— Милый ты мой… — прошептала она как-то вечером на Паддингтонском вокзале, прижимаясь к нему всем телом. Было холодно, на город опустился туман, своей дымкой он окутал ее лицо, и только Норману, стоявшему совсем близко, видны были крошечные капельки влаги, рассыпанные по ее светлым волосам. Вокруг, в ярком свете вокзальных фонарей, мелькали серые, усталые лица — люди хотели поскорей добраться домой.
— И ты моя милая, — сказал он, ощущая, как всегда на вокзале, свою неприспособленность к жизни.
— Ночью я лежу без сна и думаю о тебе, — прошептала она.
— Я живу только тобой, — прошептал он в ответ.
— А я — тобой. О Господи, одним тобой… — И, не договорив, она исчезла из вида, вскочив в поезд в последний момент. Последнее, что он увидел, была ее большая красная сумка. Встретятся они теперь очень нескоро, только через восемнадцать часов.
Он повернулся спиной к поезду и медленно, словно нехотя, двинулся, пробираясь сквозь толпу, к выходу из здания вокзала. Нежелание ехать обратно в Патни было столь велико, что он ощущал его, как ощущают физическое недомогание, боль. «Вы что, не видите, куда идете?!» — злобно крикнула ему какая-то женщина. Он столкнулся с ней дважды, причем во второй раз, когда, пытаясь ее обойти, двинулся в том же направлении. Журналы, которые она держала в руках, рассыпались по платформе, и он, извинившись, стал помогать ей их собирать.
Тогда-то, отойдя от этой женщины, он впервые увидел вывеску. За привокзальным книжным магазином красными неоновыми буквами значилось: «Вход в отель» — кратчайший путь к уюту и роскоши, которые предлагал уставшим пассажирам солидный, фешенебельный отель «Грейт Вестерн Роял». Вот бы здесь снять номер, подумал он. Тогда бы они могли, пусть всего на одну ночь, стать мужем и женой. Вращающиеся двери под мерцающим красным неоном впускали и выпускали людей с газетами и чемоданами. Не вполне сознавая, что он делает, Норман последовал за ними.
Он поднялся по небольшой лестнице, прошел через еще одну вращающуюся дверь и оказался в гигантском холле «Грейт Вестерн Роял». Слева, прямо перед ним, была длинная, полукруглая стойка администратора, справа — конторка портье. По всему холлу стояли небольшие столы и глубокие кресла, ноги утопали в коврах. Налево и вверх вела также крытая ковром изящная лестница, на стенах висели таблички указывающие, как пройти клифтам, в бар, в ресторан.
Снимай они здесь номер, они бы тоже, как и все эти люди, сели за один из столиков, уставленных бутылками со спиртным, чайными чашками и тарелками с недоеденным печеньем. Он постоял с минуту, глядя по сторонам, а затем, так, словно у него был в отеле свой номер, не спеша поднялся по лестнице, Повторяя себе, что не бывает ничего невозможного, что провести одну ночь в этом великолепии они наверняка смогли бы. На верхней площадке тоже был небольшой холл, где, как и внизу, стояли кресла и столики. Сидевшие за столиками о чем-то тихо разговаривали. Пожилой официант, с виду иностранец, прихрамывая, собирал со стола чайную посуду. На коленях у женщины спал китайский мопс.
Поднявшись этажом выше, он оказался в длинном, широком коридоре, по обеим сторонам которого тянулись номера. Из этого коридора в разные стороны расходились другие, точно такие же. Мимо с опущенными глазами прошли две горничные, за дверью комнаты с табличкой «Только для персонала» раздался чей-то приглушенный смех; прошел, везя перед собой тележку с блюдами и завернутой в салфетку бутылкой вина, официант. Увидев на двери слово «Ванная», он заглянул внутрь — интересно было посмотреть, как выглядит ванная комната в отеле «Грейт Вестерн Роял». «Господи!» — прошептал он. Чувства, которые его в эту минуту охватили, запомнились ему на всю жизнь; вспоминая впоследствии эти мгновения, он всякий раз испытывал тот же самый священный трепет, какой испытал в первый раз. Он медленно вошел внутрь, запер за собой дверь и так же медленно опустился на край ванны. И ванная комната, и сама ванна были необъятны, как во дворце. На фоне белых с серыми прожилками мраморных стен весело переливались два гигантских медных крана — такие он видел впервые в жизни. Казалось, краны уже знают, что они с Мари придут в эту ванную. Казалось, они весело подмигивают ему, обнадеживают: приходите, здесь вам будет уютно, никто вас не потревожит — теперь ведь собственные ванные есть почти во всех номерах. Интересно, думал он, сидя в своем макинтоше на краю гигантской ванны, что бы сказала Хильда, если б увидела его сейчас.
