундук Тер-Грегорианц, хранивший в себе прошлое обладательницы его, был наполнен золотыми монетами. Когда Калантан сказала Тито: «он наполнен золотыми монетами», тот раccмеелся и заметил:
– Какое ты дитя! Такие вещи бывают только в романах или немецких фильмах.
Тогда Калантаи раccказала свою историю:
– Мой муж был очень богат. Он владел неисчерпаемыми нефтяными источниками и рыбными промыслами в Персии.
– Знаю.
– Его страшно тяготила жизнь. Ничто не привязывало его, ничто не интересовало. Он относился совершенно безразлично к семье и дому. Самой большой его страстью были путешествия, и все же путешествовал он очень немного. Самые большие поездки были Париж-Берлин, Париж-Лондон, Париж-Брюссель. После месячного отсутствия, он возвращался домой.
«Ему очень нравились кокотки. Думаю, что все, более или менее известные звезды этого жанра, прошли через его руки.
«Я нравилась ему с большими промежутками. В первое время нашего супружества я очень нравилась ему, хотя за мной числился большой недостаток, а именно то, что я была его жена.
«Чтобы получить иллюзию того, что я не жена ему, он платил мне. Всякий раз, как я принимала
124
его у себя, он опускал в эту шкатулку какую-нибудь золотую монету. Он утверждал, что это облагораживает супружеские отношения.
– И никто не старался взломать эту шкатулку?
– У меня верные слуги. При том же никто не подозревает, что в ней находится золото.
– В ней наверное несколько десятков тысяч франков.
– Пожалуй, с полмиллиона.
Тито подошел к шкатулке и попробовал поднять ее: это оказалось не так-то легко: жилы надулись на лбу и на шее.
– Бедняжка! – сказала Калантан, посадила его рядом с собой и стала гладить его руки.
– Видишь ли, эта шкатулка хранит твое прошлое, и я ревную тебя к ней. Я хотел бы, чтобы до меня ты никому не принадлежала. Каждая из этих монет служит доказательством тех ласк и наслаждений, которые ты расточала другим.
– Что за важность? – удивилась Калантан, целуя его в глаза, принявшие злое выражение. Ты настоящий мой повелитель. Мой муж пользовался только своим правом. Мои любовники? Да я и не помню их, потому что чувствую наслаждение только в твоих объятиях. Впрочем, прошлое кануло в вечность и не принадлежит нам!
Тито освободил свои руки из рук Калантан.
Прошлое не принадлежит нам.
Та же фраза, которую сказала и Мод. Обе женщины, одна с долин реки По, другая с раccелин Кавказcких гор, чтобы утешить его, употребляют одну и ту же фразу.
О, как был прав его приетель, который решил поступить в монастырь!
И в душе своей Тито был возмущен против Калантан, которой нисколько не претило то, что муж смотрел на нее, как на проститутку.
В этот день Тито не мог принудить себя быть нежным с прекрасной армянкой.
– Приду завтра, – извинился он. – Сегодня не могу остаться. Я очень печален. Отпусти меня.
И он пошел к Мод.
Но, если несколько недель тому назад он мог забыть в обятиех Калантан измены Мод, а с Мод забывал о прошлом Калантан, то теперь любовь к этим двум женщинам давила его, как тисками.
Прошлое Калантан было теперь, как на ладони, но и Мод стояла перед ним во всем своем неприкрашенном виде.
Мод и Калантан принадлежали к двум совершенно противоположным расам и были на разных ступенях развития, но сходились в одном: ни та, ни другая не понимала причины его ревности. И та, и другая с одинаковым невинным выражением во взоре, но в разной форме, сказала ему: прошлое не принадлежит нам.
Разница между ними заключалась лишь в том, что, ненасытная в удовлетворении своей страсти, Мод искала в любви чего-то нового, каких-то неизведанных наслаждений, а пресыщенная Калантан хотела чего-то чистого, простого, примитивного.
Тито был в нерешительности, какой из этях двух женщин отдать предпочтение. Он находился между двух огней…
Своими невероятными статьями Тито создал себе в редакции «Текущого момента» совершенно особое положение: ему прибавили жалование, но с тем условием, чтобы он ничего не писал.
– Вы способны написать, что папа подвергся об-
126
резанию для того, чтобы жениться на Сарре Бернар! – сказал ему директор. – Если хотите, чтобы мы остались друзьями, то получайте жалование, приходите в редакцию, играйте на биллиарде, посещайте бар, займитесь фехтованием, пользуйтесь моими сигарами и стенотипистками, но не пишите ни одной строчки, даже в том случае, если я прикажу вам!
Таким образом у Тито не было больше никакого другого беспойства, как приходить раз в месяц в кассу и получать конверт с банкнотами.
Он употреблял свои утренние часы на уединенные прогулки по окрестностям Парижа; иногда проводил два-три дня в доме Калантан, где для «барина» была отведена особая комната; потом покидал Калантан на целую неделю, в продолжение которой все свое внимание уделял Мод; иногда же проходили дни, и он не показывался ни у той, ни у другой. Тогда он возвращался в подозрительные кафе, где собирался самый разнообразный и разнохарактерный элемент столицы.
