— Это риелторша, — сказал Эл, усаживаясь за стол. — Со стариком сегодня случилось несчастье, — сказал он. — Упал. Его отвезли домой.
— Досадно, — безразличным тоном сказала Джули: в ее голосе не было ни удивления, ни сожаления, ни озабоченности.
— Тебе что, все равно? — сказал он.
— Не понимаю, почему это должно меня заботить, — сказала она.
— Я, пожалуй, поеду обратно, — сказал он. — К нему домой.
— Не забывай об ужине, — сказала она.
— Ты имеешь в виду, что мне лучше не ездить? Что лучше остаться?
— Я не собираюсь готовить его тебе, если ты туда поедешь. С какой стати? — сказала Джули.
На это у него не было ответа. Он вертел в руках бутылку шерри.
— Ты будешь звонить этой риелторше? — спросила она. — Этой миссис Лейн?
— Нет, — сказал он. — Она меня достала.
— Говорила она очень любезно. И голос приятный.
— Если позвонит снова, скажи, что меня нет, — сказал он.
Пока жена готовила ужин, он сидел за столом, попивая шерри. Вскоре начал снова обдумывать свой замысел насчет шантажа этого крупного бизнесмена, Криса Хармана. Он уже решил, что лучше всего было бы действовать совершенно прямо, позвонить Харману, по домашнему номеру или по рабочему, неважно, и, когда он ответит, просто сказать: «Слушайте, я знаю, что вы выпускали непристойные пластинки, а это противозаконно. Уплатите мне столько–то, или я пойду в полицию и заявлю об этом». Как он ни пытался, придумать что–нибудь совершеннее ему не удавалось.
Может, мне следует заняться этим прямо сейчас, подумал он. Пока у меня есть настроение. Так что он поставил стакан и прошел в гостиную, где стоял телефон. Усевшись рядом с ним, он стал перелистывать справочник, пока не дошел до буквы «Х». И наконец отыскал телефон Кристиана Хармана, который жил в Пьемонте. Адрес вроде был верен, И он снял трубку и начал набирать номер.
Но, набрав только префикс, он передумал; положил трубку и снова стал размышлять. Вероятно, для этого существуют хорошо известные способы получше, с которыми знакомы те, кому уже приходилось заниматься такими делами. Кто бы это мог быть? Кто–нибудь вроде Тути Дулитла, возможно. Он успел провернуть немало разных хитроумных штуковин.
— Кому ты звонишь? — спросила Джули из кухни. — Той женщине?
— Нет, — сказал он.
Поднявшись, он подошел к двери и закрыл ее, чтобы жена ничего не слышала. Тем временем ему, ко всему прочему, пришло в голову, что Харман мог узнать его голос.
Когда он набрал номер Тути, ответил женский голос.
— Тути, пожалуйста, — сказал он.
— Еще не пришел, — ответили ему. — Кто это?
Он назвался и попросил, чтобы Тути ему перезвонил.
— Он только что вошел, — сказала женщина. — Как раз в дверях. Минуточку, пожалуйста.
Телефон ударил его по барабанной перепонке; последовали шуршания и приглушенные слова, затем заговорил Тути:
— Привет, Эл.
— Слушай, — сказал Эл, — у меня тут одно дельце, с которым мне самому не управиться, а ты можешь помочь. Займет всего секунду. Надо позвонить.
Они не в первый раз обменивались услугами такого рода.
— Кому? — спросил Тути.
— Я просто дам тебе его номер, — сказал Эл. — Спросишь Криса. Когда подойдет, скажешь, что тебе все известно о пластинке «Маленькая Ева».
— Идет, — сказал Тути. — Скажу ему, что знаю о пластинке «Маленькая Ева». А он что?
— Должно быть, огорчится, — сказал Эл.
— Огорчится.
— Потом ты скажешь: «Но я могу забыть, что знаю о пластинке «Маленькая Ева», или что–нибудь в таком роде. Что–нибудь такое, из чего бы он заключил, что ты хочешь договориться с ним о сделке.
— Я забуду о пластинке «Маленькая Ева», — повторил Тути.
— И после этого клади трубку. Только скажи, что позвонишь позже. Потом клади. Не виси на телефоне.
— Я позвоню из будки, — сказал Тути. — Всегда так делаю в этих случаях.
— Прекрасно, — сказал он.
— Из той, что у входа в винный, — сказал Тути.
— Прекрасно.
— Потом перезвоню тебе и скажу, что он сказал.
— Прекрасно, — сказал Эл.
— А его номер? Ты вроде собирался мне его дать.
Он продиктовал Тути телефонный номер Хармана. Положив трубку, откинулся и стал ждать.
Через полчаса телефон зазвонил, и, сняв трубку, он снова услышал голос Тути.
