Лунь и Фалько поняли друг друга без слов: есть вещи, которые в словах выглядят грубовато — лучше их оставить в сфере эмоций.
— Я что-то могу сделать? — приподнялся Лунь. Старый Дон Кихот снова в бою!
— Да, кстати, неправильно меня поняли! — улыбнулся Фалько, кивая вверх. — Срывайте эти шоры к черту! Отдайте помещение… хотя бы вот этим несчастным, о которых вы говорили сейчас!
— Слепым?
— Да хотя бы слепым! — взволнованно произнес Фалько. — Они что, не люди?
Лунь гордо выпрямился: люди! да какие еще!
…Самые как раз подходящие!
Меня как бы уже и не было — они радостно переглядывались поверх меня. Безусловно, благородная эта идея зародилась в глубине их сердец!
— К кому я должен идти? — растерянно произнес Лунь.
Он беспомощно огляделся: да, я чувствую боль… но я должен почувствовать ее всенародно! Где же пресса?
Вот оно все и уладилось!
— Ладно, идемте! — Лунь вдруг решительно двинулся. — Старый Дон Кихот еще поскрипит!
— …Спасибо, что не забыли старика! — вдруг произнес он, пока мы шли.
Такого забудешь!
Потом мы добрый час уламывали упрямого и злого Крота.
— …Если уж на то пошло, — говорил Фалько, — наша партия купит бандуристам новые красочные наряды — я видел такие в Албании.
Через ту бандуру бандуристом стал.
— Не будет никаких бандуристов! — цедил Крот. — Тем более в Пень-хаузе!
— Но у вас есть совесть! — ворковал Лунь. — Тому хорошему, что есть в вас, надо помочь!
— Вашу помощь я уже видел. Спасибо.
— Надеюсь, что она пошла вам на пользу! — произнес Лунь.
— Короче, нужен красивый акт справедливости, — резюмировал я. — Без него пропадем!
К концу часа Крот, все понимая, сломался:
— Ну ладно. Давайте ваших слепцов!
Тут же на столике зазвонил телефон. Крот с тяжелым вздохом снял трубку.
— Извините, что я вмешиваюсь, — послышался на всю комнату взволнованный голос Зорина. — Но я поздравляю вас! Я считаю, что вы приняли продуманное и прежде всего — гуманное решение! Гуманное прежде всего по отношению к вашей жизни! — добавил он.
Уж не мог без этого!
— Охо-хо! Тошнехонько! — завопил Крот, кинув трубку.
На этой пресс-конференции Луня народу было мало. Разоблачения больше любят. Добро трудно пролагает дорогу! Это я уже как Лунь заговорил. Но и сам он неплохо справлялся:
— Я рад, что после моих трагических переживаний я встретил вдруг человека новой формации, бизнесмена с душой и сердцем!
Крот, «бизнесмен с душой и сердцем», сидел потупясь. Фалько задумчиво кивал. После пресс-конференции на меня вдруг накинулся Андре: «Ты продал наши идеалы! Шоры срываете — и запускаете слепых!» Ну а как же иначе? Кстати — первый раз я видел Андре пьяным, но, к счастью, не последний раз живым.
Лунь, Крот, Зорин, Фалько, бодро беседуя, вышли на воздух… Друзья!
Дай только людям совершить добро. Не загоняй их в угол. И вот как складненько все!
Но не все еще, оказывается!
В Ржавой бухте клубилась толпа. Табор телевизионщиков. Приплясывали в длинных балахонах толпы зороастрийцев (или это буддисты уже?). Они трясли в руках высокие палки с плакатами, на которых были намалеваны скелеты рыб. Броско! Да, этот Фрол мастер постановок! Самого бы его когда увидать! Не этот ли — маленький, бородатый, в полотняном креслице на холме?
Группа техников в оранжевых комбинезонах спихнула, испуганно отпрянув от воды, что-то большое и белое — и по воде (действительно не совсем чистой на данный момент) поплыл, лязгая челюстью, огромный радиоуправляемый череп (оставшийся, видимо, от головы Пушкина, которую Фрол к Африке запускал)… Крепко!
Крот, забыв о нашей размолвке в луже под мостом, кинулся ко мне. Ну что же, забудем! Не впервой!
— Что творят, а? — проговорил Крот. — Уже в газете «Диверсант» статья вышла. Называется — «Бухта яда»!
— Подержи-ка костюм!
Я разделся. И нырнул. И море уташшыло меня. Хышшно!
Потом, со всех сторон обснимаемые, мы шли с ним, и Крот говорил растроганно:
— Я понял, что только благородство может победить!
Главное — что я не растворился в этой воде.
— Не волнуйся! — Я похлопал его мокрой рукой по плечу. — Со мной не пропадешь!
Глава 13
Срывание шор было приурочено к прилету министра, который и конкурс, кстати, судил — кому отдать предстоящее строительство.
