— Да это не важно. Важно то, в каком костюме у него были билеты.
— Вот именно. Сначала они были в коричневом, теперь в сером. Так где же на самом деле?
— Я, наверно, перепутал. Но соль в том, что билеты всегда в другом костюме, понятно?
— Нет, вы же говорили о черном и коричневом костюмах, а тут вдруг добавился серый.
— У него было два костюма. Коричневый и черный.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Я заметил, что, по-видимому, у мужа был и серый костюм, а жена перепутала и вместо коричневого костюма говорила о сером. Он утверждал, что это исключено, потому что иначе пропадает соль.
— Какая еще соль? — удивился я.
Улучив момент, пока он на меня изумленно пялился, я сказал, что повторю весь анекдот, потому что он каждый раз рассказывает его по-разному. Если верить его сведениям, у этого человека было как будто три костюма. Черный, коричневый, серый. Если в театр он пошел в черном, то билеты мог забыть либо в сером, либо в коричневом.
Он попросил меня забыть анекдот. Он расскажет мне другой.
— Ладно, — согласился я холодно.
— Директор спрашивает у секретарши, почему она опаздывает, может, у нее нет будильника? Секретарша отвечает, что есть. Тогда почему она не встает? Потому, что будильник звонит тогда, когда она спит.
Он захихикал. Но минуту спустя обнаружил, что смеется один.
— Вы уверены, что правильно его запомнили? Мне он совсем не кажется смешным, — засомневался я.
— Почему?
— Мой будильник всегда звонит тогда, когда я сплю. Это нормально.
Он уставился на меня с открытым ртом. Потом опомнился и стал объяснять:
— Секретарша-то так и не встала.
— И что? Я тоже часто не встаю, хотя будильник звонит.
— Это же смешно.
Я спросил, а как реагирует он, когда звонит будильник. Как секретарша? Как я? Встает всегда, когда звонит будильник? Его бросило в пот.
Но я был неумолим, так как помнил обо всех людях, к которым он раньше приставал. Я задавал и задавал вопросы. Он забыл, в чем соль? Он уверен в содержании? Он ничего не перепутал?
Он стал отступать. Твердил, что спешит. Что у него еще кое-какие дела. Я знал, что это неправда. И поскольку думал обо всех его жертвах, предложил проводить его до трамвая.
— Что же дальше было с секретаршей? — спросил я по дороге.
— Забудьте об этом, — попросил он.
— Но мне любопытно. Слушайте, а вы уверены, что директор отреагировал именно так?
Он снова попросил меня забыть про анекдот и прибавил шаг.
Я пояснил ему, что, если директор выгнал секретаршу только за то, что та не слышала будильник, она вправе подать на него в суд.
Кстати, и будильник мог быть неисправен. В этом случае можно привлечь к суду и производителя. Правда, придется обратиться к эксперту.
Он закурил сигарету не тем концом и снова попросил меня забыть об анекдоте.
— Легко сказать. А если у меня не идет это из головы? — возразил я.
Мы уже почти бежали.
— Послушайте, а что за человек этот директор? — спросил я его на остановке трамвая. — Будь я на месте секретарши…
Когда подошел трамвай, он ринулся в вагон. Ему было явно все равно, куда ехать.
— А директор, случайно, не надевал в театр коричневый костюм? — успел я крикнуть ему, прежде чем закрылись двери.
С тех пор он меня избегает.
Увидев меня, он поступает так, как раньше поступал я. Быстро сворачивает на другую улицу или скрывается в ближайшем проходе. Я слышал, что он предупреждает людей, чтобы те не пытались рассказывать мне анекдоты. У меня, мол, нет ни малейшего чувства юмора.
Если подумать, то придется признать, что это истинная правда.
С тех пор как прогресс дал нам возможность дозваниваться тем, кого нет на месте, большую часть времени я трачу, слушая музыку. Стоит позвонить в банк, женский голос сообщит, что линия, к сожалению, занята. Сразу после этого начинается концерт. В программе отдела инвестиций Брамс в исполнении Берлинской филармонии. Когда я хочу проверить состояние нашего счета, мне предлагают фугу Баха. Если я заскучаю по свингу, звоню в отдел кредитных карт. Там весь год гастролирует Синатра. Страхового агента подменяет Артур Рубинштейн. Он превосходно играет Шопена. Наш врач отдает должное Бетховену. Он предлагает «Лунную сонату» или «Патетическую». Перед отъездом в отпуск он выражает свое удовлетворение тем, что заводит пациентам «Оду к радости». Коллега, которая его замещает, предпочитает Концерт для кларнета Моцарта. Массажист передавал «Свадебный марш» Мендельсона из «Сна в летнюю ночь». Но с тех пор как развелся, перешел на «Реквием». Стоматолог, держа в уме мосты, ставит мелодию из фильма «Мост через реку Квай». Он устраивает концерты и в приемной. Ожидая своей очереди, пациенты прослушивают Шопена.
