Ознакомительная версия.
ЛАРИСА. А кто еще лишний на Карнавале?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Пикколины.
ЛАРИСА. Кто?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ну, малышки. Пик-ко-ли-ны. Вот, любуйся.
Тем временем цепь танцующих скрыла ребенка. Над толпой взлетела коробка шоколадных конфет, рассыпалась в воздухе, раздался оглушительный хохот, и в небо полетело все – бутылки, веера, перчатки, яблоки, красные башмачки… Особенно старалась миниатюрная маска, тоже в ромбах и в треуголке, хохотавшая громче всех и плясавшая азартнее всех.
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Полюбуйся – она искренне считает себя Коломбиной.
ЛАРИСА А какая разница?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Разница в том, что для Коломбины весь мир – игрушка, а пикколина – сама игрушка. Хотя и вообразила, будто ей тоже дозволено все. А ее карнавальства на то лишь и хватает, чтобы мыть ноги шампанским и каждую неделю менять любовников. Вот кто дискредитирует Карнавал и от кого я никак не могу избавиться!
Смешную пикколину тоже унесло фарандолой. Лариса проводила ее взглядом. Что-то в ней вызывало тревогу, во всяком случае, так показалось Ларисе. Где-то она уже встречала такой взгляд, полный восторга и готовности выполнить все, чего потребует Карнавал. И еще одна тревога проснулась внутри – почему-то за Дениску…
Взорвались хлопушки, взлетели петли серпантина и вдруг опали. Ночь вокруг оказалась пустой и гулкой. Не стало музыки. Усыпанная пестрым тряпьем площадь раскинулась далеко во все стороны. И лишь прихрамывающая пикколина, не успевшая исчезнуть вместе с Карнавалом, брела, ничего не видя перед собой.
Лариса поспешила к ней. Эта плясунья, отставшая от фарандолы, была здорово пьяна. Она тщетно пыталась развязать шнурки маски – узел, прихвативший и спутанные волосы, лишь туже затянулся.
ПИККОЛИНА. Темно… Надо будет дома, перед… зер-ка-лом…
ЛАРИСА. Где ты живешь?
ПИККОЛИНА. Там!
Непонятно откуда возникла улица, встала стена домов со слепыми ночными окнами, появились фонари – словом, образовался привычный городской пейзаж.
ПИККОЛИНА. Что за лапушка этот Арлекин, мужик – во, обалдеть! Проклятые туфли, десять лет их ношу – и ничего, а сегодня натерли ноги! Дура я бестолковая, идиотка ненормальная! Пам-парарам-пам пам парарам – помнишь? Хорошо побесились!
Ее так основательно качнуло, что Лариса еле успела поддержать.
ЛАРИСА. Так где же ты живешь?
ПИККОЛИНА. Пошли. Чаю горячего выпьем Мне холодно.
Ларисе стоило-таки труда доставить бормочущую пикколину по адресу. Два раза она путала подъезды. Но от ночной сырости хмель понемногу стал проходить. И номер квартиры она назвала уже твердым голосом. Ключ лежал на дне сумочки. Искать его в темноте не имело смысла. Лариса позвонила. И им открыла девочка лет девяти
– Мама! – воскликнула она и отступила испуганно в глубь коридора при виде незнакомой женщины. Пикколина же, едва не упав на девочку, принялась обнимать ее и ласкать
ПИККОЛИНА. Ласточка моя! Солнышко мое! Вот кто любит свою мамочку, вот кто ждет свою мамочку…
Лариса стояла в дверях и неотрывно глядела на девочку. Когда дочь пикколины повернулась, ей померещилось… Впрочем, такого быть не могло. И две рыжие косички, завязанные разноцветными ленточками, тоже еще ровно ничего не значили. И все-таки жест девочки – быстрое движение испуганного зверька… Нет, померещилось.
Девочка уверенно обхватила мать и повела ее на кухню. Лариса пошла следом и увидела, как ребенок стягивает с пикколины изрядно побитые красные башмачки. Не успела Лариса опомниться, как уж и чайник стоял на плите, и яичница густела на сковородке. Девочка увлеченно хозяйничала. Пикколина же вновь принялась за узел маски. И Лариса увидела, что из всех карнавальных аксессуаров на ней остались лишь красные бусы и эта самая маска, а прочее непонятно когда преобразилось в старые джинсы и кофтенку какой-то неизвестной фирмы
Лариса встала, чтобы помочь. Девочка, как была, со сковородником в руке, так и загородила мать.
ДЕВОЧКА. Не трогайте маму! И вообще уходите! Мы вас не звали!
ЛАРИСА. Что ты, не бойся, сейчас уйду…
ДЕВОЧКА. И уходите!
ПИККОЛИНА. Не надо кричать, доча, это хорошая тетя. Сейчас чайку все вместе попьем. Тетя не будет меня ругать, не бойся, тетя своя в доску, слышишь?
ДЕВОЧКА Правда? А то мамку всегда все ругают и обзывают.
ПИККОЛИНА. Воспитывают, доча! Все воспитывают, кому не лень. Сами бы так покрутились… А девочка все равно любит свою мамочку, и ну их всех.
