— Но Валентине из Станиславом можете шось подарить, — сказал он. — Ты ж знаешь, они очень традиционно — Ха! Значит, никакие не интеллектуалы, читающие Ницше, за которых отец поначалу их принимал.
Я с огромным удовольствием выбирала подарки для Валентины и Станислава. Валентине завернула флакончик самых дешевых и вонючих духов, которые взяла бесплатно во время акции в супермаркете. Станиславу же выбрала розовато-лиловый джемпер, который дочка принесла со школьной благотворительной распродажи. Я тщательно все это завернула и завязала ленточки бантиками. Отцу мы купили шоколада и книжку про аэропланы. Он всегда любил подарки, хоть и отрицал это.
Мы приехали к ним в сочельник. Это был один из тех серых, промозглых дней, которые, как назло, выпадают на Рождество. В доме было мрачно, безрадостно и грязно, но отец подвесил на веревке к потолку несколько рождественских открыток (в том числе сохранившиеся с прошлого года), чтобы немного поднять настроение. Еды в доме не оказалось. Рождественский ужин состоял из разогретых в микроволновке индюшачьих грудок с картошкой, горошком и подливкой. Нам не осталось даже объедков. В кастрюле на плите нашлась лишь пара серых остывших отварных картофелин да ошметки яичницы.
Я вспомнила те времена, когда мы ели на ужин большую жирную индейку с хрустящей соленой корочкой и капающим из нее сочком, благоухавшую чесноком и майораном, с толстым брюхом, фаршированным кашей, да с жареным луком-шалотом и каштанами по бокам. Вспомнила домашнее вино, от которого все быстро хмелели, белую скатерть и цветы на столе, живые даже зимой; бесхитростные подарки, поцелуи и смех. Эта женщина, занявшая место моей матери, украла у нас Рождество, заменив его искусственными цветами и полуфабрикатами.
— Может, пойдем все вместе куда-нибудь поужинаем? — предложил Майк.
— Хороша идея, — сказал отец. — Можно пойти у индийський ресторан.
Отцу нравилась индийская кухня. В заброшенном бетонном торговом пассаже, построенном в 60-е годы, располагался ресторан «Тадж-Махал». После смерти мамы отец одно время покупал там еду на вынос и познакомился с владельцем заведения.
— Лучче, чим «еда на колесах», — говаривал он. — Укуснее.
Правда, один раз он объелся «виндалу» и потом с огромным удовольствием описывал всем желающим неприятные последствия этого переедания («Пекло на входе, а на выходе пекло ище дужче!»)
В ресторане мы оказались единственными посетителями — Майк, Анна и я, папа, Валентина и Станислав. Отопление выключили, и в помещении было зябко. Пахло сыростью и несвежими специями. Мы выбрали столик у самого окна, но смотреть в него было не на что, если не считать инея, поблескивавшего на крышах автомобилей, да резкого света уличного фонаря, стоявшего через дорогу. Стены ресторана были обиты темно-бордовой шерстяной тканью, а лампы прикрывали пергаментные абажуры с индийскими мотивами. Музыкальным фоном служили джазовые вариации рождественских гимнов, передаваемые местной попсовой радиостанцией.
Владелец заведения поздоровался с отцом так, словно они были закадычными друзьями, которые давно не виделись. Отец представил меня, Майка и Анну:
— Моя дочка, ее муж и моя онучка.
— А это кто? — владелец ресторана кивнул на Валентину и Станислава.
— Эта леди из сыном приехала з Украины, — ответил папа.
— А кто она? Жена? — Очевидно, слух уже облетел всю деревню, и теперь хозяин хотел получить подтверждение скандальной новости. Ему тоже не терпелось обсудить свежую сплетню.
— Они с Украины, — сказала я. Мне не удалось выдавить из себя: «Да, жена». — Принесите, пожалуйста, меню.
Получив отпор, он сходил за меню и швырнул его на стол.
— Можно ли заказать у вас бутылку вина? — спросил Майк, но выяснилось, что ресторан не имеет лицензии на продажу спиртного.
Так что нам пришлось самим поднимать себе настроение.
Мы сделали заказ. Отец любил «бхуну» из барашка. Моя дочь была вегетарианкой. Мужу нравились очень острые блюда. Я любила блюда, приготовленные в духовке. Валентина со Станиславом никогда раньше не пробовали индийской кухни. Они вели себя настороженно и высокомерно.
— Я хочу мняса. Побильше мняса, — сказала Валентина. Она выбрала бифштекс из английской части меню. Станислав — цыпленка-гриль. Мы стали ждать. Слушали попсовую музыку и болтовню диджея. Смотрели на иней, блестевший на крышах автомобилей. Владелец стоял за стойкой и украдкой за нами наблюдал. Чего он ждал?
