Результаты были вывешены через два дня, Рут должна была создать команду. Также и две черные девочки. Когда я приехала к Уайеттам поздравить Рут, она крепко обняла меня. Люди на холме, сказала мне тетя Эл, были на седьмом небе от счастья, оттого, что одна из них, в конце концов, победила и формирует команду для группы поддержки. Выборы лидеров команд также вызвали недовольство. Некоторые белые в Байлере считали, что достаточно только одного черного ведущего, а два – слишком много. В то же время учащиеся из Нельсона полагали, что у них должно быть по крайней мере три команды, поскольку они теперь составляли половину школы и предоставили новых игроков в футбольную команду. Между белыми и черными девочками даже завязалась драка, прямо перед дирекцией.
– Что же с ними будет в учебном году? – вздохнула тетя Эл.
Она размешивала в миске сыр с перцем для сандвичей, когда в дом вошел дядя Кларенс, с бутылкой в бумажном пакете. На губах расплылась широченная улыбка, он приплясывал на полусогнутых ногах. Дядя Кларенс поцеловал жену, детей, обнял меня, при этом что-то говорил тоном проповедника и спрашивал, как все поживают в день победы. Потом вспомнил о своей красавице дочери, порадовался, что фабричный холм наконец-то получил лидера в группе поддержки.
– Настало время праздника. Так давайте же праздновать. Хочу, чтобы звучала музыка. Эй, кто-нибудь, дайте мне мою гитару!
Джо вынес старинную гитару, почерневшую в некоторых местах от многолетнего прикосновения рук. Дядя Кларенс глотнул из бутылки, поднял гитару и начал так играть, как я никогда в жизни не слышала. Казалось, он не думал о том, что делает. Он дергал, щипал, перебирал струны, словно находился в трансе, музыка изливалась из него самого.
– Есть разумные пьяницы, а есть безумные пьяницы, – усмехнулась тетя Эл. – Когда мой Кларенс выпивает, им движет дух. Он у меня – танцующий пьяница.
Все Уайетты начали хлопать, кричать и пританцовывать, и я присоединилась к ним. Мы окружили дядю Кларенса, который играл так быстро, что его руки сливались в сплошное пятно. Затем он откинул голову назад и громко заплакал.
Беременность Дорис протекала нормально, и однажды в конце августа мистер Мэддокс сказал мне, что ей назначен прием у врача. Он хотел, чтобы Лиз осталась дома и отвечала на телефонные звонки, а мне нужно ехать с ними, присматривать за Рэнди и малышом, пока доктор будет принимать Дорис.
Мистер Мэддокс вернул жене ее одежду через несколько дней после того, как велел мне положить ее в машину. Велел, чтобы Дорис с малышом села на заднее сиденье, а я – на переднее, рядом с ним. Он завел машину и выехал на дорогу с такой скоростью, что взвизгнули шины. Мы только что прошли техосмотр, не опаздывали, но мистер Мэддокс сворачивал на поворотах так резко, что меня бросало на дверцу. Он проезжал по пешеходным зонам и постоянно ругал всех идиотов, оказавшихся у него на пути.
Вскоре мистер Мэддокс притормозил на стоянке около магазина.
– Пойду за водой и чипсами для всех, – объявил он. – Что вы хотите?
– Решай сам, милый, – ответила Дорис.
– Я хочу оранж-соду, – сказала я. – «Нихи», «Оранж» или «Фанту», это неважно. И «Читос». Не толстые, а хрустящие.
– Сидите на месте, – велел мистер Мэддокс и вышел из автомобиля.
Через две минуты он вернулся с коричневым бумажным пакетом в руках. Сел в машину и протянул мне колу и маленький картонный цилиндр.
– Что это? – спросила я.
– Чипсы и кола. – И он протянул Дорис то же самое.
– Это не то, что я просила, – произнесла я. – Я просила оранж-соду и «Читос».
– Это лучшая кола на рынке, а это «Принглсы».
– Но это не то!
– Я спросил, что ты хочешь, но не сказал, что куплю то, что ты хочешь, – усмехнулся мистер Мэддокс. – Обращай внимание на мои слова. Это важно, если работаешь у меня.
Я обследовала цилиндрик с «Принглсами», у которого было маленькое ушко на жестяной крышке. Нажала на ушко, и из-под него вырвалось шипение. Внутри был аккуратный столбик чипсов, похожих по очертаниям на седло. Я съела одну штуку.
– Странный вкус, – заметила я.
– О чем ты? – удивился мистер Мэддокс. – Вкус «Принглсов» лучше, чем «Читос». Но дело не только во вкусе. «Принглсы» качественные. – И он начал читать мне лекцию о технологических улучшениях в «Принглсах». У них одинаковая форма, сказал он, они не крошатся, потому что сложены внутри цилиндра, а не болтаются в пакете, который в основном наполнен воздухом. Тебе не нужно иметь дело с острыми краями или подгорелыми пятнами, которые иногда встречаются на обычных картофельных чипсах. Плотность продукта «Принглс» – веяние будущего. – Кстати, у тебя не останется оранжевых крошек на пальцах.