Пока что он пребывал на дальнем мысе, у москвичей. Там грохотала эстрада, лазеры кололи небо. Размах!
У нас зато — все скромно и достойно. Публика собиралась на крыше Пень-хауза. Самой элегантной парой я бы назвал пару нежно-желтых бабочек. Как они залетели на эту высоту? Он гнался за ней, она от него увиливала среди гостей. Ее полет был непредсказуем, прерывист, она меняла то направление, то ритм — и он с ленивой, уверенной грацией, с чуть заметным элегантным отставанием повторял все ее движения. Наверное, это и называется — волочиться.
Кроме них присутствовали: Лунь в мятом выцветшем пиджаке и черных тяжелых брюках, весь такой абсолютно неприспособленный к светской суете. А ведь он действительно материально беден! — вдруг пронзило меня. Как вторая бабочка, за ним неотступно следовал Фалько.
Мрачный Сысой, тяжело переживавший опалу, рвался к столам, пытаясь досрочно напиться, но официанты отгоняли его.
Были: и тучный местный контр-адмирал с женой, и мэр с супругой, благожелательно внимающие наигрыванию бандуристов, — как-никак, мэр тоже приложил руку к судьбе артистов!
Бандуристы были строгие, седые, их длинные волосы были прижаты ленточками из лыка. Костюмы из Албании молодили их.
Крот, бледный на лицо (на высоте его крепко подташнивало), шептал мне:
— Влетели мне эти бандуристы в копеечку!
От мафии были — бровастый, его заместитель в интеллигентном пенсне и взволнованный Петр, еще надеющийся исполнить свой смертельный номер — прыжок с крыши.
Были Мыцин и его сын, пока еще поглядывающие друг на друга враждебно.
Ваня и его лысый друг — теперь уже не просто мильтоны, а секьюрити — стояли в черных костюмах, флегматично застыв, сложив руки с мобильниками на причинном месте, как их голливудские коллеги.
Берх, с тугой косичкой на лысой голове, снова с его фондом оказавшийся здесь, пытался воротить башку от Луня и Фалько: долго еще эти будут тут всем командовать? Долго. Долго еще. И голову, как ни старайся, на сто восемьдесят градусов не отвернешь: шея сломается. Вот так. Справедливость у нас всегда будет вершиться!.. кто бы ее ни вершил.
Тут же был и Фрол, с заросшим маленьким личиком, в натянутой до бровей бейсбольной кепочке — как бы отсутствующий на этом позорном акте, — но ставил-то его он! А куда денешься? Наших слепых бандуристов ничем не перекрыть. Супротив нашего благородства не попрешь! И телевидение толклось тут в сладком ожидании. Фрол наверняка что-то отмочит!
Фалько, хоть и был тут первый человек, держался скромно — успел, правда, в телевизор сказать, что партия его оплатила красочные костюмы для бандуристов. Скромный-то он скромный, но недавно, напирая на общность наших убеждений, требовал, чтобы я плыл туда, на дальний мыс, во вражеский стан с чемоданом листовок.
— Нет! Только с чемоданом колготок! — твердо ответил я.
Любка была в преступном, на мой взгляд, мини: могла бы одеться и поскромней.
Андре, осунувшийся от слишком бурных переживаний последних дней, пока снимал только бабочек, порхающих средь гостей.
С дальнего мыса вспорхнул скромный вертолет министра в сопровождении двух «барракуд». Кортеж приближался… и вот — с пушечным грохотом вылетели из окон ржавые щиты!.. Узнаю эти крепкие руки! Слепые грянули «Встало солнышко» в переводе с «Битлз».
Вертолет опустился прямо на нашу крышу. «Барракуды» кругами сновали в небесах. Сутулясь под замедляющимися лопастями, к трапу кинулся Крот. По ступеням молодцевато сбежал, с черными бровями и в белом костюме, министр ресурсов Шпандырин, и они с Кротом обнялись.
— Ну, этого вы знаете — наша общая совесть! — Крот подвел его к нам.
Шпандырин взмахнул руками:
— Ну как же! И моя тоже! — и обнял Луня.
— С Фалько вы, я думаю, сталкивались?
— Сталкивались! И еще будем сталкиваться! — боевито сказал министр.
Похоже, наш моральный климат нравился ему.
— Упаду для верности? — взволнованно шептал мне Петр.
— …Погодь.
— Эх, погощу я у вас, пожалуй, недельку! — сладострастно почесываясь под костюмом, сказал министр.
— И этот сюда! Что там у них — медом намазано? — Я с изумлением глядел на домик-пряник.
Тут у Вани заверещал телефончик, он поднес его к уху, и было слышно не только ему: «Проверить, все ли слепые слепые!» Он кинулся к бандуристам.
— А это наш замгенерального по экологии, контр-адмирал Дыбец!
— Очищаем бухту! — отрапортовал тот.
