Глядя на Теплого, полковник уже не сомневался, что тот возьмется за работу.
Что-то магически привлекло учителя к бумагам, глаза подернулись туманом, а оттого в животе Генриха Ивановича страшно екнуло, и он уже наверное знал, что не параноидальный бред охватил тисками мозг его жены, а именно озарение.
– Ну что, возьметесь? – спросил Шаллер.
– Что? – переспросил Теплый, с явной неохотой отрываясь от бумаг.
– Беретесь ли вы отыскать ключ к шифру, если это шифр, конечно?
– Это – шифр, – заверил Гаврила Васильевич. – И я берусь.
– Сколько вам понадобится времени?
– Не знаю. – Теплый замотал головой. – Даже представления не имею… Ничего похожего я никогда не видел…
– А все же?.. Неделя? Две?
– Может быть, неделя… А может, и несколько лет… Вашу жену действительно посетило озарение. Не знаю, какой текст она зашифровала, бред или откровение, но, чтобы изобрести такой шифр, безусловно, нужно, чтобы снизошло. Можете быть в этом уверены! Ваша жена – гений!
– 0 нескольких годах не может быть и речи! Постарайтесь сделать быстрее!
– По-моему, вы меня не поняли! Я только что сказал, что ваша жена сочинила гениальный шифр, и чтобы найти к нему ключ, нужно быть гением вдвойне.
Безусловно, я постараюсь сделать все возможное, что от меня зависит. Но если бы я обещал вам сделать это быстро, то заведомо бы обманывал. Наберитесь терпения… – Теплый аккуратно сложил листы. – Мне тоже приходится рассчитывать на озарение… Я жду Лазорихиево небо!..
Шаллера передернуло. Его неприятно удивило, что этот нечесаный и немытый человек тоже, как и он, догадался про Лазорихиево небо и тоже ждет озарения.
Но Генрих Иванович не подал вида, что слова Теплого произвели на него такое сильное впечатление. Он напряг мышцы живота и выдохнул через нос.
– Вы правы, – согласился полковник. – Не будем спешить… Какие средства вам понадобятся?
– Это непростой вопрос! – Гаврила Васильевич за-думался, продолжая царапать ногтями по столу. – Буду говорить откровенно. Безусловно, я бы взялся за эту работу даже только из академических соображений, но если вы мне предлагаете гонорар, то почему бы мне отказываться от него. – Теплый закатил туманные глаза. – Ну, скажем, десять тысяч за ключ и столько же за расшифровку.
Шаллер цокнул языком.
– Однако это недешево!
– Да и работа непростая.
– Согласен, – ответил Шаллер.
– Хорошо. Теперь я должен спросить у вас: все ли бумаги вы мне принесли?
– Нет. Проблема в том, что моя жена болезненно реагирует на то, что я беру ее бумаги. Я взял листы из середины.
– Могут понадобиться и другие.
– Я постараюсь…
Когда Генрих Иванович выходил из интерната, он вдруг представил себе, как славист ест прямо со сковородки что-то пригорелое, подцепляя пищу ногтями, торопясь и чавкая.
– Странный человек", – еще раз подумал полковник.
Между тем Теплый отнюдь не бросился в кухню поедать кровяную колбасу. Он попросту забыл об ужине, с головой уйдя в принесенные гостем бумаги. По опыту он знал, что, сколько ни вглядывайся в лишенные логики символы, в первые дни толку не будет. Но взгляд его напивался свинцовыми буковками, расставленными хаотично в строчки; радовался их таинственному порядку. Он словно мальчик, любующийся голыми женскими телами, дрожал от их нестройных рядов, трогал пальцами листы, прикрывая, как слепой, глаза.
Лежа в несвежей постели, Теплый уже чувствовал, предугадывал, что озарение рано или поздно сойдет на него – неожиданно, как снежная лавина на альпийские луга, и тогда над головой запылает Лазорихиево небо…
Именно в этот момент, в минуты наивысшего душевного подъема, г-н Теплый услышал дикие крики, доносящиеся из детских спален, расположенных дальше по коридору. Возвышенное возбуждение исчезло, растворившись в атмосфере без следа. Лицо слависта искривилось, тело передернуло, он выскочил из кровати и, схватив метровую линейку, помчался босой по коридору к детским спальням. Если бы кто-нибудь увидел Гаврилу Васильевича бегущим по коридору, то, вероятно, этот случайный наблюдатель испытал бы немало неприятных ощущений. Ему стало бы страшно.
– Это – конец", – подумал Джером, глядя на учителя.
– Что здесь происходит? – спросил Теплый, разглядывая залитую кровью спальню.
Губы его тряслись от злости, а костяшки пальцев побелели, намертво сжимая линейку. – Я еще раз спрашиваю: что здесь происходит?!
– Это ненастоящая кровь, господин учитель! – поспешил успокоить Теплого Чириков. – Здесь никто не умирает!
