— Ты в порядке? — спросил он потом.
— Да, все хорошо.
— Мне так не показалось…
— Я просто не хотела будить Джеффа, — сказала я.
— Понятно, — произнес он, но без особой уверенности в голосе.
— Можно мне теперь поспать? — спросила я.
К счастью, Дэн не настаивал на выяснении отношений и не спрашивал, почему именно эта сторона нашей супружеской жизни оказалась ущербной. Я и сама не могла объяснить. Понимала только, что так нельзя, что поступаю несправедливо по отношению к Дэну. Но сейчас передо мной был лишь бесконечный горизонт из бессонных ночей и грязных подгузников. И каждый раз, когда я включала телевизор и видела новостные репортажи об антивоенных демонстрациях, смотрела в записи концерт «Олман Бразерс» на автодроме Уоткинс Глен или читала в «Тайм» о новом романе Воннегута, у меня возникало такое чувство, будто меня физически отстранили от всего интересного, что происходило в 1973 году. Каждое утро я просыпалась с гнетущим ощущением безысходности, представляя себя вечной пленницей этого захолустного городишки. Я оказалась в ловушке. И ненавидела себя за это… тем более что сама соорудила тупик, в который себя и загнала.
Когда спустя неделю меня навестила мама, она сразу поняла, что отношения между нами далеко не безоблачные.
— Ну и когда вы перестали заниматься сексом? — спросила она.
— Мы занимаемся сексом.
— Ты хочешь сказать, что трахаешься с ним по долгу супружества?
— Звучит как-то грубовато, мам.
— Зато в точку. И кто осудит тебя, увидев, в какой помойке ты живешь?
Я не поняла, что она имеет в виду — то ли нашу квартиру, то ли Пелхэм, — но не стала выяснять. Вместо этого я сказала:
— Разве не все молодые семьи проходят через трудности притирки?
— Не пытайся ничего приукрашивать, Ханна. Ты несчастлива, и это видно.
— Да все замечательно, с чего ты взяла?
— Лгунья.
Как ни странно, мама больше не стала давить на меня, выясняя подробности моего замужества. Да и Пелхэм не подвергся ядовитой критике, мама лишь заметила, что ей понравилась Эстель, а медсестра Басс (которую она встретила у кабинета Дэна) — классический образец «белого отребья». Возможно, мамина сдержанность была как-то связана с тем, что ее мимолетный визит был лишь остановкой на пути в Колледж Боудена, где ее ждали с лекцией о ее творчестве.
За несколько дней до своего приезда она позвонила мне и объяснила, что будет проездом в Мэне, времени у нее немного, но она все-таки хочет заскочить и повидаться со мной и внуком.
— «Немного времени» — это сколько? — спросила я.
— Часов шесть.
Верная своему слову, она прибыла в Пелхэм в одиннадцать утра и уехала в пять пополудни. Я показала ей нашу библиотеку и познакомила с Эстель. Потом Дэн пригласил нас на ланч в местную закусочную. За столом он был весь в своих заботах и сорвался через сорок пять минут, когда ему позвонила медсестра Басс, сообщив, что у беременной жены какого-то фермера отошли воды. Вот тогда мама и спросила у меня, когда я прекратила заниматься с Дэном сексом. И хотя ее вкратце уже просветили насчет прелестей нашей квартиры, первое, что она произнесла, увидев все своими глазами, было:
— И куда ты сбегаешь после скандалов с Дэном?
— У нас не бывает скандалов, — ответила я, задаваясь вопросом, не вырос ли у меня сейчас нос, как у Пиноккио.
Мама лишь закатила глаза и сменила тему, спросив, чем я скрашиваю свой досуг.
— Ну, здесь недалеко озеро Себаго, и есть отличные маршруты для пеших прогулок…
— Где же ты успела побывать?
— Нигде.
— И сколько раз ты выбиралась на озеро?
— Мы планируем поехать туда в следующий уик-энд. Понимаешь, было столько проблем с поиском жилья…
— Наверное, ты много времени проводишь у телевизора.
— Да нет, наш черно-белый ящик принимает только два канала. И ты знаешь, я не фанат телевизора. К тому же работа в библиотеке и уход за ребенком…
— Понимаю: богатая, насыщенная жизнь.
Повисла долгая пауза, пока я боролась со слезами и желанием закричать, взвиться от ярости, высказать матери все, что я о ней думаю. Она заметила мое состояние и повела себя неожиданным образом: подошла ко мне, сжала мою руку и сказала:
— Если тебя все это достанет, если ты действительно почувствуешь, что уже невмоготу, вы всегда можете вернуться домой.
Я изумленно уставилась на нее.
— Ты серьезно? — спросила я.
— Конечно. И говоря «вы», я имею в виду тебя и Джеффа.
— Ты же не захочешь нас принять.