Самый креативный — консультант по налогам: у него программы меняются. Любой клиент найдет что-то для себя, как обладатель абонемента. В прошлом месяце по одному номеру он транслировал «Хабанеру» Бизе, по другому — «Итальянское каприччио». Когда я позвонил ему, чтобы напомнить, что он до сих пор не подготовил нашу налоговую декларацию, он убаюкивал меня «Колыбельной» Брамса.
Кто не уважает музыкальные чувства клиентов, так это справочная служба АТС. По их номеру весь год жутко жужжит «Шмель» Римского-Корсакова.
Не все ладно в последнее время в химчистке. Вступает у них Гендель, а потом вдруг его сменяет Оффенбах. Сейчас линию занимает заигранный «Орфей», который шелестит, как из потустороннего мира.
Аптекарь передавал Армстронга. Но с некоторых пор по его номеру днем и ночью гремит энергичный «Марш Радецкого» Штрауса. Булочник (который хрипит цены на свою продукцию в сопровождении «Битлз») рассказал мне, что у аптекаря сбежала жена, забрав с собой трубача.
У кого отсутствует музыкальный вкус, так это у налоговой инспекции. Отдел уведомлений транслирует песню «Мани, мани». Инспектор по контролю считает, видимо, остроумным ставить песню «Если б я был богат». Вкус ветеринара тоже действует мне на нервы. Он принципиально пускает песню «Джингл беллз», которую налаял ну очень народный комик. И в автосервис невозможно дозвониться. Вместо этого можно послушать Майкла Джексона или Тину Тернер.
Бывают минуты, когда нелегко сосредоточиться на концерте. Вчера к нам зашел консьерж. Он обнаружил, что в подвале лопнули трубы. Поскольку его телефон был неисправен (в отделе ремонта целый день поют песню «Йестердей»), он попросил разрешения позвонить пожарникам от нас.
Но толку от этого не было.
Пожарные передавали фортепьянный концерт Грига.
Партию фортепьяно исполнял Горовиц.
Тут недавно позвонил мой старый знакомый Нивлт и огорошил меня тем, что устраивается на телевидение. Он якобы предложил им весьма любопытный проект.
Я поинтересовался какой.
— Помощи телезрителям, — объявил Нивлт и перешел к деталям.
Он разъяснил мне, что доисторические времена, когда комики пытались рассмешить нас в немых фильмах, давно миновали. Сегодня телевидение показывает сериалы со смехом, который записан заранее, так что зрителю не приходится пребывать в неведении, когда и над чем можно и нужно смеяться. Несмотря на это, телеразвлечения имеют один серьезный недостаток.
— Какой же? — спросил я.
— Мы получаем сигнал, когда надо смеяться, а в смысле грусти мы до сих пор предоставлены собственным непроизвольным чувствам, — заявил Нивлт.
Поскольку я не понял, что он имеет в виду, он уточнил, что в своем оригинальном проекте занимается телевизионным расстройством.
— Расстройством? — переспросил я недоуменно.
— Им, — подтвердил Нивлт.
И пояснил, что благодаря закадровому телесмеху мы знаем, когда смеяться, а по части расстройства телевизор оставляет нас во мраке неизвестности. Мы привыкли к телевизионному смеху, и неудивительно, что расстройство доставляет многим людям затруднение.
Нивлт, однако, установил, что не существует внятного объяснения, почему расстройство в отличие от смеха оставлено без надзора и почему в определенных местах зритель бывает дезориентирован лишь потому, что не слышит всхлипы или плач с экрана.
— Надо понимать, что ты имеешь в виду закадровый плач? — испугался я.
— Вот именно, — подтвердил Нивлт.
На мое возражение, что это дешевый прием, последовал ответ, что я-де так и не прочувствовал проект. Подошел к нему однобоко. И нуждаюсь в детальном разъяснении.
Расстройство будет иметь целую шкалу форм. Над этим он и работает. Порой будет достаточно вздоха, иногда понадобится всхлип. Расстройство будет таким, как того требует обстановка. Лишь в сугубо печальных и откровенно трагических сценах с экрана донесется плач.
