— Что с огромным удовольствием — с огромным удовольствием научишься входить в чат или с огромным удовольствием будешь для меня мужчиной, а не священником, — девушка лукаво смотрела на Сергея.
— И то и другое, — ответил тот и смущенно улыбнулся.
— Что ж, давай буду тебя учить, — разряжая возникшую паузу, сказала Инна.
— Давай, и проверим заодно — правильно ли меня обучали в семинарии. Пусть Господь сам скажет о себе.
— Смотри внимательно, что я буду делать. Это довольно просто, — и вновь девичьи пальцы забегали по клавиатуре. И вновь бесстрастно замерцало окно чата, того чата. Инна посмотрела на Сергея:
— Начинаем?
— Давай, — священник весь внутренне сжался.
Пару уверенных ударов по клавиатуре и на экране загорелось:
Здравствуй. Я снова пришла к тебе.
Несколько долгих миллисекунд электроны компьютера раскладывали эти робкие почтительные слова на бесстрастные импульсы и передавали их туда, и столько же они обрабатывали слова, пришедшие оттуда.
Здравствуй, Инна. Сергей хочет увидеть то, что увидела ты? Что ж, пусть смотрит.
Мигнул экран, и в квартиру конца двадцатого века ворвался гам улицы Иерусалима начала первого века. И в этом волшебном окне — результата совместных усилий всемогущества Бога и гениальности Человечества, появились лица и раздалась речь людей, чья плоть давно истлела а черепа вот почти уже тысячу лет пустыми глазницами забитыми землей взирают на окружающий их мир и уже ни проклинать, ни осуждать они больше никого и ничего не могут ибо и в провалах ртов их тоже земля.
А компьютер продолжал «крутить» картинку. Сергей увидел огромное помещение, и в нем толпу галдящих людей которые окружили двоих: молодого стройного человека в белой одежде и женщину, лежащую у его ног. «Христос и Мария Магдалина в храме», — догадался Сергей. «Так вот как кой ты», — с волнением подумал священник, всматриваясь в черноволосого мужчину среднего роста. — Похож и одновременно не непохож на тот образ, который рисуют сейчас. Тонкие черты лица, умные, пронзительные карие глаза, высокий чистый лоб. Все так. И все же Ты отличаешься от того образа, который мы себе представляем. Вот только чем? — Сергей еще пристальней впился глазами в лицо Мессии. — Так чем же ты отличаешься? — и тут он понял чем. — На картинках ты более святой, более скорбный, а здесь, в компьютере, ты красивый, уверенный в себе молодой мужчина, с породистым загорелым лицом. Этакий интеллигент в третьем колене». А толпа бурлила, неистовствовала. Из общего ора криков четко обозначилось:
— Моисей в законе заповедовал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?
Десятки распаленных мужчин буквально наступали на несчастную молодую женщину, распростертую на плитах храма. Убить, растерзать, забить камнями, увидеть кровь на этом молодом женском теле. Расширенными от возбуждения глазами смотреть, как она будет пытаться увернуться от летящих камней, как сквозь лохмотья одежды будут просвечиваться ее живот, грудь. Видеть, как нежную женскую кожу будет покрывать пыль и, смешавшись с потом и кровью, грязными ручейками побежит вниз. Увидеть, как она упадет с разбитой головой, дернется в конвульсии и затихнет. И задравшееся платье бесстыдно обнажит ее тонкие ноги с округлыми коленями… И над всем этим будет светить жаркое азиатское солнце.
Еще раз мигнула картинка на экране, и Сергей увидел тот же храм, тех же людей, ту же несчастную блудницу, но все это он видел глазами Христа. Глазами Христа смотрел он на этих разгоряченных людей, на их потные лица, на их глаза, в которых бурлила, плескалась ненависть, жажда убийства, на их рты, выкрикивающие проклятия. И тут зазвучали ЕГО мысли, мысли Бога: «Люди, люди. Как вы все–таки суетны, мелочны и жестоки в своей жизни. Вот вы сейчас кричите, требуете смерти, а сами не знаете, что вас ждет впереди. Вот ты Абрам, — Христос остановил свой взгляд на богато одетого полного мужчину, — готовый тут же проломить череп этой несчастной, знаешь ли ты, что не пройдет и года, как страшная болезнь вспучит твой живот и умрешь ты в нечеловеческих муках. А потом твое огромное чрево будет источать омерзительный смрад, разлагаясь, и его будут жрать черви. А на твой череп, через несколько веков, будут мочиться лошади и ослы, ибо на месте твоей могилы будет постоялый двор. Эх, Абрам, Абрам. А ведь ты знаешь, отлично знаешь, что твой сын Иосиф спал с этой блудницей неделю назад и даже не заплатил ей. Так его тоже забить камнями?»
