– Лорел?
– Да. Да, со мной все нормально. Просто все это… слишком волнующе.
Я подумала: «Он никогда не узнает». Я могу стать другой, обновленной. Могу стать Мэй – волшебной и смелой. Я не буду собой, той, из-за кого все пошло наперекосяк.
Я сосредоточилась на этой мысли, не давая себе думать ни о чем другом, пока все не отошло на второй план, кроме Ская. И вдруг почувствовала необходимость в большей близости с ним. Казалось, даже моя собственная кожа мешает мне соприкасаться со Скаем. Я страстно поцеловала его, и он так же страстно ответил. Одежда полетела на пол, и ладони Ская заскользили по моей обнаженной коже. И тогда печаль внутри меня сменилась голодом.
Мы ласкали друг друга, затихали и снова ласкали. Когда сквозь шторы стал просачиваться серый утренний свет, Скай бережно укрыл меня одеялом и собрался вылезти через окно, чтобы папа его не услышал.
– Скай? – позвала его я.
Я была уже в полудреме, но не хотела, чтобы он уходил. В комнату ворвался холодный воздух, и мне почудилось, что он может забрать у меня Ская.
– Да? – обернулся Скай.
– Ты ведь все еще будешь здесь? Завтра?
Он улыбнулся и, вернувшись, поцеловал меня в лоб.
– Нет, – ответил он, – я буду дома.
– Но ты же не оставишь меня?
– Не оставлю.
Я проснулась утром с воспоминаниями о прикосновениях Ская. Печаль внутри меня все еще была голодна. Она начала вбирать в себя все окружающее – моросящий дождь, полоску света на столе, капельки дождя на хвое растущей за окном сосны. Может быть, это и есть любовь? Когда ты все вбираешь в себя, не в силах насытиться, но испытываешь при этом не переполненность, а радость?
Когда я искала в интернете информацию о вас, я узнала, почему вы выбрали для своей группы такое название – The Doors[45]. Вас вдохновила на это цитата их стихотворения Уильяма Блейка: «Если бы двери восприятия были открыты, все предстало бы человеку таким, как оно есть – бесконечным».
Я все думаю об этом. О том, что это значит – увидеть бесконечность каждого мгновения. Я хочу очиститься – сжечь все плохие воспоминания и все дурное во мне. Может быть, любовь способна на это? Благодаря ей жизнь, человек, мгновения, которые так хочется удержать, навсегда остаются в памяти.
Мэй улыбается мне. Мы совсем маленькие, на осеннем фестивале с родителями, которые танцуют. Играет ваша песня. Тополиная листва в ночи ловит отблески света. И в небе ярко горят даже самые крохотные звездочки.
Искренне ваша,
Лорел
У родителей Кристен есть деньги, но она все равно ездит на супер-старом «вольво», потому что считает, что это классно. На бампере у нее наклеен стикер: «Я не сама с собой говорю… я говорю с Дженис Джоплин». По дороге в Garcia’s Drive в пятничный обеденный перерыв (Кристен никогда не прогуливает уроки, потому что она примерная ученица и ей нужны высокие оценки для поступления в университет) мы с ней и Натали, конечно же, слушали вас. Так как Кристен души в вас не чает, она знает все ваши песни, а не только самые популярные. Вы пели Half Moon, когда Кристен повернулась к Натали и спросила:
– Ты знаешь, что Дженис и женщин любила?
Натали отрицательно покачала головой, и тогда Кристен продолжила:
– Она вполне могла петь о женщине в этой песне.
Из динамика ваш голос пропел: «Твоя любовь возвращает меня к жизни».
Натали посмотрела в сторону.
– Клево, – сказала она безразличным тоном.
По-моему, Кристен таким образом пыталась сказать Натали, что знает о ней и Ханне. И не видит в этом ничего плохого.
Ханна завела себе еще одного бойфренда, так что теперь у нее двое – Кейси и Нёнг. Она встретила Нёнга в том ресторане, где она работает хостес, а он – помощником официанта. Вчера мы с Ханной и Натали ходили к нему домой. Это было воскресенье, и как только мы открыли четвертый день на Рождественском календаре[46] тети Эми, я отпросилась у нее к папе пораньше, чтобы потом погулять с подругами.
Перед поездкой Ханна перемерила кучу новых футболок, постоянно спрашивая Натали, не выглядит ли она в них толстой. Натали злилась и раздраженно повторяла: «Конечно же, нет!».
Ханна сильно накрасилась, так что ее губы казались кроваво-красными на фоне бледной веснушчатой кожи. Она выглядела красивой девушкой, пытающейся своим макияжем показать, как больно ей в душе.
