Впрочем, это спасение стоило нам невосполнимых жертв. Ни Андрея Гурьева, ни нашего психованного лодочника Шиваджи не стало, и, сколько я ни бродил среди рифов по пояс в воде, обнаружить их тел или хотя бы предметов одежды мне не удалось. Гибель Андрея стала для меня настоящей катастрофой – ведь это именно я увлёк его погоней за мифической Золотой Книгой, и в течение последних недель он был для меня не только другом, но и надёжным соратником в самых нелёгких ситуациях. Если даже мне удастся вернуться домой живым, смерти этого человека я никогда не простил бы себе.
Вдобавок к этой беде пропал и катер, разрушенный ударом о риф, и в отсутствие каких-либо инструментов у нас больше не было возможности починить его и вернуться на большую землю самостоятельно. Дыру в днище ещё можно было бы залатать при наличии гвоздей (которых, впрочем, у нас в ассортименте тоже не было), но гораздо хуже было то, что бурей вырвало двигатель и руль, что делало катер неуправляемой шлюпкой, да ещё и громоздкой. Преодолеть на ней расстояние в тридцать пять километров, разделявшее нас с островом Большой Андаман, было попросту невозможно, даже если бы мы изготовили вёсла.
Что же удалось сохранить? Немало. Во-первых, мы с Савитри Пали, к собственному удивлению, обошлись без серьёзных телесных повреждений. Да, я сильно ударился спиной, разодрав кожу в нескольких местах, но кости повреждены не были, и я вполне мог двигаться. У меня, правда, жутко саднило горло и всё тело бил озноб, но я списал это на нервное истощение – еще бы, после такой-то прогулки по свежему воздуху… Моя спутница вывихнула левую руку и посадила несколько шишек на голове и, по её собственным словам, наглоталась морской воды под завязку, но всё это было поправимо.
Сохранились и рюкзаки, туго привязанные к поручням и обтянутые полиэтиленом. В них находились запас питьевой воды, некоторое количество здорово подмокшей пищи, наше походное снаряжение и даже камера. К моему удивлению, сухими остались и все наши документы – на тот случай, философски заметила Савитри Пали, если они нам ещё когда-нибудь понадобятся.
– Не нужно сеять панику, товарищ капитан, – посоветовал я ей на это. – Мы выберемся. Да и Гурьев, насколько я его знаю, никогда бы не утонул в море, а потому, конечно, найдётся. Если он и капитан выпали из катера в момент удара о скалы, значит, им удалось выбраться из воды – здесь совсем мелко. Возможно, они ушли на разведку. Хотя странно, что они при этом нас не растолкали…
Мы решили перебраться на остров: это казалось единственным выходом, учитывая, что никаких дикарей на берегу не было видно. Савитри высказала здравую мысль, что лодку всё равно найдут аборигены, и тогда нам не поздоровится. А следовательно, нам нужно найти себе надёжное убежище, просушить там одежду и проверить снаряжение, прежде чем строить планы хотя бы на самое ближайшее будущее. Так и было сделано, и уже через полчаса мы наконец вышли на мягкий песок острова Сентинель, перетащив сюда по мелководью из катера всё, что можно было унести с собой.
– В этом месте оставаться нельзя, – охрипшим от воды голосом тихо сказала Савитри, обернувшись назад, где за выступающими из воды скалами белел нос нашего катера. – Если туземцы окажутся здесь, они примутся искать нас поблизости. Необходимо будет замести следы и отойти хотя бы метров на пятьсот…
Джунгли Сентинеля представляли собой настоящую чащу без единого просвета. Я видел такой лес и раньше: в Амазонии, на островах Зондского архипелага. Благодаря жаркому климату и обилию воды растений здесь настолько много, что они вынуждены вести друг с другом жестокую борьбу за доступ к солнечным лучам, в этом лесу царит вечный сырой полумрак. Верхний ярус, высотой иногда до сотни метров, занят огромными кронами самых высоких деревьев – пальм, баньянов, акаций, а также фикусов, которые, паразитируя на других деревьях, постепенно заворачивают их в свои стволы и душат, чтобы самим добраться до неба, до солнечных лучей. Ярусом ниже располагаются плодовые деревья, вроде манговых, увитые многочисленными лианами и растениями-паразитами. Цепляясь за их стволы, тянутся вверх кустарники, располагая свою листву таким образом, чтобы тоже получить свою толику света. Папоротники и высокие травы с яркими цветами и ядовитым запахом дополняют картину. И на каждом ярусе влажного экваториального леса живут тысячи видов животных, птиц, насекомых, которые – нам странно это представить – никогда не узнают, что такое земля. Когда-то Редьярд Киплинг впервые ввёл в английский язык диковинное индийское словечко «джунгли», которым теперь обозначают любой тропический лес. Он никогда не бывал на Сентинеле, но наверняка оценил бы здешнюю чащу по достоинству.
