— Может быть, тебе нужна помощь? Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Вместо ответа Николь бросила:
— Пока!
И развернув коляску в противоположную сторону, зашагала как можно быстрее. Ее мускулы, отвыкшие от нагрузки, ныли, шрам на животе горел. Она уже бежала по тротуару, толкая изумленных пешеходов, а потом через дорогу, и ей вслед раздавались гудки автомобилей.
Николь добежала до Ист-Белвью. Ее руки так сильно тряслись, что она уронила ключи на мостовую возле дома. И тут раздался ужасающий гром и хлынул дождь, мгновенно намочив ей волосы и почти ослепив ее. Ползая на коленях по камням, она искала ключи и наконец схватила их. В кожу впились мелкие камешки. Она метнулась к входу в дом и обо что-то споткнулась. У двери стояла белая коробка, на крышке которой розовым маркером было написано: «Николь».
Глава пятнадцатая
Морган
Вторник, 8 августа
Времени подумать у меня нет.
С воплем «Отойди!» я отталкиваю Бена с Куинн, а сама отпрыгиваю в сторону, в сантиметре от «Приуса», который явно собирался врезаться в нас.
Рюкзак Бена отлетает на газон, а я сильно ударяюсь лодыжкой о поребрик и падаю на траву. Машина разворачивается и удаляется в облаке пыли. Боль очень сильная, я слышу собственный стон. Сердце вот-вот выскочит из груди. Я оглядываюсь: целы ли Бен и Куинн? Он стоит с открытым ртом, малышка кричит.
— Все в порядке? — кричу я.
Бен бежит ко мне, Куинн продолжает кричать. Он прижимает ее к плечу и опускается на колени рядом со мной. По его лицу видно, как он шокирован и обеспокоен.
— С нами — да. А с вами? Можете встать?
Мою ногу раздирает боль.
— Я ударилась лодыжкой, но все нормально.
На нас только что чуть не наехала машина. Только сейчас весь кошмар ситуации накрывает меня. Из глаз текут слезы. Значит, все это происходит на самом деле, мой страх реален. Кто-то и правда хочет погубить ребенка. Или меня. Или нас обеих.
Бен проводит рукой по небритому лицу и смотрит в том направлении, куда уехала машина, потом переводит взгляд на меня:
— Вы спасли нас.
Теперь он относится ко мне иначе. Я больше не представляю для него угрозы, я та, кто может помочь. Я пытаюсь встать, но приступ боли не дает этого сделать.
— Вы видели водителя? Это рыжая женщина? Рыжая на «Приусе» преследовала меня, пока я сюда ехала, но я думала, что она отстала.
— Честно говоря, я не видел. Все случилось так быстро.
Бен успокаивающе гладит Куинн по шейке, глядит то на меня, то на дорогу, по его лицу ничего нельзя прочитать. Вздохнув, он говорит:
— Это дом Николь. Мне надо забрать вещи Куинн. Я не знаю, сколько еще она пробудет со мной. Хотите зайти? Мы позвоним в полицию, и вы объясните мне, какого черта тут делаете и почему нас только что пытались убить.
Мне не остается ничего другого, кроме как согласиться. Надеюсь, он не был врагом Николь и тогда она убегала не от него.
Он неловким движением поднимает с земли рюкзак и пристраивает его на плечо. Посмотрев на меня, протягивает руку. Я не сразу беру ее. Но сейчас Бен — меньшее из двух зол. Он поднимает меня с земли и позволяет опереться на него, так что я в состоянии, прихрамывая, подняться по ступенькам к дому Николь. Я гляжу на Куинн, она уже спокойна и тоже смотрит на меня. Прекрасный, невинный ангел. Как можно желать ей вреда?
Бен открывает дверь, я захожу и прислоняюсь к стене цвета слоновой кости. Чистота и простор поражают меня.
— Вау!
Он кивает:
— Да-да, но пахнет здесь какой-то гнилью.
Скорее всего, это спертый воздух. А еще запах испорченных продуктов. Мне страшно в доме Николь. Справа от фойе огромная гостиная, все окна в ней закрыты шелковыми черными простынями.
Почему она жила во тьме? Какой была ее жизнь здесь?
Он запирает дверь и бросает на пол рюкзак, перекладывает Куинн на сгиб другой руки и берет телефон.
Но я не хочу, чтоб Мартинес знала, что я здесь.