— Звоню ему, — сказал Тути, — и говорю: «Слышь, мужик, я знаю про эту «Маленькую Еву“. Что думаешь делать?» Правильно?
— Отлично, — сказал Эл.
— Он говорит: «Что–что?» Я говорю снова, что говорил.
— Он занервничал?
— Не, ничуть, — сказал Тути.
— А что?
— Да ничего. Спросил, сколько мне надо.
— Как? — изумился Эл.
— Он говорит: «Сколько тебе штук «Маленькой Евы“?» Хочет продать мне сколько–то пластинок «Маленькая Ева», он звукозаписью занимается. Я записал название его фирмы. — Пауза. — Называется «Пластинки Тича».
— О боже, — сказал Эл. — Он принял тебя за торговца пластинками, решил, что ты хочешь сделать заказ.
— Он говорит, что продает их только в коробках, — сказал Тути, — по двадцать пять штук со скидкой в сорок процентов. И еще говорит: «Сколько надо проспектов? Они идут бесплатно».
— А ты что сказал?
— Говорю, перезвоню позже, и вешаю трубку. Правильно?
— Правильно, — сказал Эл. — Большое спасибо.
— Слышь, — сказал Тути, — а что, эта «Маленькая Ева» касается цветных и всех ихних проблем?
— Нет, — сказал Эл. — Это же песня. Пластинка.
— Моя жена говорит, — сказал Тути, — что «Маленькая Ева» — это цветная малышка.
Он еще раз поблагодарил Тути и повесил трубку.
Что ж, это дельце совершенно не выгорело.
Из кухни появилась Джули.
— Ужин не ждет, — сказала она.
— Хорошо, — сказал Эл, погруженный в свои мысли.
Проходя на кухню и придвигая к столу свой стул, он думал: этот парень явно не очень–то нервничает из–за своих грязных пластинок. И они вовсе не призрак из его прошлого; он по–прежнему может поставлять их в коробках на двадцать пять штук.
За едой он обмолвился жене, что Лидия Фергессон выставила его из дома. Лицо Джули тут же заполыхало.
— Черт бы ее побрал, — сказала она в бешенстве. — Вот, значит, как? Будь я там, я бы заставила ее заткнуться. Непременно заставила бы. — Она уставилась на него, так глубоко захваченная своими переживаниями, что уже не могла говорить.
— Может быть, он, когда умрет, оставит мне что–нибудь, — сказал Эл. — Может, он вообще все завещает мне. Детей–то у него нет.
— Меня это не заботит! — крикнула Джули. — Меня заботит их обращение с тобой. Сначала он тайком от тебя затеял эту продажу, хотя прекрасно знает, что без этой стоянки ты лишаешься куска хлеба, а потом они еще и вытирают об тебя ноги. Боже, как жаль, что меня там не было! И эта стерва еще заставила тебя везти ее домой. Как будто ты ей шофер!
— Это была моя идея, — сказал он. — Отвезти ее домой, чтобы самому посмотреть, как он там и что с ним такое.
— Он для тебя — ничто! Он в прошлом, куда нет возврата, — сказала она. — Не думай больше об этом старике; забудь, что когда–то видел его и знал, — думай о будущем. И никогда к ним больше не ходи. Лично я туда ни ногой, хватит с меня их покровительства.
— Честно говоря, — сказал Эл, — я решил сегодня же съездить туда снова.
— Это еще зачем? — выпалила она, дрожа от негодования.
— Мне не нравится, когда меня вот так вышвыривают. Думаю, я должен туда вернуться. Из чувства собственного достоинства и гордости.
— Вернуться и сделать что? Да она тебя просто оскорбит; ты ни с кем из них не можешь за себя постоять; ты слишком слаб, чтобы иметь с ними дело. Нет, не слаб. Но… — Джули повела рукой, совсем забыв о еде. — Не способен смотреть в лицо грубой действительности.
— Теперь я просто обязан вернуться, — сказал Эл. — После того, что ты сказала.
По крайней мере, так это ему представлялось. Другого достойного пути не существовало. Даже моя жена, думал он, смотрит на меня свысока.
— Тогда лучше прими какую–нибудь из этих своих таблеток, — сказала Джули. — Прими дексимил, он у тебя есть. Когда ты их принимаешь, у тебя вроде как больше задора.
— А что, хорошая идея, — сказал Эл. — Приму.
— Ты это серьезно? — спросила Джули. — Хочешь напрягать мозги на износ ради этих людишек, даже без какой–либо выгоды?
— Поеду и спрошу у него, что такое он делал в округе Марин посреди рабочего дня, — сказал Эл. — Очень мне это любопытно.
Но на самом деле он жаждал ответить на враждебный выпад Лидии Фергессон; он чувствовал, что должен постоять за себя. Жена заставила его прийти к такому заключению — или же, по крайней мере, ускорила процесс. Через день–другой, решил он, я бы и сам к этому пришел.
