Перед ними встал вопрос выбора между скрытыми, замысловатыми методами тихой агрессии и демонстративным, скандальным, яростным индустриальным саботажем. Нейдьюк предпочитал скандальный, яростный. Остальные — наоборот. Забаллотированный, как обычно, Хейдьюк раскипятился, но позже утешился тем, что по мере развития операции дела пойдут круче. На каждое действие — все большее противодействие. В конце концов, он же ветеран Вьетнама. Он хорошо знал, как работает система. Время, текущее и истекающее ото дня ко дню, было на его стороне.
Каждый тайник с запасами провианта и снаряжения был сделан весьма скрупулезно. Все, что можно было съесть, выпить или иным образом употребить или уничтожить, они сложили в металлические ящики на замках. Инструменты — наточены, смазаны, уложены в футляры и обернуты тканью. Если была возможность, их закапывали, если нет — тщательно укрывали камнями и кустами. Все места тайников были замаскированы, все следы заметены, веником или ветками. Ни один тайник не считался готовым, пока он не был проинспектирован и Хейдьюком, и Смитом — старшими военными консультантами компании — Фокспак? Сикспак? Мстители пустыни? Банда деревянного башмака? Даже по поводу названия для самих себя они никак не могли прийти к согласию. Маневр «Арахисовое масло»? Рейдеры Пурпурной полыни? Молодые американцы — за свободу? Женский христианский союз «За трезвость»? Не могли договориться. Кто здесь главный? Мы все здесь главные, говорила Бонни. Нету здесь главных, говорил доктор. Вшивый способ делать вашу чертову революцию, жаловался Хейдьюк; он страдал от отсутствия авторитаризма, отставной сержант Дж. Ваш. Хейдьюк.
— Cпокойно, мир, пожалуйста, pax vobiscum, — говорил доктор. Но и его возбуждение и волнение становились все сильнее. Взять хотя бы этот случай в новом здании Медицинского центра университета, которое обошлось в пятьдесят миллионов долларов. Дело происходило в одном из учебных корпусов стоимостью в миллион долларов. Здание пахло сырым цементом. Окон было мало, и они были похожи на бойницы — глубокие, длинные, узкие. Система кондиционирования была самая современная. Когда доктор Сарвис зашел однажды в аудиторию, чтобы читать лекцию на тему «Индустриальные загрязнения и респираторные заболевания», — он нашел, что в ней чересчур жарко, воздух тяжелый, спертый. Студенты выглядели более сонными, чем обычно, но их это не волновало.
— Надо бы проветрить здесь, — проворчал доктор. Один из студентов пожал плечами. Остальные кивали головами — сонно, а не в знак согласия. Док подошел к ближайшему окну и попытался его открыть. Но как? На нем вроде бы не было никакой петли, задвижки, защелки, щеколды, шпингалета, открывающейся рамы, крючка или ручки.
— Как вы открываете это окно? — спросил он у ближайшего студента.
— Не знаю, сэр, — ответил тот. Другой сказал:
— Оно не открывается; здесь же система кондиционирования.
— А если нам, предположим, нужен свежий воздух? — спросил доктор, вполне спокойно и благоразумно.
— В кондиционированном помещении никто не открывает окон, — заметил тот же студент, — они завинчены.
— Понятно, — сказал Док, — однако же нам нужен свежий воздух.
(За окнами, внизу чирикали на солнышке птички в любовном волнении, прелюбодействовали в кустах гортензии).
— Что же нам делать в этом случае? — спросил доктор.
— Наверное, вы можете пожаловаться в администрацию, — сказал третий, замечание, всегда вызывающее дружный смех.
По-прежнему спокойно и благоразумно он подошел к столу в металлической раме, стоявшему у доски, поднял стул на стальных ножках, поджидавший его у стола, и, держа его за сиденье и спинку, разбил оконные стекла. Все. Очень тщательно. Студенты наблюдали за ним с молчаливым одобрением и наградили его овациями по завершении этой операции. Док вытер руки.
— Сегодня переклички не будет, — сказал он.
В один прекрасный день в начале июня, направляясь на запад из Блендинга, штат Юта, за новой добычей, банда остановилась на вершине горного хребта Ком Ридж, чтобы бросить взгляд на мир внизу. Они ехали вчетвером, плотно усевшись в широкой кабине пикапа Смита. Было время обеда. Пикап тащился по пыльной дороге — автодороге 95 штата Юта — и повернул на юг по следу джипа, тянувшемуся вдоль гребня. Горный хребет Ком Ридж — большая моноклинальная складка, отлого поднимающаяся к востоку и круто падающая к западу под углом почти 90 градусов. От вершины прямо вниз идет отвесный склон футов в пятьсот, а пониже скалы тянется крутой делювиальный откос еще футов на триста или больше. Подобно многим другим каньонам, столовым горам и моноклиналям на юго-востоке штата Юта, Ком Ридж представляет собою серьезное препятствие для путешествий в направлении восток — запад. Или был им когда-то. Бог сотворил его для этого.
