– Не веришь? Он правда мой отец. У меня метрика есть.
– Покажи.
– Я ее с собой не взяла.
– А по паспорту ты кто?
– Остапенко. Маму так зовут. Остапенко Валентина Павловна.
– А тебя как зовут? Зина?
– А пита нагрелась уже? На самом деле – Люся. Но мне Рогнеда больше нравится.
Все-таки Люся. Уже легче.
Я поставил на стол питу и все остальное, и она тут же энергично стала заталкивать в питу сыр. Колбасу, правда, отодвинула:
– Этого не надо. Я веганка.
– Чего?
– Ну, мяса не ем. Принципиально. Животных не ем.
Я не сказал ей, что большинство сыров сквашивают сычугом. И что вообще корова начинает давать молоко после того, как пустят под нож ее первенца.
– А зелени нет? Или помидора?
Я вроде помнил, что помидор был – по крайней мере один, но мне было лень его искать.
– Ладно, – сказала она, – завтра купим.
Это мне не понравилось.
– Ты вообще где остановилась?
– Нигде, – сказала она, – ночевала на вокзале. В зале ожидания, там не гоняют.
Я подумал, что дело близится к ночи. Это мне тоже не понравилось.
– Откуда ты узнала? Про встречу родственников.
Она наклонилась и стала рыться в рюкзаке. Вытащила черное, чудовищно разбухшее, подозреваю, что косметичку, потом бумажник, тоже черный, потертый, оттуда сложенную вчетверо газетную вырезку.
– Вот!
ЧЕМ РОДНЕЙ, ТЕМ КРЕПЧЕ!
Даже переехав в далекий южный город, наш бывший земляк не перестает искать свои корни. Более двадцати человек соберутся в ресторане приморского отеля “Жемчужина”, чтобы познакомиться друг с другом на обеде, который будет дан в их собственную честь.
Тимофеевы, Доброхотовы, Блинкины – что объединяет этих людей?
Корни.
“Нет ничего важнее родных людей, – говорит предприниматель Сергей Сметанкин, – это единственный капитал, который не обесценивается”. Всего лишь несколько месяцев назад он уехал из нашего города, но даже на новом месте он нашел родню…
“Я горжусь новым родственником, – говорит новый земляк энтузиаста, бывший главный технолог Института пищепромавтоматики, персональный пенсионер Александр Яковлевич Блинкин. – Только настоящий человек может добиться всего своими руками”…
С каких это пор папа персональный пенсионер? И главный технолог?
– Ясно. – Я аккуратно сложил заметку и отдал ей.
– Так я вас и нашла, Блинкиных, – сказала Люся-Рогнеда. – Смешная фамилия. И искать легко. Тимофеевых и Доброхотовых много. Только по указанному адресу твой папа живет. А ты – нет. Он сказал…
– Я примерно представляю себе, что он сказал.
Это ничтожество, сказал папа…
– Сказал, что ты известный писатель и на даче живешь, и адрес дал. И телефон. Я хотела позвонить, только у меня мобила села. И вообще.
А ты почему ничего не ешь?
– Сказал же, не хочу.
– Тогда еще вот это съем, ладно? Колбаса все равно останется. И чаю. Сиди, сама налью.
Я смотрел, как она уверенно хозяйничает у кухонного столика.
У нее была узкая треугольная спина, узкая талия, подчеркнутая юбкой-колоколом, из-под юбки торчали тощие лодыжки в этих ее огромных ботинках.
Наверное, ей все-таки не больше семнадцати – в этом возрасте едят много, и все куда-то девается.
Она вернулась к столу, чай она налила себе щедро, до краев, он выплескивался на блюдечко. Накормить ее и выставить за дверь? При одной мысли, что через полчаса ее здесь не будет, я ощутил облегчение.
– Я обломала тебе весь кайф, да? Извини, просто хотела, чтобы этот твой ушел, а то бы ты меня не впустил, наверное. Он не сильно обиделся?
– Что?
– Ну партнер твой.
Я ощутил, что краска ползет по шее вверх, заливая скулы и виски.
– Это сосед. Вон там живет. Просто… решил проводить меня – на всякий случай. Я же не знал, кто на крыльце сидит. А вдруг бандит какой-нибудь.
– Да? – Она заглянула в чашку, – А мне показалось… ну, бывает, знаешь, видно, когда близкие люди…
– Он никакой не близкий, так, знакомый.
Она пожала острыми плечами – мол, как хочешь. Плечи казались ненатурально угловатыми, наверняка эти, как там они называются, подплечники? На ней слишком много всего надето, мои сверстницы в ее возрасте старались одеваться по минимуму, чтобы все на виду. Сейчас для молодых девушек выгодная демографическая ситуация, что ли, а нашим приходилось показывать товар лицом? Или просто все идет по кругу, каждое новое поколение женщин делает все, чтобы не походить на своих мам. Еще бы, мама зануда, и жизнь у нее не удалась, а у дочки все будет по-другому, как надо. Интересно, на ней чулки или колготки? По идее должны быть чулки – черные, с кружевом. Все время думаю не о том, вот зараза!
