— Как у вас дела? — спросила я.
— Добре. Усё хорошо.
— Ссоритесь? По-моему, вы часто ссоритесь. — Я говорила дружелюбно — нейтральным тоном.
— Хто тебе сказав?
— Валентина, это и так всем видно. — Я не хотела выдавать Станислава, да и ставить в глупое положение отца тоже не хотелось.
— З твоим батьком важко ужиться, — сказала она.
— Я знаю. — Я знала, что не смогла бы прожить с отцом ни дня. Уже начинала жалеть, что написала письмо в Министерство.
— Усё время пристае до меня.
— Валентина, ведь ты же работала в доме престарелых. Знала, что со стариками бывает нелегко.
Чего же она ждала? Благородного пожилого джентльмена, который будет осыпать ее подарками и однажды ночью тихо скончается? Тогда не надо было выбирать моего сварливого, неуступчивого, упрямого старика отца.
— З твоим батьком важче. Проблемы з кашлем. Проблемы з нервами. Проблемы з купаниям. Проблемы з туалетом. — Она повернулась ко мне, и лунный свет выхватил из темноты ее красивый славянский профиль, высокие скулы, изогнутый рот. — И понимаешь, усё время цьомкае и лапае отут, отут и отут… — Сквозь толстое пальто она погладила руками в перчатках свои груди, бедра и колени. (Мой отец действительно это делал?) Меня затошнило, но я старалась говорить спокойно:
— Просто будь с ним поласковее.
— Так я ж ласкова, — сказала она. — Як з ридным батьком. Не переживай.
Она поскользнулась на льду и крепче схватила меня за руку. На краткий миг навалилась на меня всей своей теплой, чувственной тушей, и я услышала сильный, приторный запах духов, подаренных мною на Рождество, которыми она надушила шею и горло. И эта женщина заняла место моей матери.
Отец был в приподнятом настроении. К ним заходил инспектор из иммиграционной службы. Скоро иммиграционный статус Валентины будет подтвержден, а их любовные узы — навсегда скреплены. Когда над ними больше не будет нависать угроза депортации, тучи непонимания рассеются и все снова станет так, как было в пору их первой влюбленности. Возможно, даже лучше. Возможно, они построят новую семью. Бедняжка Валентина очень волнуется и иногда бывает раздражительной, но скоро наступит конец всем ее бедам.
Инспектором оказалась женщина средних лет с расчесанными на пробор волосами и в плоских туфлях на шнурках. У нее был при себе коричневый портфель, и она отказалась от предложенного отцом чая. Он показал ей дом:
— Ето моя комната. Ето Валентины. А ето Станислава. Видите, места фатает усем.
Инспекторша записала, где кто живет.
— А ето мой стол. Понимаете, я люблю кушать сам. Станислав и Валентина кушають на кухне. А я сам себе готовлю. Смотрите, ось яблука-«тосиба». Приготовлени у микроволновке «Тосиба». Дуже багато витаминив. Хочете попробувать?
Инспекторша вежливо отказалась и еще что-то записала.
— Могу ли я познакомиться с миссис Маевской? Когда она приходит с работы?
— По-разному. Иногда раньше, иногда пожже. Вы лучче сначала подзвоните.
Инспекторша сделала еще одну запись, потом положила свой блокнот в коричневый портфель и пожала отцу на прощание руку. Он проследил за тем, как ее маленький бирюзовый «фиат» скрылся за поворотом, и позвонил мне, чтобы сообщить новости.
Через две недели Валентина получила письмо из Министерства внутренних дел. В разрешении на проживание в Великобритании ей было отказано. Инспектор не нашла доказательств истинных супружеских отношений. Валентина в ярости накинулась на отца:
— Идиот! Прыдурок! Ты неправильно отвечав на вопросы. Чого ты не показав ей своих писем з любовными стихами? Чого ты не показав ей свадебну фотографию?
— А чого я должен показувать ей стихи? Она ж просила показать не стихи, а спальню.
— Ха! Она ж поняла, шо ты никудышний мужик. Шо тебе делать у женской спальне?
— А ты никудышня жена, если не пускаешь мужа у спальню.
— Та шо ты забув у той спальни, га? Тьпху! У тебе ж даже не стоить! Висить, як тряпка! Як тряпка — не стоить! — дразнила она. И все громче и громче орала ему прямо в лицо. — Не стоить! Не стоить! Як тряпка!
— Перестань! Прекрати! — закричал отец. — Уходь! Уезжай! Вертайся обратно в Украину!
— Як тряпка! Не стоить!
Он толкнул ее. Она толкнула его. Она была крупнее. Он оступился и сильно стукнулся плечом об угол буфета. На плече появился лиловый синяк.
