Не помню, говорил я или нет, что у меня есть семья: жена и двое сыновей. Возраст у мальчишек, как здесь говорят, тинейджерский, и, конечно, хватает с ними хлопот, но у меня есть еще один член семьи – существо, которое я безумно люблю, это пес по кличке Гектор, возраста весьма почтенного, ему скоро одиннадцать лет. Я когда-то подобрал его щенком на пустыре. Проходил мимо и услышал, как он заскулил. Лежал он с налипшими к шерсти колючками, харкал кровью и, похоже, был не жилец на этом свете. И я сразу понял, что его кто-то жестоко избил. Я почувствовал чужую злую волю, которая, как электрический разряд, пробегала по всему его телу от кончика носа до кончика хвоста. Пес он непородистый, несчастная дворняга. Спустя несколько лет один мой приятель, сам большой любитель собак, объяснил мне, что Гектор, видимо, помесь двух собачьих пород: лабрадора-ретривера с небольшим вкраплением немецкой овчарки. А здесь, в Америке, я показал фотографию Гектора одному американцу, и он мне сказал, что точно такая дворняга была у Фрэнка Синатры. Он ее также подобрал кем-то брошенную, и она много лет жила у него в доме как член семьи…
Гектор так никогда и не избавился до конца от своего пережитого в младенчестве страха. Вот и живет у нас в доме преданный друг, добрейшая душа, но трусишка, каких свет не видал.
– Зато откликается на имя Гектор, – рассмеялся Юлиан.
– Имя-то я дал в надежде, что мифический герой как-то повлияет на собачий характер, но, как видите, ошибся. Да, Юлиан, не смотрите на меня с иронией. Даже Варшавский ошибается. И вот какой поразительный случай недавно произошел с этой собакой… Примерно недели три назад звоню домой. Разговариваю с женой, спрашиваю: как дела, какие новости, одним словом, задаю обычные житейские вопросы. Жена лежит в это время на диване и говорит: «Вот Гектор без тебя мается, по глазам видно». Я ей отвечаю: «Да и у меня, наверное, такие же глаза сейчас, как у него…» Тут она сделала паузу и почти шепотом произносит: «…Он будто почувствовал что-то, подошел ко мне, голову положил на колени… а ну-ка, скажи что-нибудь погромче, я ему дам послушать». Я начинаю кричать в телефонную трубку: «Гектор, псина моя родная, до чего же я по тебе скучаю!» И вдруг слышу жена моя прошептала: «О Господи…» – «Что случилось?» – спрашиваю. А она в ответ: «Он, как только твой голос услышал, начал эту трубку облизывать, как будто сказать тебе что-то хочет!»
Виолетта всплеснула руками:
– Ой, не могу, как трогательно, у меня даже в носу защекотало, сейчас заплачу. Слушайте, мальчики, давайте выпьем за Гектора!
– Да, действительно, чертовски трогательная история, – согласился Юлиан, разливая остатки вина из бутылки. – Но меня, как человека менее эмоционального, чем Ключик, заинтересовала чисто физиологическая подкладка в этом эпизоде. Скажите, Леонард, у вас телефонная трубка какого цвета?
– Белого. Точнее, слоновая кость.
– А не кажется вам, что Гектор бросился облизывать трубку потому, что она ему напомнила косточку… одну из тех любимых сахарных косточек, которые он получал из ваших рук? И ассоциация у собаки… нет, давайте скажем так: собачий инстинкт сработал, благодаря вашему голосу. Ведь Гектор и раньше видел, что люди держат этот, напоминающий косточку предмет у самого рта, то есть, как бы облизывают его. Отсюда вывод: какой бы собака ни была умницей, она все равно остается собакой Павлова, не более.
– Ничего подобного! – возмутился Варшавский. – В течение многих лет каждый раз, когда я входил в дом, Гектор уже с нетерпением ждал меня, встречал, выражая свою собачью радость и преданность, облизывал мои руки, лицо… А я с ним разговаривал, как с человеком, понимаете… И ни тогда, ни сейчас у меня не появилось даже капли сомнения в том, что он мои слова переводил на свой собачий язык и понимал меня. А вы тут же ищете одну физиологию, хорошо еще, что Фрейда не приплели.
– Вас просто не устраивает моя концепция или раздражает мой голос?
– При чем здесь ваш голос? Вы, может быть, и неплохо разбираетесь в психологии людей, но чувства, которые испытывает моя родная собака мне понятней во сто крат больше, чем вам!
– Господа… мальчики, ну что вы надулись, как два индюка. Можно я выскажу свое мнение по этому поводу? – Виола взглянула на каждого из них поочередно и поставила бокал на стол:
– На самом деле вы оба правы. Вначале Гектор бросился к трубке, потому что у него возникла двойная ассоциация с косточкой: внешняя – так как трубка напоминала косточку, а внутренняя – по голосу хозяина. Но как только собака начала лизать трубку, она сразу поняла, что это не косточка. И продолжала лизать, потому что это голос любимого хозяина вызвал к жизни собачий инстинкт… даже не инстинкт, а вот эту собачью преданность… Она буквально лизала ваш голос, Леон. Она не могла иначе выразить свою любовь.