– Ну вот. – Она оставила чашку и, наклонившись, стала рыться в своей сумке. На пол выпал черный комок, распался на черные кружевные трусики и черную комбинацию, она без всякого стеснения расправила ее, разложив на коленях. – А помыться у тебя где можно?
Я указал подбородком в сторону ванной, онемев от такой наглости.
– Тогда я пошла. Ты же сейчас мыться не собираешься?
Она, не дожидаясь ответа, вскочила, подхватила свои тряпки и разбухшую косметичку и направилась вглубь дома. Какое-то время я сидел на стуле, уставясь в одну точку, потом встал, собрал со стола и понес посуду к раковине. На ободке чашки остался след темной губной помады – точно она, перед тем как пить чай, ела сажу. Меня замутило.
В ванной шумела вода.
По стеклу ползли капли, они казались светлее, чем стекло и небо за ним. Я проснулся в паршивом настроении и первые несколько секунд не помнил почему – может, снилось что-то такое? Потом вспомнил.
Обычно я бреду в сортир в одних трусах, но тут натянул треники и лишь потом вышел в гостиную.
На столе лежала щетка для волос, рядом – опрокинувшаяся набок косметичка, из нее на клеенку высыпались баллончики с тушью и помадой, еще какие-то тюбики, потолще и поуже, никогда не понимал, зачем им столько всякого?
В ванной шумела вода.
На самом деле там, в ванной, – не ванна, а душевая кабинка, на западный манер, унитаз и умывальник, где на полочке стоит моя зубная щетка. Все, что нужно человеку утром.
Я потоптался у закрытой двери, потом не выдержал и постучал.
Никто не ответил. Еще бы, душ, похоже, включен на полную мощность. Я вспомнил, что, уезжая, Валька поставил счетчик воды. Решил, что так будет выгодней.
Я постучал сильнее.
– Пять минут! – донеслось из-за двери.
Пять минут я ждать уже не мог.
У забора все еще зеленела перечная мята, ее запах смешался с острым запахом мочи: на утреннем холоде желтая струя была окутана облачком пара. Оставалось надеяться, что меня не видит эта самая Зинаида Марковна. Еще настучит Вальке, что я водил девок. Дюжинами. И устраивал с ними пьяные оргии.
Сзади кто-то нерешительно кашлянул.
Я обернулся.
У калитки топтался долговязый парень в красной спортивной куртке.
И этот тоже ко мне? Ее дружок, что ли? Да они вдвоем просто-напросто выставят меня отсюда – вдвоем, и что я смогу сделать? Не драться же с ними!
Я торопливо подтянул тренировочные.
– А вам чего надо? – крикнул я. Он не ответил, только помахал каким-то плотным квадратным конвертом.
Я двинулся к калитке: парень не делал попытки войти, просто стоял и размахивал конвертом.
– Это Дачный переулок? – спросил он обиженно.
– Дачный.
– А то мне тут показали, где Дачная улица. Я и пошел. А мне Дачный переулок нужен.
– Это Дачный переулок, – повторил я.
– Блинкин? Семен Александрович?
Я сказал:
– Ну?
Я видел себя его глазами – опухший со сна неприятный тип в шлепанцах и тренировочных, пузырящихся на коленях.
– Ну – то есть да? – уточнил парень. – Тут вам почта.
Он протянул мне конверт. Конверт был длинный, шикарный, плотной бумаги, на нем золотыми причудливыми буквами было выведено: “Приглашение”.
– Расписаться надо?
– Да, – сказал курьер, – вот тут.
И протянул мне планшетку с квитанцией. Я расписался и вернул ему планшетку: чистая формальность, он не спросил у меня паспорта, расписаться бы мог и сам… Тут выражение его лица изменилось, словно я из лягушки превратился в королевича, да еще и попутно пол сменил. А я ведь даже не успел сунуть ему чаевые. Впрочем, я и не собирался – не держу денег в карманах треников.
Потом я понял, что он смотрит не на меня, а поверх моего плеча.
На пороге стояла Рогнеда, умытая, причесанная, в чем-то очень черном, длинном и очень кружевном. Из-под очень черного и кружевного виднелись маленькие босые ступни. И как ей только не холодно.
– Это дочка ваша? – спросил парень, не отрывая взгляда от девушки.
– Нет, – сказал я сквозь зубы.
– А…- Во взгляде парня появилось какое-то новое чувство. Уважение, что ли.