От вида крови Гаврила Васильевич несколько успокоился. Красная и липкая, она всегда действовала на его душу умиротворяюще и способствовала спокойному течению мыслей… Славист внимательно рассмотрел лежащего на полу Джерома, отметил, что из носа и рассеченных губ мальчика вытекает кровь именно настоящая, стопроцентного содержания, и подумал, что это не так уж и плохо.
Затем Теплый окинул пристальным взглядом жирного Бибикова, тело которого было вымазано почерневшей кровью, а глаза вспыхивали злобой, словно бенгальские огни.
– Я еще раз спрашиваю: что здесь произошло?
– Понимаете, господин учитель, – замялся Бибиков, сделав шаг навстречу Гавриле Васильевичу. – Еще сегодня днем Ренатов обозвал вас одним неприличным словом…
– Жирная свинья! – прошипел Джером в сторону Бибикова.
– А я не мог просто снести, когда моего учителя оскорбляют! Я вынужден был проучить Ренатова, хотя, как я думаю, он вовсе не Ренатов, а самозванец!
– Тупой боров!
Гераня запнулся, глянул на Джерома и попытался поймать ускользающую воробушком мысль.
– Так вот… это… А ночью он пришел в нашу спальню и залил ее из бутылки кровью! Я так думаю, что он в морге достал эту кровь! Вон на полу бутылка лежит.
– Каким было оскорбление? – спросил Теплый.
– Господин учитель!.. – развел руками Бибиков.
– Не стесняйтесь, говорите.
– Непросто мне это…
– Я сказал, говорите!
– Он вас назвал… э-э… дебилом! А я вот думаю, какой же вы дебил, если вы наш учитель! Я не мог снести такую несправедливость по отношению к вам. Ведь мой отец герой войны!..
– Ренатов пойдет со мной! Вы, – Теплый кивнул в сторону Чирикова и Бибикова, – вы остаетесь. Уберете спальню – и немедленно спать. Я сам разберусь с Ренатовым!
Когда Джером выходил вслед за учителем, он увидел торжествующего Бибикова, задорно подмигивающего вслед, и Чирикова, во взгляде которого сквозило безграничное любопытство.
– Ну-с, молодой человек, позвольте поинтересоваться, вы действительно считаете меня дебилом? – спросил Гаврила Васильевич, заперев дверь своей квартирки и усадив Джерома на табуретку. – Вы действительно меня так назвали?
Джером уставился носом в пол и на вопрос учителя лишь цокнул языком.
– Ну-с, я вас слушаю.
– А чего это я должен отвечать? – пробубнил мальчик.
– Смелости не хватает?
– Хватает.
– Тогда что же вас удерживает от ответа на мой вопрос?
Джером облизал кровоточащие губы и поглядел на учителя.
– Я сейчас не злой, – ответил он. – А когда я не злой, мне трудно назвать человека в дицо дебилом… Даже если он на самом деле дебил…
– И почему же вы считаете меня дебилом? – Теплый ухмыльнулся и шлепнул линейкой себя по колену.
– Потому что вы ни за что бьете детей по голове линейкой.
– Интересный довод… А откуда кровь? Бибиков сказал, что вы взяли ее из морга… Вы что же, интересуетесь трупами?
Джером съежился. В глазах Теплого рн рассмотрел неподдельный интерес.
– Не бойтесь, отвечайте! Для вашего возраста интересоваться покойниками – дело самое естественное. Позже этот интерес, правда, перерастает в желание осмыслить смерть… Кстати, вы, Ренатов, знаете, что рано или поздно умрете?..
Что вы будете лежать на льду, ожидая, пока вас закопают в землю?
– Вы тоже, – прошептал Джером.
– Что? – не понял Гаврила Васильевич.
– Вы тоже сдохнете! Ой!.. – Мальчик спохватился: – А – Я хотел сказать, что вы тоже умрете… Все умирают.
– Ты прав. Я тоже сдохну.
– Но вы, господин учитель, умрете раньше, чем я.
– Почему же это?
– Потому что вы старше.
– Совсем не факт, что старший умирает раньше младшего. Совсем не факт. – Теплый тряхнул сальными волосами и внимательно посмотрел мальчику в глаза. – Хочешь удостовериться в этом?
И, не дожидаясь ответа, встал, подошел к книжным полкам, проглядел корешки и вытащил книгу красного переплета.
– Смерть бывает не только вследствие старения, как бы ты, Ренатов, этого ни хотел. Прелесть и ужас смерти – в ее неожиданности. Она может прийти в виде несчастного случая или насилия…
Учитель сел рядом с Джеромом, положив красную книгу на стол.
– Атлас судебной медицины", – прочитал про себя мальчик.
– Раскрой, – предложил Гаврила Васильевич. Джером раскрыл книгу и прочитал под заглавием:
