У меня куча фотографий с тобой и с нами вместе. Одна мне нравится. У меня на ней длинные волосы и весьма нахальная физиономия, рядом с тобой я как серый волк рядом с хрупкой взволнованной доверчивой принцессой. И ведь вот что удивительно: я не крал свою принцессу! Она сама пришла ко мне под крылышко.
Тогда она еще не знала, что вместе мы проведем целую жизнь.
Сначала я сравнивал внезапную смерть Сильви с цунами. Теперь мне стыдно за это сравнение, особенно перед японцами. Мое цунами оставили вдовцом только одного человека, а вот японские – даже представить сложно.
Не думаю, что горе одних делает счастливыми других. Но создается впечатление, что у несчастных людей больше общего, есть о чем поговорить. И счастливые для них – незнакомцы.
Всякий раз при виде какой-нибудь твоей вещицы я расстраиваюсь. Особенно меня вгоняет в тоску твоя сумочка. Раньше, когда я возвращался домой и видел ее, уснувшую на стуле в прихожей, это было как бальзам на сердце.
Теперь твоя сумочка здесь, а тебя нет.
Гарсия Маркес написал: «Людям, которых любят, следовало бы умирать вместе со всеми их вещами».
Я забыл поблагодарить тебя за то, что ты сделала для моих детей. Матье и Тома часто приезжали по выходным из медико-педагогического центра, и мы забирали их домой в Уазу.
Тебе тогда было двадцать пять, ты никогда раньше не общалась с больными детьми, но делала это великолепно – деликатно, умно, с улыбкой.
Тома называл тебе Виви, то есть «живая» на латыни. Ты научила его застегивать молнию, но никогда не хвасталась своим достижением.
Общаться с больными детьми вдвойне сложно, если дети не твои.
Тебе повезло – ты не знала ревности. Ты даже помогла моей бывшей жене – нашла для нее и Мари квартиру. А потом пригласила ее с нами в отпуск в Португалию. И нашла ей жениха – господина Сама Любезность.
Не думаю, что они тебя поблагодарили. Наказывая тебя за успех моей книги «Куда мы, папа?», они перестали поддерживать с тобой отношения и даже цветы на похороны не принесли.
Хороши друзья. Два сапога пара.
Довольствуются малым, я имею в виду – друг другом.
Помню, как ты впервые приехала в Аррас – знакомиться с моей мамой. Она была от тебя в восторге. А сначала нервничала, считала меня безумцем, способным влюбиться в кого угодно. Ты успокоила ее. Она поняла, что сын в хороших руках и теперь для него начнется новая жизнь.
Я непременно хотел показать тебе свой кабриолет. Он стоял в гараже, его реставрировали, и он весь был чем-то перемазан. Когда машину перекрасили в белый, мы отправились на ней в деревушку д’Артуа и в Мон-Сент-Элуа. Я захватил с собой магнитофон и кассету Шарля Трене. Мы без конца слушали песню: «Когда ваше сердце стучит, весь мир вместе с ним, весь мир вместе с ним громыхает. Это любовь – бум-бум-бабах».
Тогда я и представить себе не мог, что спустя сорок лет твое сердце устроит нам такой бабах.
Вместе мы побывали в сотне домов. Самые красивые из них мне запомнились. Агент по недвижимости раздвигал пальцами паутину, и мы пересекали порог, каждый раз предчувствуя: это дом нашей мечты. Сначала мы смотрели простенькие дома, потом дело дошло до настоящих особняков. А недавно мы мечтали о монастыре с галереями. Ты хотела большой сад, а я жаждал достаточного пространства, чтобы избавиться от головокружения и расправить свои несуществующие крылья. Я хотел произнести свои последние слова в большой комнате, где мой голос будет резонировать. Мне казалось, меня ждет неминуемая скорая смерть. Но ты победила.
Ты победила, умерла первой. Теперь ты знаешь, где кончается наш путь. Когда я доставал тебя своими бреднями о смерти, ты отвечала: «Не говори глупостей, ты еще всех нас похоронишь». Надеюсь, ты ошиблась, ведь радоваться тут нечему. Оставаться труднее, чем уходить. Но не жалейте меня. Может, я здесь ненадолго.
Один из моих друзей, который теперь тоже знает, где кончается наш путь, однажды страшно меня рассмешил, сказав: «Тебе следовало умереть еще десять лет назад, тогда бы о тебе остались хорошие воспоминания». Я так смеялся, что чуть с велосипеда не упал. Возможно, мой друг был прав.
Вчера я проходил мимо больницы Сальпетриер, где ты лежала в реанимации. Невыносимое воспоминание. Я хотел уничтожить эту больницу, но никто мне не помог. Я был неправ, надо думать других людях, о тех, кого в Сальпетриер спасут. Хорошо, что у меня есть книга, которую я могу наполнить нежными ласковыми словами. Я реанимировал счастливые воспоминания о нас. Их много. Мы с тобой отлично повеселились.
Мы с Мари работаем в саду. Я подрезаю розы, а вечером проливаю на них слезы. Помню, ты любила поливать цветы, говорила – тебе нравится делать цветам что-то хорошее. Теперь я ухаживаю за ними вместо тебя. Я стараюсь, не забываю про твой сад, знаю, что ты отлично видишь издалека.
Дом я тоже держу в порядке. Мануэла работает. Я в ответственности за все. Раньше я ни во что не вмешивался, ты была главной, но теперь жизнь очень изменилась. Я пока не степфордская жена, но хлопоты по дому начинают доставлять мне удовольствие. Я не могу навести порядок в своей голове, так что отрываюсь снаружи. В ящике с овощами я обнаружил огромные луковицы. Ты их купила, чтобы слезу из меня выдавить?
Скоро выйдет твоя книга «Пенсионеры на грани срыва», и мне пришлют экземпляр. Звонили из Бельгии. Хотят, чтобы я приехал на презентацию в Брюссель. Думаю, я могу это сделать для тебя.
Тебе до сих пор приходит почта. Сегодня из благодарности за твою верность «Кортал Консорс» дает тебе минус 5 % на любой вклад с первого апреля по тридцать первое мая. Тебе нужно только связаться со своим консультантом и его командой.
С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.
С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.
С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше.
С каждым днем, что бы ни происходило, я чувствую себя все лучше и лучше…
Не люблю серые воскресные утра.
Раньше мы с тобой ходили на «блошиный рынок». Я следовал за тобой по пятам как хвостик, а ты разглядывала горы вышитых простыней, разбирала цветные тряпки в поисках чуда.
Теперь чудеса у меня повсюду. Я сплю на чудесах.
У тебя была мания – покупать все красивое. Мне приходилось с этим бороться. Как-то раз я предложил тебе вовсе отказать от барахолок, не зря же люди отказываются от казино, соблазн слишком велик.
Сейчас я не жалуюсь. Благодаря тебе я живу в окружении красивых вещей. Это делает меня менее несчастным.
Франсуа носит тебе цветы на Пер-Лашез. Вчера видела у тебя белые камелии. Наверное, это Франсина и Жан принесли. Я никогда не хожу на кладбище, не осмеливаюсь. И честно говоря, не думаю, что ты – там.
Недавно тебе прислали цветочный каталог, и я позволил себе туда заглянуть. Предлагаются «самоочищающиеся цветы, которые не теряют яркости даже в экстремальных ситуациях.
Трех высоких цветков с широкими листьями достаточно, чтобы украсить один квадратный метр». Выглядит жутко. «Пурпурная ива и цветок французский канкан в шуршащей розовой юбочке с желтой каймой». Красота.
Представляешь, какое шоу ты пропустила!
Ночь мне приснился кошмар. Ты уходила от меня к другому. Видел я этого другого, ничего особенного, не Джереми Айронс, но, может, человек хороший. Я был страшно несчастен. А теперь не решаюсь задать себе вопрос: что стало бы со мной, если бы ты действительно бросила меня ради другого?
Я нашел одну твою фотографию, которую хочу поместить на «спинку» твоей книги. Знаю, ты себе на этой фотографии не нравилась, но мне очень нравишься. Ты выглядишь немного грустной. Впрочем, это нормально. Женщине, которая замужем за мной, не до смеха.
Отправлю фотографию нашим друзьям. Они будут рады – давно тебя не видели. А мне фотография не нужна, у меня слишком хорошая память.
Тебе перевело кучу денег Общество Актеров и Композиторов. Целых 5800 евро! Представляю, как бы ты радовалась. Вечером ты пригласила бы меня в ресторан – отметить событие.
Когда ты зарабатывала деньги, всегда спешила сделать кому-нибудь подарок. Не знаю, что я буду делать с деньгами, они мне не нужны. Ты заработала их своим талантом и трудом. Недавно показывали твой документальный фильм «Ребенок и оркестр» – отличный фильм о детях из бедных семей, которые увлекаются классической музыкой и учатся играть на разных инструментах. Родители выбивались из сил, чтобы купить детям дорогой инструмент.
Ты была бы рада. Твои фильмы давно не показывали по телевизору, и ты расстраивалась, но никогда не завидовала мне, хотя мои фильмы продолжали смотреть, поклонники часто звонили мне и писали письма.
Ты гордилась моими успехами. Будь все иначе, я не уверен, что вел бы себя столь же достойно.
А ты вот написала книгу, собиралась написать вторую, находила способы чувствовать себя уверенной. Думаю, ты умерла счастливой. Это хоть и малое, но утешение для меня.