Иисус поймал взгляд Абрама, и тому показалось, что молния вылетела из карих глаз Христа. Вылетела и взорвалась в его голове. И видно нечто очень страшное привиделось Абраму, потому как побледнел он, схватился за свой живот и, шатаясь, пошел прочь из толпы.
Иисус перевел взгляд на следующего человека. «А ты Исаак, что кричишь. Ты же тоже далеко не праведник. Не ты ли когда идешь с караваном по своим купеческим делам развлекаешься с блудницами на постоялых дворах. И буквально вчера в твоей постели была блудница. Вот сейчас ты смотришь на эту падшую женщину, а перед глазами то у тебя стоит другая, вчерашняя. И внутренне ты наслаждаешься воспоминаниями о вчерашних утехах и не знаешь, что беспощадная болезнь со вчерашней ночи уже вползла в тебя, и ты будешь гнить живьем и не пройдет и трех лет как твой прогнивший нос провалиться внутрь, а твоя крайняя плоть просто сгниет. Эх, Исаак, Исаак». И взорвалась молния в голове Исаака, схватился он за свой нос и пошел прочь.
«А ты ростовщик Арам, праведник ли ты? Разве по–божески ты относишься к людям, которых несчастье вынудило обратиться к тебе? Бойся Арам. Ибо придет время, и загнанные тобой в угол люди, просто зарежут тебя как барана. Эх, Арам, Арам». И попятился в страхе Арам из толпы, озираясь кругом.
Еще и еще смотрел Иисус на людей, еще и еще в их головах обличающе рисовались картины их грехов. И у каждого в толпе был грех. Ибо нет человека без греха. На то он и человек — творение Господа. И вот в храме прозвучало: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Страшно стало людям. Поняли они, что Он знает про них все. И убить эту блудницу и самому при этом быть грешным — нет, страшно. Это будет еще один грех, а наказание за грехи будет и каждый это только что увидел. И рассеялась напуганная толпа. Христос перевел взгляд на женщину:
— Женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
— Никто, Господи, — как эхо ответила женщина, стоя на коленях.
— И я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши, — упали сверху слова.
Мигнул экран дисплея и закрылся чат.
— Что ты сделала? Зачем прервала связь? — Сергей посмотрел на Инну.
— Ничего я не делала, Он сам прекратил связь, — оправдываясь, сказала девушка.
— Что ж, как говориться на то воля Божья.
— Это точно. Мы все тут под ним ходим или… под Дьяволом, — Иннины глаза скрестились с глазами священника и, смотря в них, она медленно добавила, — и наше с тобой, Сережа, судьба также зависит либо от Бога, либо от Дьявола.
Поздно вечером белая «девятка» священника отъехала от Инниного дома.
— Держи, Сережка, — девушка взмахнула рукой и красно–желтое яблоко, прокладывая на чисто–синем небе свою кривую, устремилось к Сергею.
Мгновение и плод, еще хранящий тепло девичьих рук, очутился в мужских руках, прижатый к груди. Мужчина прижался к яблоку носом, вдыхая его аромат.
— Догоняй, — Инна рассмеялась, показала язык, развернулась и побежала прочь. Мужчина бросился за ней. Девушка легко неслась по зеленой траве, отклоняясь от веток деревьев, перепрыгивая через небольшие кусты. Мирно пасущиеся козы и овцы, лениво развалившиеся на траве львы и тигры, наблюдали за этой извечной, хорошо им известной игрой — лев догоняет львицу, тигр — тигрицу, олень, гордо вскинув рога, мчится за нежной оленихой, а мужчина догоняет женщину. Животные и принимали их за своих — золотисто–бронзовые обнаженные тела, мускулистые ноги, легко несущие их хозяев, длинные развивающиеся волосы — самец, только не из их рода, резвиться со своей самочкой.
Сергей почти догнал девушку. Его нос уже чувствовал запах ее тела, он уже отчетливо видел, как под девичьей кожей перекатываются мускулы, как грациозно в противофазе, верх — вниз качаются дольки женской попки. Девушка ловко увернулась от Сергея, перепрыгнула через небольшой холмик и забежала за черный камень, стоящий за ним.
— Не поймаешь, не поймаешь, — Инка хохотала и показывала Сергею язык. — Не поймаешь, пока не съешь яблоко.
— Он же тогда нас изгонит из этого райского сада, — Сергей с трудом переводил дыхание. Сердце неистово бухало в груди — от бега и от вида обнаженной, распаленной девушки.
— Так что для тебя важнее — этот райский уголок или любовь. Сытая, дремотная, умиротворенная стоянка в тихой лагуне или возбуждающее, опасное, но чертовски увлекательное плавание в штормовом океане. Ответь, мужчина, — девушка насмешливо смотрела на Сергея.