– А мне нравятся оранжевые крошки, – возразила я, – их приятнее есть, запивая оранж-содой, которую я просила, но не получила. «Читос» на самом деле лучше, чем «Принглс» – во всяком случае, по моему мнению. Они бывают разных размеров, так что вы можете выбирать большие или маленькие. И они бывают разной формы, вы можете развлечься, пытаясь догадаться, какой попадется.
Мистер Мэддокс вцепился в руль, и я увидела, что у него на виске пульсирует вена, будто голова готова была взорваться.
– Это самая большая глупость, какую я когда-либо слышал, – сказал он. – Ты не понимаешь того, о чем говоришь. – Он направил толстый палец на мое лицо. – «Принглс» лучше «Читоса».
– Он прав, – произнесла Дорис. – Джерри знает, о чем говорит. Тебе лучше бы послушать, чем спорить. И вообще, просто будь благодарна, что он вообще купил тебе что-то.
Мистер Мэддокс кивнул.
– Ты неправильно выбрала эти «Читос», так что я их отменил. Именно так я должен поступать, если люди делают неправильный выбор. – Он помолчал. – В общем, замолчи и ешь свои проклятые «Принглсы».
Вечером мы с Лиз ехали на велосипедах обратно в «Мэйнфилд», и я рассказала ей о споре «Читос» против «Принглс».
– Не понимаю, почему это так вывело его из себя, – сказала я. – Если он думает, что «Принглс» лучше «Читос», так это его мнение, но если мне нравятся «Читос», то это мое мнение. Одно дело, если у меня неверный факт. Но мнение – это не факт. И Мэддокс не может говорить мне, что мое мнение ошибочно.
– Бин, ты хочешь чего-то добиться, споря о пачке хрустящей картошки, – заметила Лиз. – Это неважно!
– Он не может указывать мне, о чем думать.
– Может, ведь ты работаешь на него – но это не означает, что ты должна так думать. Но, в то же время, лучше не высказывать ему свое несогласие.
– Иными словами, мне следует заткнуться и есть проклятые «Принглсы»?
– Выбирай, с чем тебе нужно воевать. Это как с мамой. Иногда лучше прислушиваться к тому, что они говорят.
Вот так она вела себя с мистером Мэддоксом, рассказала сестра. У него обо всем есть свое мнение, и она просто молча слушала. Мистер Мэддокс признался, что иногда горячится, и ему нравится ее выдержка, которую Лиз проявляет, когда он выходит из себя. Она понимает, как надо себя вести. Он доверяет ей и уважает ее, вот почему дает ответственные поручения. Позволяет Лиз смотреть важные документы, касающиеся судебных дел, в которых он принимает участие.
– Что, например? – поинтересовалась я.
– Я не могу это обсуждать, – ответила сестра. – Я поклялась мистеру Мэддоксу хранить все в тайне.
– Даже от меня? – удивилась я. Мы с Лиз всегда всем делились.
– Даже от тебя.
К концу лета мы с Лиз скопили достаточно денег, чтобы купить новую одежду. Мистер Мэддокс заплатил мне наличными, как я хотела, и я хранила деньги в коробке из-под сигар, которая лежала в маленькой белой колыбельке вместе с фотографией папы и с его «Серебряной звездой». Лиз сняла деньги со своего счета, и однажды мы поехали в магазин на Холлидей-авеню. Я думала, мы купим несколько дешевых комплектов одежды, но сестра настояла на том, что, кроме джинсов и маек, нам надо приобрести один по-настоящему сногсшибательный наряд. Важно, какое первое впечатление мы произведем в новой школе. Лиз выбрала себе яркую оранжево-пурпурную юбку и блестящую пурпурную рубашку. Для меня она нашла пару лимонно-зеленых брюк и клетчатый лимонно-зеленый жилет.
– Надо о себе заявить, – сказала она.
В первый день школьных занятий мы надели свои сногсшибательные наряды. От «Мэйнфилда» до остановки автобуса можно было дойти пешком, но дядя Тинсли довез нас в «Деревяшке» на Байлер-Хай. Он тоже считал, что надо произвести хорошее впечатление.
Школа была большим кирпичным трехэтажным зданием, с пилястрами и отделкой из известняка. Сотни учеников бродили под огромными тополями перед фасадом, черные дети в одной группе, белые – в другой. Как только приехали, я сразу сообразила, что мы ошиблись с одеждой. Все белые дети были в линялых джинсах, кроссовках и футболках, а на черных детях были кричащие, яркие наряды, как у нас с Лиз.