– Виола… – Варшавский сделал паузу. – Я прошу прощения, что назвал вас Виолой, я не вхожу в число близких вам людей…
– Ну что вы, я очень рада, я же вам говорила, что не люблю свое полное имя…
– Виола, пока мы тут с Юлианом мудрствовали и пыхтели, вы сумели в нескольких словах выразить самое главное.
– Выпьем за умнейшую женщину нашего квартала, – усмехнувшись, произнес Юлиан.
– Просто за очаровательную и умную женщину, – поправил Варшавский.
– Слушайте, мальчики, мы болтаем, болтаем, а после вина такой аппетит появился. Я побегу резать картошку. Вы мне поможете, Леон?
– Обязательно… и ради бога, Юлиан, извините мою резкость.
– Никаких проблем. Я бы сказал, немножко перефразируя поговорку, ранее вами сказанную: резкость – вежливость королей. Подходит?
– Жюленок, ты тоже можешь посмотреть, как Леон будет колдовать над картошкой.
– Не-е, я не уверен, что меня этот процесс увлечет. Я пойду уберу ветки на балконе и газетку почитаю, а вы меня позовите, когда колдовские чары развеются и можно будет сесть за стол.
– Вы картошку уже почистили? – деловито спросил Варшавский, закатывая рукава рубашки.
– Да.
– Держите ее в кастрюле с холодной водой?
– Да.
– Слейте воду и тщательно промокните каждую картошину бумажным полотенцем.
Он бросал слова, как хирург, отдающий команды ассистентам перед сложной операцией; вид у него при этом был слишком серьезный и не соответствовал моменту.
– Острый нож у вас есть?
– Да. Японский. Юлиан говорит, что нож дорогой и сделан из дамасской стали.
– Ну, если Юлиан говорит, не приходится сомневаться, – улыбнулся Варшавский. – А что со сковородкой? А-а, уже вижу – традиционная, с тефлоновым покрытием. Это, конечно, не лучший вариант. Нужна чугунная… но, как я понимаю, ее в хозяйстве нет.
– Вы знаете, что самое смешное? Когда я переехала к Юлиану, у него была большая чугунная сковородка, но я не могла ее поднять и одолжила у соседки более легкую, а чугунную подарила ей.
– Вы избавились от того, что истинные повара лелеют, как драгоценное и любимое существо. У меня есть товарищ, который появился на свет божий в 1946 году в Ташкенте, в эвакуации. Вскоре после его рождения все семейство село на поезд и отправилось в длинное путешествие в Москву. Причем они взяли с собой большой чугунный казан, там же в Ташкенте купленный на местном базаре. В этом казане ребенку сделали спальное место, и на протяжении пяти суток он не только спал, но и производил туда все свои детские надобности, а так как менять пеленки в условиях плацкартного вагона не всегда удавалось вовремя, то казан, можно сказать, пропитался этими ароматами… Мой приятель большой хлебосол, любит приглашать друзей на узбекский плов – он его мастерски готовит и при этом объясняет присутствующим, что в плов он кладет кроме традиционных ингредиентов, кое-какие ароматные специи, которые были опробованы им еще в младенчестве. Те, кто не знают историю этого казана, смотрят на хозяина с недоумением, а близкие друзья каждый раз хохочут до колик. Впрочем, я заговорился. Как будем резать, кубиками или соломкой?
– Юлиан соломку любит.
Варшавский взял в руки одну крупную картофелину положил ее на бумажное полотенце и сделал ладонью несколько пассов.
– Картошка нормальная, – произнес он, слегка поморщившись. – Но, конечно, химикаты в ней укоренились прочно. К сожалению, от этого побочного явления никуда не денешься. Знаете, в старые времена на Руси всяких картофельных вредителей – жучка, гусеницу убивали, посыпая грядки жгучим перцем или поливая помидорным рассолом, а теперь просто опыляют огромные площади химикатами с воздуха. Так легче, но неудивительно, что рак вышел на второе место после сердечно-сосудистых заболеваний как причина смертности. Уж больно много азотных, фосфорных и прочих удобрений проникает в наш организм из фруктов и овощей. Я вспоминаю, как много лет назад провел целый месяц на Украине, в одной деревне, и хозяйка меня угощала молодой картошкой, собранной накануне. А потом она намешала целую бочку хлорофоса – такой дикой травилки от колорадского жука – чтобы полить этим раствором свое картофельное поле, при этом она по простоте душевной сказала так: «Ота картопля пиде до базару». А наши родители, покупая у частника базарную картошку, думали, что она по качеству лучше колхозной. Все это самообман…
