— А когда она встает? — интересуется она.
— Скоро. Еще даже нет семи, — отвечает он. — Зачем? Зачем она тебе понадобилась?
— Я хочу домой, — говорит Лили, по-прежнему не глядя на него. — Я хочу увидеть мою маму.
— О, хорошо, — говорит он. — Но мы договаривались, что ты проведешь здесь неделю. Мы договаривались, что ты не поедешь домой до следующего четверга. — Удивительно, почему ей приспичило увидеть свою маму. Удивительно, по какой причине кому-либо хочется видеть Ким.
— Ну так, — говорит она. — Я хочу уехать домой. Мне скучно.
— Посмотри телевизор.
— От него квадратные глаза.
— Почитай книгу.
— Книжки скучные.
— Тебе лучше поехать домой, — говорит он, наливая себе еще один стакан воды, ища глазами чайник.
— Вот видишь, я знала, что ты не хочешь, чтобы я сюда приезжала, — говорит Лили.
— Нет, это неправда, — злится Марк. — Я сам тебя пригласил. Я твой папа. Конечно же, я хочу видеть тебя.
Ему странно произносить это, как будто он все еще не доказал себе, что он ее отец. С тех пор, как она приехала, он старался не думать об этом. Он пытался также избегать саму Лили, оставив ее на попечение Николь и Джеммы, и Джемме на удивление хорошо удается развлекать ее — его маленькому ангелу, его драгоценной Джем.
— Да, ладно, теперь я приехала, и тебе не особенно это нравится, — говорит она.
— Мне нравится, — не сдается Марк. — Но нам всем нужно привыкнуть друг к другу, не правда ли? Это займет какое-то время. Кроме того, наш дом не резиновый, да?
— Ты имеешь в виду, что тебе не нравится, когда я нахожусь в твоем доме — потому что я могу устроить здесь бардак или что еще. Потому что я могу здесь все перепачкать, — говорит она. — Как и твою глупую машину.
Как бы он желал отправить ее домой прямо сейчас, чтобы его оставили в покое, оставили одного с этой чашкой чая, дали пожить спокойной жизнью, но знает, что не может отпустить ее. Не просто потому, что чувствует, что проиграл, не смог произвести на нее впечатление уже тем фактом, что он — ее отец, потому что она не прониклась к нему уважением, а потому, что не хочет, чтобы она сбежала от него к Ким. Он не понимает, чем именно дорога ей Ким. Марк хочет, чтобы именно к нему Лили прибежала, если вдруг у нее случится несчастье или возникнут трудности. Именно таким способом, осознает он, он хочет отнять Лили у Ким. Хочет наказать Ким. Настала его очередь распоряжаться жизнью их дочери. Сказать последнее слово.
— Послушай, — говорит он. — Извини. Веди себя в этом доме как в своем собственном. Делай что хочешь.
И он стоит на кухне в своей свободной пижаме, и солнце просачивается в маленький дворик, освещая домик Джеммы — который напоминает ему только о том, что он никогда ничего не мастерил для Лили, никогда не сделал для нее ни маленького домика, ни кроватки и никогда не возил ее на плавание, — и ему в голову приходит идея показать Лили, где они жили раньше. Он докажет ей, что он — ее папа. Он покажет ей паб, в который он брал ее с собой, паб «Лебедь» у эллинга, где она кормила уток Hula Hoops, и он покажет ей галерею, в которой ей так нравилось — он расскажет ей всю их общую историю. Их общее прошлое. А потом они могут взять напрокат лодку и провести день на Норфолкских озерах. Ей понравится, думает он. Там всем нравится.
— Не уезжай пока, — говорит он, внезапно в отчаянии. — Я все для тебя сделаю, честно. У меня есть некоторые планы.
— У тебя хуй опять торчит, — говорит Лили, по-прежнему не снимая наушников, хотя теперь Марк не слышит, чтобы из них раздавались какие-либо звуки. — Хочешь, чтобы я его потрогала? Хочешь, чтобы я отсосала? Ты для этого пришел сюда, как и все мужики? Как все дружки моей мамочки? — Она достает из переднего кармана своих джинсов бычок, длинный сигаретный окурок, вставляет между губами, из того же кармана достает спички и прикуривает, выдохнув облако плотного, спертого дыма прямо ему в лицо.
Ким сказала это Марку, и он запомнил ее слова:
— Почему не я? Это свободный мир. Я тебе не принадлежу. Как нам еще заработать достаточно денег? Я не хочу, чтобы ты всю жизнь занимался этой хуйней. Я знаю, до чего тебя доведет это занятие, Марк. А кто будет помогать мне с Лили, со всеми детьми, когда ты на хрен смоешься? Я уже через это проходила. Почему я не должна работать? Ну и что, что это ночной клуб? Я всего лишь собираюсь стоять за стойкой. Три вечера в неделю. И все. Ну и что, если я один раз переспала с владельцем? На поверку он оказался вполне порядочным человеком, предложил мне работу. Он — единственный человек, который оказался порядочным.