Она выругалась Девочка испуганно посмотрела на Ларису, но та не возмутилась, а лишь оглядывала запущенную кухню, убогое подобие порядка, какое только могла поддерживать девочка, и ее застиранную ночную рубашку, и дешевые серьги в ушах матери и дочери.
ДЕВОЧКА. Простите мамку. Она только если очень сердитая, тогда ругается. А вообще она хорошая. Она мне всегда деньги на все дает, и на кино, и на мороженое, и если в школу надо.
ЛАРИСА Ты в каком классе?
ДЕВОЧКА. Во втором. У меня все четверки, только по русскому тройка Мамку на родительском собрании за меня хвалили!
ЛАРИСА Молодец, умница… Ну, я пойду что ли. Не буду мешать.
ДЕВОЧКА Вы, когда мамка выспится, приходите Она умная, с ней всем интересно разговаривать. Я чай сварю и полы помою.
Лариса взглянула на пикколину – та спала прямо в маске, откинувшись на спинку стула. Перед ней стыла на столе яичница. Чашку с чаем она опрокинула, и на пол стекала с клеенки журчащая струйка.
Девочка тоже заметила это, и по ее личику такая мрачная тень пробежала, такой огонек вспыхнул в глазах, что Ларисе стало не по себе. Но, поймав Ларисин взгляд, девочка мгновенно отвернулась, схватила тряпку и стала вытирать лужицу. И непонятно было, отчего охватил ее внезапный стыд – за беспорядок или за то, что мать пренебрегла ее заботой. А может, и за то странное чувство, что отразилось на ее лице.
Все в этом доме почему-то казалось Ларисе знакомым, вот и тряпка в руках девочки тоже, кусок оранжевой фланели с пестрыми пятнышками на манер птичек.
ЛАРИСА. Это у тебя пижамка такая была?
ДЕВОЧКА. Ага.
И грянул внезапный, как всегда, голос повелительницы Коломбин.
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Ты что здесь делаешь? Ты как сюда попала? Здесь тебе не место!
ЛАРИСА. Почему?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Это – не твое. И не думай об этом, Тебе это не угрожает. А если хочешь помочь – так запомни, что всем пикколинам не поможешь. Пусть дурочки на собственной шкуре поймут, что неудачницам на Карнавале делать нечего. Нечего!
И стали таять стены кухни, силуэты ее обитательниц. Только изумленные глаза девочки сверкали из мрака.
ДЕВОЧКА. Стойте! Я тоже туда хочу! Я никогда не буду неудачницей!
Но ее накрепко отгородила от Ларисы стена музыки.
Напрасно горячие руки Арлекина бродили по невесомому телу. В душе проснулась прежняя тревога – и за Дениску, и за эту сердитую девчонку, и еще за какого-то ребенка, может и вовсе не существующего.
Но Арлекин целовал ее в губы, и это очень походило на счастье – минутное и необыкновенно острое. А завтрашний день виделся нереальным, да и ненужным, пожалуй, как и день вчерашний. Реально же было одно – поэтическое вранье, которое выдавал черноглазый мальчик, и его руки, и его близость.
Но утром, целуя Стасика на прощание, Лариса уже чувствовала себя свободной от сумбура прошедшей ночи.
И опять вспомнился Дениска
Лариса наскоро оделась, захватила в холодильнике гирлянду сосисок и пошла завтракать к Асе. Дениску уже отвели в детский сад. Ася выглядела неважно и завела обычный разговор о женских хворостях, детях и хозяйстве. Лариса старалась не смотреть на ее лицо, которое и сегодня являло собой маску мелочной озабоченности
В двенадцать Лариса собралась домой и даже успела выйти на лестницу, когда Ася окликнула ее. Лариса мгновенно вернулась и изумилась внезапной бледности подруги.
АСЯ. Лариска, вызывай «скорую»! Мне, кажется, приспичило…
ЛАРИСА. Тебе же еще рано!
Но к телефону она подсела и стала набирать номер.
АСЯ. За шкафом стоит Димкина спортивная сумка. В ней все приготовлено… Слушай, сейчас меня, может быть, крепко прихватит, охать буду, а говорить не смогу. Возьмешь у Димки деньги, когда рожу – пойдешь и докупишь все, что надо, список у него. В чемодане, Димка тебе покажет, Денискины старые пеленки, перестирай и погладь, я не успела…
ЛАРИСА Чего уж там! Ты, главное, скорее рожай!
АСЯ Моих не забывай. Дениску не перекармливай. Если можешь, постирай Димкины рубашки, у него во вторник симпозиум, так чтобы выглядел прилично. В те дни, когда дежуришь, обязательно звони ему и напоминай, чтобы взял Дениску из садика. А то он у меня человек государственный, с бытовым склерозом. Так что возьми моих под крыло.
ЛАРИСА. Не волнуйся Дениску не брошу. Будет обстиран и накормлен, это я тебе обещаю.
Процедура приема в родильном доме была отработана до минуты. Лариса слова сказать не успела, как Ася исчезла.
Ознакомительная версия.