По такому лесу практически невозможно передвигаться, не прорубая себе путь с помощью ножа или мачете. Но и спрятаться здесь несложно, поэтому мы остановились уже спустя несколько минут после того, как углубились во влажную чащу.
– Здесь, – уверенно сказала Савитри голосом опытного проводника, указывая мне свободной рукой куда-то вперёд и вверх.
Перед нами диковинным образом срослись ветвями два огромных дерева, образовав своеобразную чашу на уровне трёх-четырёх метров над землёй. Эта чаша казалась довольно надёжно укрытой со всех сторон гигантскими листьями, и забраться туда по лопастевидным корням деревьев не представлялось проблемой. И я был вполне согласен с тем, что жить на дереве было бы максимально безопасным, учитывая повадки местных жителей – как людей, так и змей и насекомых.
Мы осторожно втащили в своё новое убежище рюкзаки, и я смог даже разместить их таким образом, чтобы мы могли вполне удобно лежать на ветвях. Я предвкушал с удовольствием то, как туда лягу, потому что, вдобавок к усталости, меня продолжал бить озноб от холода и начинался кашель.
– Всё, Алексей, – озабоченно произнесла Савитри после того, как мы убрали следы своей жизнедеятельности из-под деревьев. – Мы надёжно устроились, по крайней мере на сегодня. Теперь – на пляж, сушить одежду. Сменных вещей у нас нет, а в мокром костюме мы с вами скоро оба свалимся от лихорадки. Один бог знает, сколько времени нам потребуется провести здесь, а лекарств у нас с вами совсем немного, надо себя беречь.
Я был вполне согласен с ней. Мы взяли ножи, Савитри прихватила свой пистолет, и, пошатываясь от усталости, побрели к морю, поблёскивавшему среди деревьев на расстоянии всего сотни метров от нас.
Я считал и продолжаю считать, что идея раздеваться полностью была неудачной. Да, одежду нужно было сушить, но это вполне можно было сделать, не снимая её полностью. Однако Савитри Пали считала иначе, и я чувствовал себя слишком слабым, чтобы протестовать. К тому же у меня продолжала ныть раненая спина, и я позволил своей спутнице стащить с меня рваную во всех возможных местах рубашку и потратить некоторое количество ценной пресной воды, чтобы промыть мне рану. Надеть эту рубашку обратно уже не представлялось возможным, разве что на огородное чучело, и мне стало совершенно всё равно, в каком виде я предстану перед капитаном индийской полиции.
Сама она, похоже, тоже не чувствовала никакой неловкости, раздевая меня. И когда вся моя одежда, густо просоленная морской водой, оказалась у неё в руках, она позволила мне наконец лечь на разложенные листья в тени изогнутой над пляжем кроны гигантской пальмы, а сама отошла раздеться метров за двадцать от меня, на солнце.
Последнее, что я видел сквозь стремительно наступающий сон, была миниатюрная, совершенно обнажённая фигурка Савитри Пали, сновавшей по пляжу в пятидесяти шагах от меня и раскладывавшей на песке наши мокрые вещи. В любой другой момент своей жизни я, наверно, по меньшей мере постарался бы присмотреться к такому зрелищу повнимательнее, но сейчас я только бессильно закрыл глаза. Я только что второй раз за неполную неделю чудом избежал смерти. В один момент я потерял друга, единственное средство передвижения и доступ к цивилизованной земле. Всё-таки жить прекрасно, но если так пойдёт дальше, Золотая Книга мне уже не понадобится…
Потом мне стало сказочно хорошо. Тревожные мысли покидали меня, и грудь уже не сжимало от ужаса после всего произошедшего. Успокоилась ушибленная спина. По моему телу разлилось тепло от песка, и озноб постепенно прекратился. Я увидел себя самого в рубашке с коротким рукавом, несущегося на своём мотоцикле BMW по улицам Москвы, залитым солнечным светом, на какую-то удивительно приятную встречу. Бог знает, что меня ждёт там, на этой встрече: новый интересный проект или знакомство с ярким человеком, которая перевернёт мою жизнь, предложение ценой в миллион или взгляд голубых глаз, от которого у меня захватит дух… А быть может, сама знаменитая Золотая Книга блеснёт мне своей неведомой семнадцатой страницей – не знаю.
Я мчусь по широкому Садовому кольцу, и редкие автомобили остаются далеко позади, а светофоры подмигивают зелёным глазом, пропуская меня сквозь самые оживлённые перекрёстки. Я, быть может, оказался в Москве своего детства – просторной, солнечной, беззаботной и молодой. Я ещё не знал тогда ни тропических стран, ни изматывающих корпоративных командировок, пятизвёздочных отелей и полуподвальных хостелов, горной болезни, сумасшедших получасовых пересадок в аэропорту Сингапура и бурь Индийского океана. Зато я совершенно точно знал, что моя будущая жизнь будет светлой, яркой, как этот солнечный день, быстрой, как этот BMW, и захватывающей, как Золотая Книга.