— Дивись, шо ты наделала!
— Бежи тепер жалуйся дочке! Надя, Верочка, рятуйте! Жена меня бье! Ха-ха! Це муж должен бить жену!
Возможно, он бы ее и ударил, но не смог. Отец впервые осознал свою беспомощность. Его охватило отчаяние. На следующий день, когда она ушла на работу, он позвонил мне и рассказал о случившемся. Запинался и заикался, будто ему было больно говорить об этом вслух. Я выразила беспокойство, но испытала удовлетворение. Так значит, я оказалась права насчет проникающего секса?
— Понимаешь, Надя, ето така полова дисхвункция. У мущин иногда бувае.
— Это неважно, папа. Она не имеет права над тобой насмехаться. — Какой дурак, подумала я. Чего же он ожидал?
— Не кажи Вере.
— Папа, возможно, нам понадобится Верина помощь.
Мне казалось, эта история превращается в грубый фарс, но теперь я видела, что она перерастает в дешевую трагедию. Отец ни о чем мне раньше не рассказывал, потому что Валентина подслушивала, когда он говорил по телефону. И не хотел, чтоб об этом знала Вера.
Я устояла перед искушением сказать: «Я же говорила тебе, дуралей!» Но когда позвонила Вере, она сама мне это высказала.
— На самом деле это ты во всем виновата, Надежда, — добавила она. — Ты отговорила его переезжать в приют. Этого никогда не случилось бы, если бы он переехал.
— Но кто же мог предположить…
— Надя, я это предполагала. — В ее голосе звучало торжество Старшей Сеструхи.
— Хорошо, если ты такая умная, скажи, как нам вытащить его из беды? — На моем лице появилась издевательская гримаса, которой она не могла увидеть по телефону.
— Есть два варианта, — сказала Вера. — Развод или депортация. Первый вариант дорогостоящий и ненадежный. Второй — тоже ненадежный, но, по крайней мере, папе не нужно будет за него платить.
— А не испробовать ли сразу оба?
— Как ты изменилась, Надя! И куда подевались все твои феминистские идеи?
— Не злорадствуй, Вера. Мы должны быть союзниками. Неужели ты не можешь вести себя со мной корректно? Теперь я понимаю, почему отец ничего тебе не рассказывает.
— Да он просто обыкновенный идиот. Мы с мамой были единственными практичными людьми в семье.
Так вот на какое наследие она претендовала! Мы боролись не за чулан, набитый консервными коробками и банками, не за позолоченный медальон и даже не за мамины сбережения, а за унаследованный характер, натуру.
— Мы никогда не были практичной семьей.
— Напомни мне, каким словом пользуется ваш брат социальный работник? Ага, дисфункциональная семья. Может, нам обратиться в муниципалитет за субсидией?
Несмотря на медленную раскачку, нам все же удалось договориться о разделении труда. Вера, как наш семейный эксперт по разводам, должна была связаться с юристами, а мне нужно было найти закон, касающийся иммиграции и депортации. Вначале, сняв свои либеральные туфли на мягкой подошве и обув «шпильки» миссис из Танбридж-Уэллса по фамилии Понаехали-тут-всякие, я почувствовала себя неловко, но через некоторое время мои новые туфли разносились. Я узнала, что Валентина имела право на апелляцию, а в случае отказа — на повторную апелляцию в суде. Кроме того, она могла рассчитывать на юридическую помощь. Очевидно, она пробудет здесь еще некоторое время.
— Может, нам написать в «Дейли Мейл»? — Я успешно вживалась в роль.
— Хорошая идея, — сказала Вера.
На бракоразводном же фронте сестрица разработала коварный план. Она узнала, что развод через суд — сложная и дорогостоящая затея, и ей пришла в голову мысль об аннулировании брака: представление о том, что «без брачных отношений нет и самого брака», было широко распространено в королевских семьях Европы в XVI столетии.
— Понимаете, если брачные отношения никогда не осуществлялись, то необходимость в разводе отпадает сама собой, — объясняла она щеглу-стажеру из юридической конторы Питерборо. Раньше он с подобным не сталкивался, но обещал навести справки. Запинаясь и заикаясь, он попытался узнать у моей сестры по телефону подробности неосуществления брачных отношений.
— Боже ж ты мой! — воскликнула сестра. — Какие вам еще нужны подробности?
К сожалению, то, что срабатывало для европейских королевских семей, не сработало для папы. Неосуществление брачных отношений могло стать основанием для аннулирования брака или для развода лишь в том случае, если одна из сторон подаст жалобу о неспособности или же отказе другой стороны осуществлять брачные отношения. Об этом говорилось в коряво составленном письме от юриста-стажера.
