Ознакомительная версия.
Оставалась только вероятность, что танк кого-нибудь задавит, но на этот случай Миша всех заинструктировал аж до столбняка.
Подволакивая ногу, подошел Пиротехник.
— Я тут подумал… Интересно, в городе есть резиновый клей?
Миша поглядел на его кроссовки.
— Нет-нет, сейчас объясню. Я тебе заранее хочу сказать, чтобы ты не дергался. У нас по сценарию намечаются горящие стены, если их намазать резиновым клеем, очень хорошо получится. Мы в клей подмешаем кое-какой ерунды — красотища будет.
— Сколько надо?
— Килограммов сорок хотя бы.
Миша подавил желание схватиться за сердце.
— Ты смерти моей хочешь?
— Не хочу, поэтому заранее говорю.
— Это всегда так делается, в смысле — с клеем?
— Ну, в общем, да.
— Раньше нельзя было вспомнить? В Москве еще?
Пиротехник выразительно почесал щетину на подбородке. Он, может, и вспомнил про клей загодя, но думал, что тут — цивилизация и все легко достать на месте. Мы из Москвы чего только не привезли, даже четыреста метров звукового кабеля с золотой нитью и художника по гриму — большого эстета и образец гламурного стиля. Действительно, станем мы тащить за тридевять земель какой-то пошлый клей?
А здесь под кроватями в частных домах гранаты лежат и на военном складе — много ржавых детонаторов. Тут пистолет достать — минута, танк (дырявый) — неделя с учетом проплаты, но как доходит до простых человеческих вещей — запаришься искать.
Миша тихо застонал.
— В послевоенном городе… сорок килограммов… резинового клея…
— Мне показалось, с твоими связями в КГБ это не проблема, — скромно заметил Пиротехник.
Миша уставился на него выпученными глазами — и совершенно не понял юмора.
— Пойди взорви что-нибудь, — попросил он.
Пиротехник ушел. Зато приехал Т-72 с грузинским флагом на крыше. Миша глядел на танк — и в упор не видел. В голове был сплошной резиновый клей.
Режиссер дал команду, перед камерой выскочил помреж, одетый весьма своеобразно: шорты, тапочки, панамка и закатанная вверх до подмышек футболка. Торчащее вперед пузцо было ровного красного цвета — вся группа успела загореть, тут как ни прячься от солнца, оно тебя достанет.
Помреж выкрикнул номер сцены, звонко щелкнул хлопушкой и убежал. Танк взревел и покатился вперед. Миша думал о резиновом клее.
Раздались выстрелы, пошел дым, танк крутился перед домом, доламывая асфальт — только клочья летели. Рухнул наземь раненый. Танк подбили. Стоп! Снято! Миша догадался, как искать резиновый клей, и очнулся.
Перед ним стоял незнакомый дядька в трениках и майке, весь какой-то помятый, явно местный и явно с похмелья.
— Вы бы хоть предупредили, — буркнул он с укоризной.
— А что такое?
— Да я с бодуна проснулся, слышу, танк ревет. Морду в окошко высунул, смотрю, танк грузинский. Е-мое… Ну, я граник[8] из-под кровати вытащил… Потом задумался — что-то пехоты не видать… Подальше морду сунул — а там вы прыгаете…
Вот тебе и резиновый клей, сказал себе Миша.
На волосок прошло. Считай, над ухом просвистело.
Танк дымил, пахло гарью. Дядька что-то говорил, уже с улыбкой, а Миша смотрел на него и думал: вот он, настоящий запах Цхинвала через девять месяцев после войны.
Принюхайтесь.
* * *
Клея в Цхинвале было ровно две баночки — у сапожника на городском рынке. Зато сапожник объяснил, куда ехать на поиски — во Владик — и где там кого спросить. У Миши сегодня планировалось еще две встречи, да и клей все-таки не тротил, поэтому судьбоносной миссией осчастливили молодого администратора. Тот пообещал не подвести и скрылся в направлении Владикавказа.
Миша ехал по городу, рассеянно глядел в окно и думал, как незаметно пронеслось время — осталась неделя, и домой. Правда, на носу самые ответственные сцены, их еще надо отснять без жертв и разрушений, зато последние дни в Цхинвале пролетят вообще со свистом.
Ни о чем он не успел толком поразмыслить из-за всей этой беготни. А ведь у Лены к нему какие-то серьезные вопросы накопились, да и у него к себе — куча… Предложить ей, что ли, руку и сердце? Пора уже, два года живем вместе. А ты этого хочешь, приятель? Да, хочу. Боязно, конечно, — в первый раз все-таки, — но можно…
— Стоп! — даже не крикнул, а гавкнул он. Алан влепил по тормозам.