— Подождите. Пожалуйста, мы можем побеседовать перед тем, как вы позвоните в полицию? Думаю, нам обоим есть что рассказать друг другу о Николь, а при них разговора уже не получится.
Он смотрит на меня, потом прислоняется к стене рядом с серебряным кофейным столиком.
— Почему вы думаете, что машина ехала за вами или… за нами?
— Я не знаю. И мне правда очень жаль вашу сестру. Я социальный работник. Я видела, что она в большой тревоге, когда мы были на платформе, я хотела помочь, но, как и с этой машиной, все произошло слишком быстро. Мне очень, очень жаль. Как бы я хотела остановить ее… — замолкаю. Меня душат слезы. Я пытаюсь взять себя в руки.
Он смотрит, как я вытираю лицо.
— Вы введете меня в курс дела? Поможете понять, что произошло? — в его голосе звучит боль, которую трудно не заметить.
Я делаю глубокий вдох:
— Так вот, вчера я шла с работы, как обычно. Рядом со мной на платформе оказалась ваша сестра. Она схватила меня за руку и умоляла забрать ее ребенка. Первое, что она сказала: «Возьми моего ребенка». Я была потрясена и отдернула руку. Потом она встала прямо передо мной, на краю. Она озиралась, словно боясь кого-то увидеть. Потом она велела мне не позволять никому причинить вред Куинн и отдала ее мне в руки. Я посмотрела вниз, а когда подняла глаза, Николь… Тогда поезд подъехал к станции.
Он вздрагивает, невидяще уставившись на столик.
— Я виделся с Николь пару недель назад, но в доме все было не так плохо, как сейчас. Она ужасно выглядела, и это очень встревожило меня.
— Так вы о ней беспокоились?
Он кивает, но больше ничего не говорит, потом бросает взгляд на мою ушибленную ногу, которую я держу на весу, чтобы не опираться на нее. Он поднимает Куинн повыше, чтобы она могла положить голову ему на плечо, и убирает телефон в карман.
— Давайте пройдем на кухню, вы сможете сесть, — предлагает он.
Не знаю, сколько у меня времени на разговор до того, как он все-таки позвонит Мартинес. Мне нужно вызвать у Бена доверие, чтобы узнать, кто такая Аманда, но я не вижу способов заставить его мне верить. Мы проходим в просторную кухню, сияющую ослепительной белизной, только плита и холодильник здесь стальные. Все поверхности загромождены предметами ухода за младенцами: бутылочками, губками, банками со смесью, даже скомканными подгузниками, запах которых я сразу чувствую.
Вдруг я понимаю, что трогать что-либо здесь мне не следует. Нельзя оставлять никаких следов своего присутствия.
Мое замешательство не ускользает от внимания Бена:
— Я расскажу Мартинес, что впустил вас, ладно? Расскажу ей обо всем, что только что произошло. Очевидно, что вы пришли не затем, чтобы сделать нам что-то плохое. Вы только что спасли нам жизнь.
Я опускаю голову. Хорошо, что он не считает меня виновной в гибели его сестры. Лейтон предлагает мне сесть на высокий белый стул с кожаным сиденьем, и я осторожно опускаюсь, следя, чтобы не задеть больной лодыжкой хромированную ножку гладкого мраморного стола.
Бен сажает Куинн в шезлонг возле еще одной черной простыни, которая, как я полагаю, закрывает дверь, ведущую на задний двор.
Дом Николь прекрасно обставлен, но так же запущен и неряшлив, как и та женщина, которую я вчера встретила на платформе. Я очень надеюсь найти здесь разгадку и подтверждение тому, что я не имею ничего общего с крушением ее жизни.
Маленькие кулачки Куинн молотят воздух. Мне больно слышать ее крик. Мне хочется взять ее на руки.
— Но на платформе Николь произнесла мое имя. Она сказала «Морган», словно знала меня. Но я клянусь вам, что никогда в жизни ее не видела. И понятия не имела, что она глава «Дыхания». Она явно боялась за жизнь Куинн.
Бен садится напротив и потирает шею.
— Так что, она вас знала, а вы ее нет? Как такое возможно? — спрашивает он.
— Я не знаю. У меня уже мозг вскипел в попытках найти связь, которой я не вижу. Или она сделала благотворительный взнос в приют, где я работаю… вернее, работала… Или она как-то связана с моим мужем… Мартинес рассказывала вам о нем. Я, должно быть, покажусь вам полной идиоткой, но я совершенно ничего не знала о делах мужа. Я имею в виду аферу.