Она посмотрела мне прямо в глаза:
— Откуда ты знаешь, чего я хочу?
И снова она сменила тему, упомянув о том, что отец написал для журнала «Харперз» «иеремиаду» о том, как его имя появилось в списке врагов Белого дома, как он проталкивает идею проведения Конгрессом судебного расследования в связи с увольнением специального прокурора, Арчибальда Кокса.
— Ты ведь слышала о «субботней резне», я надеюсь? — спросила мама, имея в виду недавние события, когда Никсон распустил комиссию, расследовавшую инцидент в отеле «Уотергейт».
— Я читала об этом в «Тайм».
— «Тайм» — это американская «Правда».
— Тебе не кажется, что это попахивает экстремизмом, мам?
— Конечно… и что с того? Как бы то ни было, тебе стоит подписаться на «Харперз», так ты сможешь читать великие откровения своего отца, который возомнил себя Джефферсоном и думает, будто имеет какое-то влияние на положение дел в стране, в то время как на самом деле он всего лишь рядовой профессор рядового университета…
Мне совсем не хотелось это слушать, поэтому я перебила ее, спросив:
— А где сейчас отец?
— На конференции по американской истории в Сиэтле, оттуда едет на остров Ванкувер, где, полагаю, запрется в каком-нибудь отеле дней на десять, чтобы работать над своей новой книгой. Только вот он не догадывается, что я знаю, с кем он путешествует. Со своей новой подружкой, которая…
— Мам, я бы предпочла не знать.
— Что ты предпочла бы не знать? Личность последней, двадцатичетырехлетней, избранницы своего отца или тот факт, что он снова гуляет налево?
— И то, и другое.
— Но почему? Это всего лишь одна из граней нашей бурной жизни. И я, как последняя тупица, смирившаяся с тем, что отныне у нас «свободный» брак, должна подставить другую щеку, сделав вид, что ничего не происходит…
Ее лицо на мгновение исказилось, и мне вдруг показалось, что она вот-вот заплачет. Но когда я попыталась обнять ее и утешить, она отступила назад.
— Я в порядке, — сказала она, взяв себя в руки. — В полном порядке.
В оставшееся время мы посетили стройку, в которую превратился дом Бланда («Ты должна взыскать с них по полной программе, не только за вынужденный ремонт квартиры, — сказала мама, — но и за то, что изгадили тебе семейную жизнь»), а потом поехали на озеро Себаго. Это была мамина идея. Она отдыхала здесь в летнем лагере, но это было давно.
— Пора тебе познакомиться с местным чудом природы, — сказала она — Тем более что это всего в пятнадцати минутах езды.
Мама оказалась права насчет изумительной красоты озера Себаго. Безбрежная водная гладь в окружении густых лесов и холмов. Поскольку был будний день, озеро отдыхало — лишь одинокая лодка рассекала его зеркальную поверхность. Мы спустились к воде. Джеффри спал в прогулочной коляске, так что мы оставили его на берегу. Мама скинула туфли и ступила на илистое дно, вздрогнув от прикосновения прохладной воды.
— Я и забыла, какое оно холодное, — сказала она.
— Тогда я пас.
— Трусиха.
Мы замолчали, под впечатлением от такой красоты. Неожиданно мама взяла меня за руку. Я посмотрела на нее. Она не ответила мне взглядом — всё смотрела вдаль, на мягкое осеннее солнце, которое начинало садиться, окрашивая озеро в багряные и золотистые тона. На какое-то мгновение мне показалось, что она улыбается. Что она счастлива. Я никогда ее такой не видела. Мне захотелось сказать… что? Что я так люблю ее и так ее боюсь? Что я всегда ждала ее одобрения, но так и не смогла его заслужить? Что — я знаю — ее жизнь полна обмана и разочарования, но, черт возьми, мы же вместе сейчас — и у нас есть шанс?..
Я не успела додумать — словно прочитав мои мысли, мама отпустила мою руку и обхватила себя руками.
— Прохладно… — поежилась она.
— Да, — тихо произнесла я. Момент как пришел, так и ушел.
— Тридцать четыре года, — сказала она.
— Что?
— Я была на этом озере тридцать четыре года назад. В летнем лагере. Господи, как же я ненавидела эту нетронутую природу, особенно с тех пор, как моя мать, просто мне назло, выбрала этот лагерь, где были сплошь шиксы[22] из Вестчестер Каунти. Я была там единственной еврейкой, и все эти мерзкие потаскушки-аристократки думали будто мое id то же самое, что yid[23]… притом что тогда, в сороковом году, мало кто понимал, что такое id. В то лето мое id все-таки прорвалось — я потеряла невинность на дальнем берегу озера. И поскольку один из сотрудников лагеря застукал меня и моего парня в самом разгаре акта…