Мы шли от Натали к Нёнгу пешком, а это довольно далеко. На улице с каждым днем все холоднее, хотя по-прежнему солнечно. Ханна чересчур легко оделась, и всю дорогу дрожала как осиновый лист. Натали обнимала ее, чтобы согреть, а Ханна говорила о том, какая у Нёнга гладкая и нежная кожа, и что, прикасаясь к ней, она ощущает бесконечность жизни. И что раньше Нёнг был гангстером.
Натали не захотела, чтобы Ханна пошла к нему одна, вот мы и отправились все вместе. Меня это радовало, потому что я тоже не хотела отпускать подругу одну. Кто знает, что там с ней может случиться.
Нёнг живет в крошечном доме со всей своей большой семьей: мамой, папой, дядей, дедушкой, братом, сестрой и сыном сестры. Мы, наверное, еще за полквартала от его дома почувствовали запах кайенского перца. Его мама с сестрой жарили перец во дворе на гриле. Должно быть, это был самый жгучий перец в мире. Чем ближе мы подходили, тем сильнее слезились глаза, и к Нёнгу мы пришли все в слезах, а Ханна – с потекшей тушью на щеках.
Мы поиграли на улице с маленьким племянником Нёнга, то и дело вытирая выступающие на глазах слезы. Нёнг был очень мил, поднимал племянника и кружил его, изображая самолет. Он смеялся над нашими «перечными» слезами и называл нас gueras, что в переводе с испанского означает: белые девушки. Что очень забавно и довольно бессмысленно, так как сам он – вьетнамец, а Натали – мексиканка.
Потом Нёнг возил нас в магазин за замороженными газированными напитками и сигаретами. Вне дома он стал вести себя с Ханной по-другому: дал волю рукам, называл ее «деткой», совал руку в задний карман ее джинсов, на что Натали только закатывала глаза. Вернувшись, мы уселись у дома Нёнга. Все, кроме меня, курили (мне так и не понравился вкус сигарет; я думала, что со временем привыкну, но не смогла). Мы пили замороженные напитки и смеялись над нашими посиневшими губами и выстукивающими дробь зубами. Когда стемнело, Нёнг сказал, что хочет побыть с Ханной наедине. Они пошли в дом, а мы с Натали остались ждать Ханну на ступеньках.
Я не отрывала взгляда от луны. Она была такой яркой! Еще не полной, но стремившейся к тому. Словно мечтавшей стать круглой, красивой, идеальной. В голову пришли мысли о тех ночах, когда Мэй уходила гулять с Полом, и я заволновалась о Ханне. Притихшая Натали строила домик из веток и курила сигареты одну за другой. Мне казалось, что выходившие из моего рта слова медленно падают на землю.
Истощив их запас, я тихо спросила:
– Ты любишь ее, да?
Кивнув, Натали заплакала. Горько заплакала.
– Понимаешь, бывает так, что ты очень хорошо знаешь кого-то, – сказала она. – Знаешь его лучше всех в этом мире, потому что видел истинное его лицо. Ты тянешься к нему, а он внезапно просто… исчезает. Ты думала, что ваше место – рядом друг с другом. Думала, что этот человек – твой. А это не так. Ты хочешь защитить его, но не можешь.
Я ответила, что прекрасно понимаю ее. В это время из дома выбежала Ханна. Она громко и странновато смеялась, словно пытаясь прикрыть своим смехом рыдания. Затем она увидела лицо Натали.
– Прости, прости, – все повторяла она, поглаживая ее по волосам. – Это было ужасно. Отвратительно. Все, о чем я могла думать в тот момент – о тебе.
Я отвернулась, снова устремив взгляд к луне – больше смотреть было не на что.
Искренне ваша,
Лорел
Я прочитала, что когда вы были маленьким, до того, как стали знаменитостью, ваша семья часто переезжала с места на место. Сначала вы жили в разных общинах, а потом вступили в религиозную секту «Дети бога». Вы были миссионерами и путешествовали по Техасу, Мексике, Пуэрто-Рико и Венесуэле. Секта присвоила вашему отцу звание «Архиепископа Венесуэлы и Карибов», но не давала ни цента на жизнь, поэтому вы с вашей сестрой Рэйн[47] пели на улицах, зарабатывая мелочь на еду. Вас собиралось послушать множество народу.
Ваша семья ушла из секты, когда родители узнали о том, что ее духовный лидер наставляет женщин «подцеплять флиртом» мужчин, иначе говоря – привлекать богатых приверженцев через постель.
Уехав из Венесуэлы, вы вернулись во Флориду на торговом судне, везущем игрушки компании Tonka. Судовая команда обнаружила вашу семью, но хорошо отнеслась к вам и даже подарила бракованные игрушки.
