Очередной переполох был вызван приездом Норма из Нью-Йорка. Мой друг хотел обменять американские доллары на франки. Что тут началось! Клянусь, банковские работники даже не знали обменного курса! Я три раза переспрашивал и не верил собственным ушам. Затем началась беготня и суета в поисках денег для обмена пяти сотен долларов. Валюту искали везде: в ящиках, в кабинетах, под документами. Наконец наскребли достаточную сумму во франках и с гордостью протянули деньги Норму.
Каждый раз, когда мы приезжали в банк, месье Ребат выходил из кабинета, широко улыбался, пожимал руки, интересовался здоровьем. Затем он, по обыкновению, дарил ручку или календарь. Кстати, кому-нибудь нужны шесть настенных календарей с изображением «Лионского банка»? Знакомые удивлялись, узнав, в каком банке мы храним деньги, но в остальном все было хорошо. На самом деле ни Дженис, ни меня нигде так качественно и настолько душевно не обслуживали, что еще раз подтверждается гениальным высказыванием кого-то из спортивной элиты (точно не помню): «Лучше быть счастливым, чем хорошим».
Следующим пунктом программы стало знакомство с местными виноделами. Сначала мы застенчиво зашли на территорию виноградника, находившегося в пятнадцати минутах ходьбы от дома, где продавалось местное вино производства хозяйства «Месье Бонелли и Филс». Месье Бонелли оказался мужчиной около восьмидесяти. Дегустируя превосходное вино урожая восемьдесят шестого года, мы завели разговор. «Чем вы занимаетесь?» — поинтересовался винодел, гладя Нортона. Узнав, что я писатель и сочинил повесть о коте, которого он сейчас чешет, месье Бонелли спросил, слышал ли я о месье Бекэ. Я отрицательно покачал головой, глаза старика широко раскрылись от удивления. «Бекэ! — воскликнул он. — Вы никогда не слышали о Самюэле Бекэ?» Наконец я понял: проблема в произношении. Он спрашивал о Самюэле Беккете. Я успокоил винодела и подтвердил, что слышал о месье Бекэ.
«Он покупал у меня вино, — рассказал Бонелли. — До войны, тогда Бекэ работал над пьесой „В ожидании Годо“. Он писал ее по-французски. В то время писатель жил в Руссильоне и приходил ко мне каждую среду. Обычно он покупал три бутылки красного вина и флиртовал с моей женой. В молодости она была красавицей». Месье Бонелли вытащил истрепанную книгу «В ожидании Годо». Беккет не только покупал здесь вино, он писал о хозяине. В середине французской версии пьесы, которую автор впоследствии сам перевел на английский, один из бродяг действительно говорит: «Пошли к Бонелли, купим вина».
Беккет — мой кумир, величайший писатель нашего века, автор знаменитого английского романа (на самом деле трилогии: «Моллой», «Малон умирает» и «Неназываемый»), поэтому слова винодела произвели на меня сильное впечатление, не говоря уже о посетившем вдохновении. Освещенные призраком Годо, мы купили еще несколько бутылок вина у месье Бонелли. Кстати, больше, чем собирались. Когда мы выходили на улицу, хозяин окликнул нас: «Возможно, через несколько лет я буду рассказывать посетителям, что месье Нортон тоже покупал у меня вино». Почему бы и нет, но тогда книга будет называться «Призывное мяуканье в ожидании Годо».
Нортон покорил сердца еще двух колоритных местных жителей — Джанни Ладу и его жены Шанталь. Супруги были сардинскими крестьянами, которые пасли коз и держали таверну в горах Сиверг. Джанни был настоящим сардинцем. Другими словами, он всегда ходил с трехдневной щетиной, предпочитал резать коз и снимать с них шкуру прямо на глазах посетителей. Признаю, зрелище не из приятных, особенно когда пытаешься завязать беседу. Думаю, Нортон немного смягчил суровый нрав хозяина. Мой друг любил исследовать владения Джанни. Он, конечно, не дружил с козами по-настоящему, но и не избегал их. Казалось, Нортону нравится слушать блеяние и гулять по горам с парнокопытными. Джанни много повидал в жизни, но никогда раньше не встречал кота в своем ресторане, да еще такого, который болтался бы с его стадом.
Обычно в ресторан приезжало много народу. Обед сервировали на длинных столах в старинном каменном зале с деревянными балками. Каждый раз, когда я звонил заказать столик, меня неизменно спрашивали: «Кот придет?» Если я говорил нет, шансов попасть в ресторан было пятьдесят на пятьдесят. Но когда я хотел привезти с собой Нортона, Джанни обычно отвечал: «Хорошо. Все столы заказаны, но для вас с котом мы найдем место». В таких случаях мы обедали на лоне природы, ели жареную козлятину (Нортона не смущало, что мы поглощаем бедное животное на глазах у его приятелей), домашнюю лазанью Шанталь, козий сыр. Все запивалось большим количеством ликера. После ужина Дэвид, тринадцатилетний сын Джанни, исполнял песни из репертуара Джимми Хендрикса на электрогитаре. Завывание было настолько пронзительным и громким, что немного нервировало Нортона. В остальном таверна была идеальным местом, где мой друг мог почувствовать себя настоящим горным котом.
