– Ой, Валентин Петрович!.. – воскликнула девица. – Это как наша гувернантка…
– Ах да, у вас же гувернантка.
– У нее очки, ну как неполное солнетьное затмение… уставится – и непонятно… и я все слова путаю! А она по-русски ни бум-бум.
– Что, абсолютно?
– Да! Мама специально такую через Москву заказала.
– Гм. Если вы не хотите, чтобы слишком заглядывали вам в душу, вы должны руки на коленях сплести. Вот так. – Он сцепил пальцы (так выглядел плетень детства на задах огорода… не от людей, а от чужих коз). – А если и вовсе агрессивная компания, можно туфли свести носками.
– Мне девотьки сказали, можно чётки… красные.
– Для отвлечения внимания – конечно. Любой нестандартный предмет… ваш браслет, например… Когда на улице, если не хотите, чтобы за вами шли, ни в коем случае не оглядывайтесь. Это как с собакой. Понимаете?
Девушка, вытаращив глазки, не дыша, слушала его. Видимо, она все же боязлива. Да и поживи в окружении охранников…
– Чтобы вас уважали или даже боялись, смело улыбайтесь. Улыбка, вот как у вашего папы, всегда помогает в любом разговоре, в любой ситуации. Если человек улыбается, плохие люди думают: значит, он не боится и даже, может быть, кого-то ждет, кто-то сейчас придет ему на помощь. Но… но ни в коем случае не поддавайтесь влиянию дурной компании. – Он вспомнил, как Татьяна жаловалась, что Ксения разбила в английской школе окно. – Если раз поддались, сделайте вид, что нарочно, посмотреть, как будут радоваться дураки…
– Понимаю… – прошептала школьница. – Конечно.
Старый учитель давал девице эти советы, прекрасно осознавая, что нечто подобное она читает каждый день в бульварных газетах, но одно дело – прочитать текст, неизвестно кому принадлежащий, и совсем другое – выслушать из уст авторитетного человека. Но, продлив наставительную беседу на добрых полчаса, Валентин Петрович говорил уже не столько для того, чтобы напитать Ксению дополнительной информацией, а для того, чтобы она вновь привыкла к его голосу и немного устала. А теперь пора перейти к попытке гипноза. Когда-то в молодости он пробовал – и с успехом, – отучая Алешу Иконникова от заикания.
– Сядьте прямее, пожалуйста, – мягко проговорил Углев. – Смотрите вот сюда… – Он поднял чайную ложечку, которая отсвечивала от закатного луча. Наверное, это поможет отвлечь внимание девицы от ее собственных ощущений и от случайных воздействий окружающего мира.
Между тем было слышно, как во дворах рычат псы, в небе тарахтит вертолет и где-то – скорее всего по радио – играет скрипичная музыка.
– Вы меня слушаете? Смотрите на этот блестящий предмет, эта ложечка не просто ложечка, а заговоренная, я окунал ее в особую смесь, сваренную из диких трав Алтая… – Валентин Петрович без тени улыбки бормотал всякую чушь, подобную той, которой делятся с эстрады приезжие целители и гипнотизеры. – Смотрите, пока этот острый кусочек света не расцветет, как ромашка… от него пойдут лучики…
Пошли? Вы видите?
– Д-да, – тихо ответила заинтригованная Ксения.
– Вы с сегодняшнего дня будете уверенно и красиво произносить слова, вам не придется стесняться своей речи, вы отныне станете говорить легко и красиво. Сейчас я буду произносить фразы, а вы будете повторять за мной… и у вас прекрасно получится… Вы меня слышите?
Слышите меня?
– Да…
– Вспомним стихи Никитина. Конечно, вы читали их когда-то. Теперь вспомним вместе. “Дремлет чуткий камыш… тишь, безлюдье вокруг…”
Повторите.
– “Дремлет чуткий камыш… тишь, безлюдье вокруг…” – зашелестела
Ксения, произнося слова вполне правильно.
– “Чуть приметна тропинка росистая… Куст заденешь плечом – на лицо тебе вдруг с листьев брызнет роса серебристая…”
– “Роса серебристая…” – вторила Ксения.
– “Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут…” – Углев специально читает стихи со многими “ш” и “с”… и девица чисто повторяет за ним.
Теперь можно взять прозу. Того же изумительного Бунина.
– “Как трепетно ждал я вечера! Вот оно, мерещилось мне, наконец-то!
Что наконец-то, что именно? Какая-то роковая и как будто уже давно вожделенная грань, через которую наконец и я должен переступить, жуткий порог какого-то греховного рая…” – “Или я напрасно читаю девице эти пугающие мысли юного Бунина? Впрочем, сейчас она занята произношением…” – “И мне уже казалось, что все это будет или, по крайней мере, начнется нынче же вечером. Я сходил к парикмахеру, который постриг меня “бобриком” и, надушив, взодрал этот бобрик сально и пряно вонявшей щеткой, я чуть не час мылся, наряжался и чистился дома и, когда шел в сад, чувствовал, как у меня леденеют руки и огнем пылают уши…”
– “…огнем пылают уши”, – закончила вслед за ним Ксения. Она пребывала как бы в полусне, но тараторила сейчас, как некогда мать, бегло и правильно. Углев специально ускорил ритм – получилось и в таком ритме. Гипноз есть гипноз.