На следующий день, когда они сидели в «Барабанщике», он поделился с Мари своей идеей. Сначала он во всех подробностях описал ей «Грейт Вестерн Роял», рассказал, как он долго бродил по нему, потому что домой ехать ужасно не хотелось.
— В конце концов, я попал в ванную.
— Ты хочешь сказать, в туалет, да?
— Нет, не в туалет, а в ванную. В ванную комнату на третьем этаже. Вся отделана мрамором, представляешь?
Она удивилась, как это ему удалось, не живя в отеле, проникнуть в ванную.
— Я вот к чему клоню, Мари, — сказал он. — Мы могли бы пойти туда вместе.
— Пойти вместе, дорогой?!
— Большую часть времени ванная пустует. Мы могли бы, если б захотели, пойти туда прямо сейчас.
— Но мы же сейчас обедаем, Норман.
— Ну и что? Мы могли бы перекусить прямо там.
Из бара доносился скорбный голос певца, просившего взять его за руку. «Возьми мою руку, — пел Элвис Пресли. — Возьми мою жизнь». Чиновники из «Далтон, Дьюр и Хиггинс» зычными голосами обсуждали, есть ли у них шансы прибрести кредит по открытому счету «Кэнедиен Пасифик». Архитекторы из «Фрайн и Найт» жаловались на правила местного планирования — говорили они, правда, потише.
— Что, в ванной, Норман?! Не можем же мы заниматься этим в ванной!
— Почему бы и нет?
— Не можем. Не можем, и все тут!
— А я говорю, что можем.
— Я хочу за тебя замуж, Норман. Хочу, чтобы мы были вместе. Я не хочу ходить с тобой в ванную какого-то отеля.
— Я тоже хочу на тебе жениться. Но быстро это не получится, нам надо все как следует продумать. Продумать, как мы поженимся, Мари, понимаешь?
— Да, понимаю.
Теперь это стало у них постоянной темой для разговоров. Они оба нисколько не сомневались, что когда-нибудь обязательно поженятся. Они часто говорили о Хильде. Он описал ей Хильду, рассказал, как она, опустив голову, нанизывает бусы на леску в их квартире в Патни, как пьет красное вино с Фаулерами или в клубе. Нельзя сказать, чтобы он представил жену в самом благоприятном свете, и, когда Мари робко сказала, что не хотела бы о ней слышать, Норман вынужден был пообещать больше о ней не говорить. О Хильде он рассказал Мари все, умолчав лишь о ее непомерном сексуальном аппетите, «ночном голоде», как он про себя называл эту особенность своей супруги. Об этой стороне их супружеской жизни он не обмолвился ни разу — боялся, что Мари расстроится.
С Хильдой были связаны и денежные проблемы. Во «Всем мире», да и в любом другом месте, Норман никогда не сможет много зарабатывать. Хорошо зная Хильду, он понимал, что, когда развод станет реальностью, она потребует на свое содержание немалую сумму, и ему придется по закону эту сумму выплатить. Она заявит, что денег, которые она зарабатывает надомной работой, хватает только на карманные расходы, причем даже эти деньги даются ей из-за артрита все с большим и большим трудом. За то, что он отверг ее, лишил любовных утех, Хильда наверняка его возненавидит. Вдобавок она свяжет его измену со своей неспособностью иметь детей, и от этого озлобится еще больше.
Мари же не раз говорила, что хочет от него детей, которых у него никогда не было. Ей хотелось родить как можно скорее, и она знала, что это у нее получится. Не сомневался в этом и он; достаточно было на нее посмотреть, чтобы сказать: деторождение — ее истинное призвание. Но тогда бы ей пришлось уйти с работы, что, впрочем, она собиралась сделать, когда выйдет замуж, в любом случае, а ему — содержать Хильду, Мари и себя самого на свое более чем скромное жалованье. И не только их троих, но и детей.
Он не знал, как поступить, и тем не менее полагал, что чем больше они с Мари проводят времени вместе, чем больше говорят друг с другом, чем больше друг друга любят, тем больше у них шансов найти выход из создавшегося положения. Когда он рассуждал об этом, Мари, надо сказать, далеко не всегда его внимательно слушала. Она соглашалась, что они должны найти выход, однако время от времени делала вид, что проблем у них просто нет. О существовании Хильды она предпочитала забывать.
Когда она была с ним, ей начинало казаться, что совсем скоро, в июле или даже в июне, они обязательно поженятся. Он же постоянно возвращал ее с небес на землю.
— Слушай, давай выпьем по бокалу вина в отеле, — уговаривал он ее. — Сегодня вечером, перед поездом. В отеле, а не в привокзальном буфете.