Миша высунулся в окно едва ли не по пояс. Нет, это была не галлюцинация. Два экскаватора разносили вдребезги «еврейский квартал».
Лучше бы я за клеем уехал, подумал он.
Лучше бы я в клей упал.
Развалины «еврейского квартала» они с ресёрчером осмотрели еще в самом начале, потом ездили туда с режиссером. Знали, что какая-то московская фирма должна тут проводить расчистку, выравнивание, снос и так далее… Видели эти экскаваторы, стоявшие поодаль с видом понурым и заброшенным. Поняли, что стоять им до второго пришествия, и отснять квартал — успеется.
«Успеется» было назначено на завтра.
Миша ворвался в кабинет мэра с воплем:
— Роберт, останови эту херню, ты что творишь?!
— Какую херню?.. — удивился мэр.
— Ты ломаешь нам точку съемки, ты чего?!
— …у меня тут много разной херни, всей не упомнишь, — закончил реплику мэр. — Какую точку съемки ломаю, ты о чем вообще?
— «Еврейский квартал» сносят! А мы его завтра должны… Ты же знаешь наш график!
— А-а… — протянул мэр. — А это не я.
— Кто?! — Миша так и сел.
— Это не мое, это Москва развлекается.
Что делать-то? — думал Миша. Ехать на место, просить экскаваторщиков остановиться, искать их начальника, предлагать взятку, чтобы притормозил на сутки?..
— У них внезапно проверка Счетной палаты, они должны показать, что деньги отработаны, — объяснил мэр.
Все, это конец, понял Миша. Раз такая беда, они не остановятся, пока не сровняют квартал с землей. Местные не помогут: здесь помимо улицы Московской есть уже улица Лужкова, и никто ради нашей докудрамы не возьмется совать лом в гусеницу московским строителям, когда у тех своя докудрама стряслась, а за ней и форменная трагедия может последовать.
— Роберт, что мне делать?! — взмолился он на всякий случай.
— Не знаю, даже не представляю. Здесь не я рулю.
— Извини, — только и сказал Миша.
До намеченной встречи оставался почти час, было время отдышаться и поправить нервы. Он взялся за телефон.
— Индира, привет, дай поесть! Минут через пятнадцать, а?
— Ой, сегодня у повара хинкалы удались, они просто чудные, тебе сколько?
Миша припомнил, что такое хинкал по-московски, и бодро сказал:
— Давай штучек семь! И салатик!
В «Ирбисе» ему принесли сначала салатик — щедро, бадью такую, и Миша в него с наслаждением вгрызся. Наконец-то можно было ни о чем не думать. Особенно о резиновом клее.
Но тут повар вынес хинкалы. Семь штучек. Каждый — с Мишин кулак.
Молча, с каменным лицом, Миша отодвинул салатик и принялся за еду. Повар несколько раз выглядывал в зал, официантки тоже не упускали случая пройти мимо, неподалеку маячила Индира, лица у всех были хитрые — типа, живой еще?..
Хинкалы действительно удались, и он методично поглощал их один за другим. Из принципа. Пускай для своей группы он был только половинкой директора, «ответственной за войну», а не старшим начальником и отцом родным, зато в Цхинвале каждый знал: главный у телевизионщиков — Миша Клименко. И решал он такие вопросы, какие может вытянуть только самый главный, очень главный, офигеть какой главный. Поэтому он директор, и точка. Человек, который знает, что делает. Никто не должен в этом усомниться. Директор не ошибается. Заказал килограмм мяса в тесте — и слопал.
Миша жевал и вспоминал старый анекдот. «Василий Иванович, а ты можешь выпить литр водки? — Ну, могу. — А два? — Ну, если постараться… — А ведро?! — Не-ет, Петька, ведро — это только Ленин может!»
Он съел все.
Господи, как ему было потом худо.
Тем временем московские строители доломали «еврейский квартал». К вечеру как раз успели.
Некоторое облегчение, и то чисто психологическое, Миша испытал только когда вернулся из Владика администратор — и торжественно вручил Пиротехнику три двадцатилитровые канистры резинового клея.
Сразу шестьдесят кило. Чтобы два раза не бегать.
Кушайте, не обляпайтесь.
Сцена 2
«БРЕСТСКАЯ КРЕПОСТЬ»
Военный городок
Экст.
Актеры: Кононенко, Капитан.
Массовка: грузинские солдаты.
Реквизит: бронежилет с чехлом — 2, каска — 2, автом. магазины — 6, сумка для магазинов — 2, бумажные пачки с патронами (боевыми) — 20.
Военная техника: танк, минометы, автоматы.
Ознакомительная версия.