Пикап Смита выбрался на гладкую каменную полку футах в двадцати от вершины и остановился. Все с наслаждением вышли и подошли вплотную к обрыву. Солнце стояло высоко за облаками; воздух был тихим и теплым. Из трещин в скале росли цветы — мальвы (просвирник), вербесина, левкой, кардаминопсис, — и цветущие кустарники — шиповник, Apache plume, chamisa, и другие. Док был восхищен.
— Взгляни, — сказал он — Arabis pulchra. Fallugia paradoxa. Cowania mex-icana, клянусь Богом!
— Что это такое? — спросила Бонни, указывая на небольшие красноватые растения в тени пинии.
— Pedicularis centranthera.
— Ну, ладно, но что это такое?
— Что это такое? — Док помедлил. — Что это такое, не знает никто, но люди называют его… буквицей древесной.
— Не умничай!
— Известна еще как мытник. Ребенок подошел ко мне и спросил: «Что такое мытник?» А я сказал: «Быть может, это — платочек Господа Бога».
— Никто не любит умников.
— Я знаю, — согласился он.
Смит и Хейдьюк стояли на краю пятисотфутового отвесного обрыва, этой зияющей пропасти, манящей людей уснуть вечным сном. Но они смотрели не вниз — на смерть, а на юг — на жизнь, или, по крайней мере, на деятельную суматоху в жаре и пыли. Вой моторов, отдаленное фырканье и рычание дизелей.
— Новая дорога, — объяснил Смит.
— Угу, — Хейдьюк поднял свой полевой бинокль и стал изучать то, что происходило приблизительно в трех милях от них. — Крупная операция, — бормотал он. — Трактора, тягачи, компрессоры, лебедки, грузовики, скреперы, погрузчики, экскаваторы, бурильные установки, танкеры. Чертовски красиво расположились, мать их, прямо парад хреновый.
Подошли Док и Бонни с цветами в волосах. Далеко на юге, в пыли, солнечный свет вспыхивал на стеклах, на блестящей стали.
— Что там такое, внизу? — спросил Док.
— Это ж они новую дорогу строят, — сказал Смит.
— А чем же старая плоха?
— Старая дорога слишком стара, — пояснил Смит. — Она вьется вверх — вниз по холмам, в лощины и из лощин, вокруг вершин каньонов, она без покрытия, и вообще требуется слишком много времени, чтобы добраться по ней куда-нибудь. Эта новая дорога сэкономит людям десять минут езды от Блендинга до Нейчерал Бриджиз.
— Это дорога округа или штата? — спросил Док.
— Она строится для удобства некоторых компаний, работающих в этом округе, но принадлежать она будет не округу; это — дорога штата. В помощь этим несчастным беднякам с их урановыми шахтами, автобазами, флотилией на озере Пауэлл, вот она для кого. Им тоже кушать надо.
— Ясно, — сказал Док. — Дайте-ка мне взглянуть, Джордж.
Хейдьюк передал полевой бинокль доктору, и тот долго разглядывал картину внизу, попыхивая своей сигарой.
— Суета сует и всяческая суета, — сказал он. Он вернул бинокль Хейдьюку. — Что ж, сегодня вечером работаем.
— Я тоже, — сказала Бонни.
— Ты тоже.
Чей-то высокий птичий крик выплыл, как перышко, из-за серебристых облаков. Ястреб. Краснохвостый одинокий ястреб парил высоко над красными обрывами, над волнами триасского песчаника, с живой змеей, зажатой в когтях. Змея по временам извивалась, уносимая хищником далеко, в мир иной. Время обеда.
Они тоже слегка перекусили, после чего вернулись в пикап Смита и подъехали поближе мили на две, мимо скалы и через кустарник, на низких оборотах, с четырьмя ведущими колесами, к высокой точке, откуда можно было более отчетливо рассмотреть строительство. Смит припарковал пикап в тени самой большой сосны пинии, которая, однако, не была достаточно большой, чтобы хорошо его спрятать.
Сетка, думал Хейдьюк; нам нужна камуфляжная сетка. Он сделал пометку в своей записной книжке.
Теперь трое мужчин и девушка снова пробирались к вершине, к краю крутого обрыва. Хейдьюк по привычке двигался первым, он полз вперед на руках и коленях, а потом на животе — последние несколько ярдов к наблюдательному пункту. Были ли такие предосторожности необходимы? Вероятно, нет, так как это было только началом их игры; Враг ведь пока еще не знал о существовании Хейдьюка C°. Враг, фактически, все еще самовлюбленно воображал, что пользуется любовью всей американской публики без исключения.