Анна прижалась к Майку и принялась складывать из салфетки замысловатый цветок-оригами. Она папина любимица — такой была когда-то и я. Увидев их вдвоем, я загрустила и в то же время порадовалась.
— Ну вот и опять Рождество, — сказал Майк. — Как славно ужинать всей семьей! Нам нужно делать это почаще.
— Прекрасная идея, — сказала я. Он не знал о письме в Министерство внутренних дел.
— Что тебе подарили, Станислав? — спросила Анна с рождественским волнением в голосе. Она тоже ничего не знала.
Станиславу подарили носки, мыло, книжку про аэропланы и пару кассет. В прошлом году — черную куртку с меховым воротником. Из натурального меха. А в позапрошлом отец подарил ему коньки.
— В Украине Рожество лучче, — сказала Валентина.
— Так чего же вы… — Я запнулась, но Валентина поняла, что я хотела сказать.
— Чого? Ради Станислава. Усё заради Станислава. Станиславу треба иметь хороши возможности. В Украине нема возможностей, — с криком набросилась на меня она. — Там есть возможности токо для бандитов та проституток.
Майк сочувственно кивнул. Анна притихла. Станислав обворожительно улыбнулся своим щербатым ртом. Владелец ресторана затаился за стойкой. Отец же был где-то далеко — наверное, пахал землю на тракторе.
— При коммунизме было лучше? — спросила я.
— Конешно, лучче. Нам гарно жилось. Вы не понимаете, шо за люди правят сичас страной.
В ее глазах цвета патоки застыл тяжелый, стеклянный взгляд. Сегодня она взяла свой первый выходной за две недели. Черная тушь размазалась и затекла в морщинки под глазами. Если я утрачу бдительность, то начну ее жалеть. Шлюха. Потаскуха. Ходячий полуфабрикат. Я вспомнила о маме и тут же озлобилась.
— Моя школа була лучче, — сказал Станислав. — Там було больше дисциплины. Больше задавали на дом. Но сичас в Украине треба платить учителям за экзамены.
— Ну, твоя новая школа тоже не бесплатная, — сухо сказала я. Майк пнул меня под столом ногой.
— Моя тоже, — прощебетала Анна. — Нам всегда приходится подкупать учителей яблоками.
Станислав удивился:
— Яблуками?
— Шутка! — сказала Анна. — Разве дети в вашей стране не угощают учителей яблоками?
— Яблуками — не, — ответил Станислав. — А от водкой — да.
— Ты преподаеш в универсытете? — спросила меня Валентина.
— Да.
— Я хочу встроить Станислава в Оксфорд-кембриджський универсытет. Ты ж робиш у Кембриджськом универсытете. Можеш помогти?
— Да, я работаю в Кембридже, но не в Кембриджском университете, а в Английском политехническом.
— В Ангельском? А шо це таке?
Отец наклонился через стол и прошептал:
— Политехничеський.
Валентина подняла брови и пробормотала что-то невразумительное.
Принесли еду. Владелец ресторана долго кружил возле Валентины, расставляя перед ней тарелки. Она зыркнула на него своими глазами цвета патоки, но флиртовала как-то вяло. Было уже поздно, мы все очень проголодались и поэтому не соблюдали правил этикета. «Бхуна» из барашка оказалась жилистой, и мне пришлось разрезать ее для отца на мелкие кусочки. В «карри» из овощей не было никаких овощей, кроме капусты. Острое «карри» Майка оказалось чересчур острым. Запеченная в духовке Станиславова курица — сухой и жесткой. А Валентинин бифштекс — твердым, как подошва.
— Вам понравилось? — спросил владелец ресторана.
— Очень, — ответил Майк.
После этого Майк отвез отца, Анну и Станислава домой на машине, а я пошла с Валентиной пешком. На улице был гололед, и мы прижимались друг к дружке, вначале — для того чтобы не упасть, а потом уже чисто по-дружески. Несмотря на кошмарную еду, на душе почему-то был праздник. «Мир на земле, благоволение человекам», — пели рождественские ангелы в морозном небе. И я поняла, что другой возможности может не представиться.
— Как у вас дела? — спросила я.
— Добре. Усё хорошо.
— Ссоритесь? По-моему, вы часто ссоритесь. — Я говорила дружелюбно — нейтральным тоном.
— Хто тебе сказав?
— Валентина, это и так всем видно. — Я не хотела выдавать Станислава, да и ставить в глупое положение отца тоже не хотелось.
— З твоим батьком важко ужиться, — сказала она.
— Я знаю. — Я знала, что не смогла бы прожить с отцом ни дня. Уже начинала жалеть, что написала письмо в Министерство.
