На добрый месяц Дик сделался рассеянным, погрузившись в сладостные грезы о заполненных до краев медовых сотах и тучах трудолюбивых пчел. Он собственноручно сколотил двадцать ульев, а рядом с пасекой высадил целый акр травы особого сорта. Он снял нескольких туземцев с работ и отправил их в вельд, на поиски роящихся пчел, и вечером, когда садящееся солнце окрашивало небо в золото, он долгими часами занимался выкуриванием пчел, в надежде отловить королеву. Ему сказали, что этот способ является правильным. Однако куча пчел передохла, а королеву он так и не нашел. Тогда он стал расставлять ульи по всему вельду в тех местах, где были обнару- [164] жены рои, в надежде, что пчелы польстятся на них. Несмотря на это, ни одна пчела и близко не подлетела к улью; быть может, беда заключалась в том, что это были африканские пчелы и им не нравились ульи, сделанные по английскому образцу. Кто знает? Дик явно не имел об этом ни малейшего представления. Наконец один рой все-таки обосновался в улье. Однако двести фунтов в год на одном рое не сделаешь. Потом Дика сильно покусали, и, казалось, именно пчелиный яд помог ему избавиться от наваждения. Мэри с удивлением и даже яростью заметила, что с его лица исчезло задумчивое выражение, — а ведь он потратил на свою авантюру несколько недель и немало денег. День ото дня Дик проявлял к пчелам все меньше интереса. В целом Мэри не без облегчения увидела, что он вернулся в нормальное состояние и снова думает об урожае и ферме. То, что случилось, напоминало временное помешательство, когда Дик был не похож сам на себя.
Примерно полгода спустя все повторилось снова. Мэри просто не могла поверить собственным глазам и ушам, когда увидела мужа задумавшимся над журналом по сельскому хозяйству, содержавшим крайне заманчивую статью о выгодных перспективах свиноводства, и услышала, как он сказал:
— Мэри, я, пожалуй, куплю свиней у Чарли.
[165]
— Надеюсь, ты не собираешься опять это начинать? — резко произнесла она.
— Что начинать?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Опять берешься строить воздушные замки — размечтался, как бы побольше денег заколотить. Почему ты не можешь просто работать на ферме?
— Разведение свиней — это и есть работа на ферме. А Чарли заколачивает на свиньях немалые деньги, — с этими словами он начал насвистывать.
Когда Дик отправился на веранду, чтобы не видеть ее разозленного лица и полных укора глаз, Мэри показалось, что перед ней не высокий, худощавый, сутулый мужчина, а скорее самодовольный маленький мальчик, старающийся не падать духом, после того как его восторг остудили ушатом холодной воды. Она яснее ясного видела расхаживающего с важным видом ребенка, пытающегося скрыть осознание собственного поражения. Она услышала, как Дик насвистывает на веранде грустный мотивчик, и неожиданно ей страшно захотелось разрыдаться. Но почему? Почему? Он ведь действительно вполне может сделать на свиноводстве деньги. У других ведь получается. Все свои надежды она возлагала на конец сезона, когда должно было выясниться, [166] сколько им удалось заработать. Казалось, все не так уж и страшно: дела в этом сезоне шли неплохо, а погода была милостива к Дику.
Свинарники Дик построил за домом среди валунов у холма, пояснив, что сделал это ради экономии денег: куски скал пошли на стены, а валуны стали остовом, к которому крепились щиты из дерева и травы. Таким образом, заверил он Мэри, ему удалось выгадать немало фунтов.
— А разве здесь не будет жарко? — спросила Мэри.
Они с мужем стояли на холме среди недостроенных свинарников. Взобраться на вершину было не так-то просто, за ноги, словно кошки лапами, цеплялись сорняки, оставляя после себя крошечные зеленые шипы. На вершине холма к небу вытянул ветви молочай, и Дик сказал, что он даст достаточно тени, в которой будет прохладно. Однако сейчас оба стояли именно в тени, которую отбрасывали толстые, мясистые, напоминавшие свечи ветви, и Мэри чувствовала, как у нее начинает раскалываться голова. К валунам было просто не прикоснуться, казалось, гранит хранит в себе жар долгих месяцев пекла. Она посмотрела вниз, на двух псов, которые, тяжело дыша, распростершись, лежали у их ног, и заметила:
— Надеюсь, свиньи не почувствуют жары.
[167]
— Говорят же тебе, жарко не будет. Я поставлю козырьки.
— Такое впечатление, что жар исходит от земли.
— Знаешь, Мэри, критиковать всегда легко, зато я сэкономил деньги. Я, знаешь ли, не мог позволить себе потратить пятьдесят фунтов на цемент и кирпичи.
— Я и не критикую, — поспешно сказала она, почувствовав, что муж снова оправдывается.