— Конечно, порядочный, еб твою мать, — сказал Марк. — Так что можете возиться за моей спиной. Делайте это в его офисе или где вам угодно.
— Марк, теперь я с ним не трахаюсь. Я говорила, это было сто лет назад, подумаешь, переспала пару раз…
— Хватит врать мне, еб твою мать! — сказал он.
— Мне плохо от такого отношения, Марк. Я не могу, на хер, дохнуть, не спросив у тебя сначала разрешения. Я не могу, на хер, ничего сделать.
— Ну и чья это вина? — сказал он. — Если бы ты была со мной честна, не было бы никаких проблем.
— Я честна, — сказала она.
— Нет, ты не честна, — сказал он. — Отвечаю.
— Ну что ж, тогда — да, я еблась с Крисом у тебя за спиной. Конечно, еблась. Все эти ебаные годы. Да, я старая мамулька с отвисшими сиськами и тремя маленькими детьми. Он обожает меня до сумасшествия. И знаешь что? Знаешь, что я еще тебе скажу, Марк? Он действительно хорош. Фактически он, на хуй, превосходен в постели. У него восхитительный хуй. Я люблю сосать его хуй, и лизать его яйца, и мне нравится, когда он проводит своим хуем по моему лицу.
Тогда Марк ударил ее в первый раз. Он шмякнул ее об стену гостиной и ударил тыльной стороной кисти. Он не бил ее кулаком — как она заявила после, — он никогда бы не ударил ее кулаком, он ударил ее тыльной стороной кисти, попав по виску. Может, удар был достаточно сильным для того, чтобы у нее какое-то время звенело в ухе. Хотя он всегда подозревал, что она нарочно рухнула на пол, как всегда, отреагировав на его действия подчеркнуто преувеличенно. Марк помнит, как она упала, как не хотела подниматься, как она кричала, и визжала, и говорила ему, чтобы он убирался на хер из этого дома. Потому что никто не посмеет ударить ее и остаться безнаказанным.
— Нам так нужны эти каникулы. Не могу дождаться следующей субботы. Доехать до Гатвика и сесть в самолет. И вот тогда я поверю, что мы действительно едем отдыхать, — говорит Николь, поворачиваясь на спину, вытаскивая руку из-под Марка, и они — в душной темноте своей спальни, и слышно только сопение Джеммы, которая спит на раскладной кровати в углу — ее тяжелое, затрудненное, но странным образом уютное дыхание. Оно уютное, думает Марк, просто потому что она здесь, в комнате, вместе с ними, защищенная от всего на свете.
— Да, — говорит Марк, он устал физически, но мысленно не может угомониться, не может перестать думать о вчерашнем вечере, о том, что у Лили внезапно случился истерический припадок и она стала орать на глазах у него самого, Николь и Джеммы. Он только хотел узнать, чем она питалась дома, чем ее кормила мама. Кормила ли она ее вообще. А Лили стала орать на него, говорить, что хватит обсуждать ее мать. Он достаточно вылил говна на ее мать, теперь на всю жизнь хватит. Она сказала, что знает, что он с ней вытворял. Как он избивал ее. Она сказала, что с ее матерью все в порядке. Что ее мама — отличная. Что никогда ее не донимала, всегда позволяла делать все, что ей хотелось, безо всяких расспросов, без допросов. Вот именно, сказал он, вот именно. И продолжил — проблема с ней в том, что ее никто никогда не приучал к порядку, ни мать, никто другой. Ей позволяли вытворять все что вздумается. Ну, а с теперешнего момента ее жизнь изменится. Теперь ее матери есть чем заняться, например, этим парнем Дэйвом и их маленьким мальчиком — Лили сказала им вчера, что у Ким есть еще один ребенок, четвертый, четверо ее детей были рождены от четырех разных мужчин, и он не мог в это поверить — и теперь у нее точно не найдется времени на Лили, несмотря на то, что Джейк и Син, видимо, больше не живут вместе с Ким. Не то чтобы он считал, что она вообще уделяла Лили достаточно внимания и времени. Да, она уделяла, сказала Лили, по крайней мере, больше, чем ты, а потом она выбежала из комнаты и понеслась наверх, в ванную, и там заперлась и не могла перестать кричать и рыдать, пока они не услышали, что ей стало плохо, пока они не услышали, как ее жутким образом выворачивает наизнанку. Николь сказала, что она специально довела себя до этого, потому что за чаем съела неимоверное количество сладостей, если сравнивать с тем, сколько она ела в последние несколько дней, она даже умяла тарелку с мороженым — Николь наблюдала за Лили и беспокоилась по поводу ее манеры питаться, видимо, Лили больна анорексией или булимией, Николь знала об этом все, потому что недавно они прочитали в Mail о серии подобных расстройств.