Единственной проблемой, с которой мы столкнулись, приехав в Прованс, стало неумение Дженис водить машину с механической коробкой передач. Я убедил девушку, что она быстро научится. Дженис была хорошим водителем, я — хорошим учителем. Однако на практике оказалось проще голым забраться на Эверест в окружении роя пчел-убийц. Приступая к занятиям, я не учел нескольких важных моментов. Во-первых, я никогда никого не учил водить машину. Многие комедийные шоу и фильмы построены на сюжете обучения вождению, но я никогда не придавал этому значения. Во-вторых, оказалось, я не самый терпеливый человек на свете. Если я даю инструкции, то ожидаю, что человек все выполнит превосходно. Понимая, что не стоит рассчитывать на отличные результаты, я все-таки надеюсь. В-третьих, раньше я не подозревал, что Дженис — круглая дура.
Итак, мы поехали с Дженис на арендованном «ситроене» учиться водить машину с механической коробкой передач. Нортон запрыгнул на свое место у заднего стекла. Кот потянулся и комфортно устроился в надежде, что мы помчимся в очередной ресторан на обед. Мечтам не дано было осуществиться. Нортона привезли на футбольное поле за городом — единственное равнинное место в радиусе пятидесяти километров, за исключением шоссе.
Я давно не рассказывал, как выжимать сцепление и трогаться, но объяснил все простыми словами, спокойно и максимально понятно. Дженис ко многому в жизни относится отрицательно, поэтому она посмотрела на меня и сказала: «Я не смогу». Я принял вызов и пообещал, что уже через пятнадцать минут Дженис будет уверенно мчаться по трассе.
Прошло два часа, машина рывками бороздила поле, и мы чуть не столкнулись с грузовиком, практически скатившись с холма. Я был готов согласиться, что Дженис никогда не сможет ездить самостоятельно, но ничего не сказал, поскольку мы не разговаривали друг с другом.
Нортон соблюдал нейтралитет. Когда Дженис пыталась выехать на шоссе, шансы выжить были пятьдесят на пятьдесят, и Нортон строго мяукнул. Дженис повернулась и так взглянула на кота, что тот понял: тактику надо менять. Перед третьей попыткой девушка разрыдалась, а я как настоящий джентльмен сказал слова утешения: «Даже Нортон смог бы заехать на эту гору!» Кот тоже обиделся. Не знаю, может быть, его задело слово «даже», либо он по горло был сыт бешеным ралли и хотел тишины и покоя.
Дженис должна была научиться управлять машиной с механикой. Я не мог исполнять обязанности шофера целый год, а Нортон, несмотря на мою уверенность в неординарных способностях друга, был слишком маленьким и не доставал до педалей.
В конце концов Дженис блестяще выдержала испытание. Когда мы помирились, я признался, что никто не может научиться хорошо водить машину за пятнадцать минут, на это требуется несколько дней, возможно, неделя, но она обязательно научится.
Дженис принадлежит к типу людей, которые не любят учиться, а хотят сразу все делать в совершенстве. Поскольку учение и процесс познания — антоним краткосрочному совершенству, во время уроков по вождению она быстро выходила из себя, пытаясь притормозить на большом перекрестке, психовала, когда хотела въехать на гору, но скатывалась вниз. Аналогично обстояло дело с изучением французского. Дженис не хотела разговаривать по-французски, пока не выучит язык в совершенстве. Ей довольно трудно приходилось, когда надо было куда-то ехать, что-то делать, поэтому, сжав зубы, без особого удовольствия и с чувством жалости к себе любимой она училась ездить на машине с механической коробкой передач и говорить по-французски.
Переехав в Прованс, мы ничего не знали об особенностях французской почты. Доставка письма или посылки в маленький городок на юге Франции растягивалась на две недели. Оказалось, это вызвано постоянными забастовками компаний и организаций, связанных с почтой. Через несколько недель после приезда мы перестали получать корреспонденцию. Мы тщательно осматривали почтовый ящик в конце сада три или четыре дня подряд, но он был пуст. Ни одного письма, ни одной газеты, даже не приносили «Гералд трибюн». Когда терпение иссякло, Дженис, Нортон и я отправились в почтовое отделение, где нам сообщили о забастовке в Авиньоне. Принимая во внимание, что Авиньон находится в пятидесяти километрах от Голта, возникал вопрос: причем тут наш городок? Признаюсь, мы так и не услышали удовлетворительного ответа. Сотрудники отделения сообщили следующее: во-первых, вся почта сортируется сначала в Авиньоне, а затем направляется в Голт, во-вторых, Авиньон — административный центр, куда почтальоны Люберона обязаны доставлять корреспонденцию и посылки в первую очередь.