Он купил у Чарли Слэттера шесть дорогих свиней и поселил их в примыкающем к скалам хлеву. Однако свиней надо кормить, а это дело дорогое, и еду им надо приобретать специально. Дик обнаружил, что ему придется заказывать много мешков кукурузы. Все молоко, что давали коровы, Дик также решил отдавать свиньям, оставляя себе лишь чуть-чуть. Таким образом, каждое утро Мэри отправлялась в кладовую, желая проследить за тем, как из коровников доставляют молоко, чтобы отлить себе примерно с пинту. Остальное ставили киснуть на столе в кухне. Дело в том, что Дик где-то прочитал, что кислое молоко, в отличие от обычного, благоприятно сказывается на вкусовых качествах бекона. Над белой, покрытой пузырящейся коркой жидкостью кружились тучи мух, а во всем доме чувствовался едкий кислый запах.
[168]
А потом, когда бы пошли поросята и когда бы они стали расти, возникла бы еще одна проблема: как их вывезти с фермы и кому продать. Впрочем, с этой незадачей Дику так и не довелось столкнуться, поскольку поросята дохли практически сразу же после рождения. Дик сказал, что это мор и ему не повезло, на что Мэри сухо заметила, что поросятам скорее всего не хотелось раньше времени попасть на сковородку. Дик был благодарен ей за эту мрачную остроту: над ней можно было посмеяться и таким образом выйти из неловкого положения. Он с облегчением расхохотался, уныло почесал голову, подтянул штаны и принялся насвистывать знакомый простенький печальный мотивчик. Мэри с каменным выражением лица вышла из комнаты. Женщины, выходящие замуж за мужчин вроде Дика, в скором времени приходят к выводу, что у них лишь два пути: либо сойти с ума, довести себя до края вспышками бесплодной ярости и нежелания покориться судьбе, либо держать себя в руках, терпеливо снося мучения и горечь. Мэри, которая все чаще и чаще вспоминала о собственной матери, словно подле нее вечно находилась язвительная копия самой себя, но только более преклонных лет, следовала по пути, оказавшемся для нее в силу воспитания неизбежным. Начни Мэри кричать на Дика, [169] она бы потеряла собственное достоинство. Ее некогда приятное, но невыразительное лицо приобрело терпеливое выражение; однако, казалось, Мэри носит две маски, полностью противоположные друг другу: тонкие губы, что были крепко сжаты, могли дрожать от гнева; брови сведены, но промеж них имелся уязвимый участок нежной кожи, который мрачно наливался красным, когда она ругалась со слугами. Иногда она являла собой образ немолодой непреклонной дамы, привыкшей ждать от жизни самого худшего, а иногда — беззащитной истерички. Однако она все еще могла молча выйти из комнаты, всем своим видом выражая бессловесное осуждение.
Однажды, всего лишь через несколько месяцев после того, как они продали свиней, Мэри, почувствовав в животе неприятный холодок, заметила знакомое блаженное выражение на лице Дика. Она увидела, как муж стоит на веранде и смотрит на протянувшиеся перед ним до холмов мили и мили унылого вельда, и ей стало интересно, что за мечта овладела им на этот раз. Однако она продолжала хранить молчание, дожидаясь, когда он повернется к ней, радуясь как ребенок удаче, которая в его воображении уже успела ему улыбнуться. И даже тогда Мэри еще была далека от полного отчаяния. Несмотря на мрачное предчувствие, [170] она попыталась себя убедить, что сезон выдался удачным и Дик просто доволен: он заплатил сто фунтов по кредиту и у них еще осталось достаточно, чтобы протянуть следующий год, не влезая в долги. Сама того не осознавая, она стала считать сезон удачным, если у них не образовывалось новых долгов. А потом, когда он, внезапно бросив на жену дерзкий взгляд, объявил, что вычитал кое-что об индейках, она даже заставила себя проявить заинтересованность. Мэри сказала себе, что другие фермеры разводили индеек и неплохо на этом зарабатывали. Рано или поздно Дику все-таки должно было повезти, может, поднимется спрос на рынке, а может, климат на ферме будет особенно способствовать разведению индеек, и в итоге он останется в выигрыше. Затем, несмотря на то что с ее стороны не прозвучало никаких обвинений, муж вновь принялся оправдываться, объясняя, что так или иначе на свиньях они потеряли совсем немного (при этом Дик, похоже, уже забыл о пчелах), так что эксперимент им ничего не стоил. За свинарники он не заплатил ни гроша, а жалованье работникам составило всего несколько шиллингов. Еду свиньям они всю или почти всю выращивали сами. Мэри вспомнила, как они покупали мешками кукурузу и как Дик беспокоился о том, где найти денег, чтобы [171] заплатить работникам, но держала язык за зубами, отведя глаза в сторону, чтобы не спровоцировать мужа, не желая слушать его оправданий.