– А сейчас мы с тобой вместе скажем вот какие слова. Отныне я буду говорить легко и четко, легко и правильно… любые слова, даже со всякими шипящими звуками… я буду говорить легко и правильно.
Ксения повторила за ним, а затем он хлопнул в ладони и рассмеялся.
– Что? – вздрогнув, словно проснулась гостья.
– Бабочка влетела в окно… и улетела… Как вы себя чувствуете? Вы немножко забылись, пока я чай ставил.
Нахмурив нежные белесые бровки, она смотрела на него.
– А мне приснилось…
– Что?
– Что я читала Бунина.
– И очень хорошо. Это лучший писатель России. Как только у вас выберется минута, читайте его. И читайте вслух. У вас получится это легко и красиво.
– А в магазинах его продают?
– Конечно.
– Я маму попрошу. Спасибо. Я пойду. Что-то голова немного кружится.
– И девица медленно побрела по лестнице с деревянного этажа на землю.
Не успел порадоваться Углев своему эксперименту, выкурить медленно и сладко сигарету, как в комнату вбежала Татьяна. На этот раз она была не с подносом и дарами для учителя, да и вид ее никак не располагал к душевным беседам – глаза сверкают, ушки пламенные.
– Вы что тут делали с моей дочкой?!
– Я?! – Валентин Петрович недоуменно воззрился на Татьяну. Встал. -
Здравствуйте. Занимался.
– Чем занимались?
– Языком, – отвечал Углев. – А в чем дело?
– Вы над ней сеанс гипноза учинили?
– Почему вы так думаете?
– А мы не думаем, знаем! – резко отвечала Татьяна, глядя на учителя совершенно иначе, нежели обычно. – Да! Да! Каждый раз, когда она уходит куда-нибудь, мы кладем ей в карман диктофон. Включенный! И на него все записывается!
– Ну и что? Мы читали Бунина.
– А если это было лишь звуковым фоном?
Углев, от раздражения медленно темнея лицом, все же улыбнулся:
– Ганина! Не стыдно вам?! Я ищу способ…
– Способ?!. Ха-ха… – Молодая женщина была неузнаваема.
– Ищу способ воздействия, чтобы убрать ее пришепетывание, невнятицу речи.
– Нет у нее никакой невнятицы! Она замечательно говорит!
– Ну, если вы мне не доверяете… приладьте ей на плечо или еще куда видеокамеру.
– Мне не до шуток! – воскликнула Татьяна. Cегодня Углеву ее симпатичное округлое лицо показалось квадратным. И к тому же от нее удушающе-сладко пахло дезодорантом.
Валентин Петрович машинально сложил на столе двумя высокими стопками книги (Бунин, Лермонтов, Лотман, Некрасов, Даль) и поднял на гостью уже спокойные глаза, спокойные, но от гнева слепые.
– Можете сводить вашу дочь в больницу или в милицию… убедитесь, что я к ней не прикасался. И на этом все, увольте. Я у вас не брал за весенние занятия денег, возьмите их себе. С вами я больше не работаю! До свидания.
– С удовольствием! – глупо и язвительно кивала Татьяна. – А гипнотизировать не позволим… читали мы… как юных девушек всякие гуру…
Вдруг в дверях появился еще один из семейства Ченцовых – сам Игорь.
Он был на этот раз трезв и спокоен, в белом пиджаке и белых брюках, прямо как будто с белой яхты на берег сошел.
– О чем базар? Пусть учит как угодно…
– Как это так?!
– Иди отсюда.
– Что?!
– Иди, говорю! Главное, чтобы получилось, чтобы соответствовала, так сказать, стандартам, верно, Валентин Петрович?
Углев молчал. С Ксенией он больше заниматься не будет.
– Со мной она и так не пропадет, – зло ответила мужу Татьяна.
– Вы извините ее, Валентин Петрович, – продолжал Игорь. – Ну иди, иди домой… с этими игрушками ребенка проверяет. А Ксенька глупая. Я бы на эту пленку черт что записал… вопли всякие, а потом бы устроил дома хохму… Иди, говорю! Мне нужно, чтобы она получилась вровень с лучшими учениками Валентина Петровича. Ведь вы можете!
– Да что он может?.. – воскликнула Татьяна. И, пометавшись взглядом по комнате, вдруг расширила глаза. Сейчас будет врать, Углев помнил эту ее привычку.
– А вы знаете, что супруга ваша гуляет с директором библиотеки?
