Ознакомительная версия.
— Извините, мэм, — сказал он, — я просто искал, с кем бы потренироваться.
— Ну, только не со мной, — ответила Дженни. — Ступайте на беговую дорожку!
— Да, мэм, — сказал Карлайл и ретировался.
Выйдя в коридор и захлопнув дверь, Дженни вспомнила, что туфли ее остались внутри. Уборщик не сумел отыскать нужный ключ, зато предложил ей на время огромные мужские кеды, которые нашлись среди забытых вещей в кладовке. Дженни потащилась в них по замерзшей грязи к себе в изолятор, отчетливо сознавая, что первый выход в мир спорта привел к весьма существенным переменам в ее душе.
Гарп по-прежнему лежал в постели и без конца кашлял.
— Борьба! — прокаркал он. — Господи, мам, ты что, хочешь, чтоб меня там пришибли?
— Думаю, тренер тебе понравится, — сказала Дженни. — Я с ним познакомилась. Приятный человек. И с дочерью его я тоже познакомилась.
— О господи! — застонал Гарп. — Дочь тоже занимается борьбой?!
— Нет. Она много читает, — одобрительно сказала Дженни.
— Звучит завлекательно, — сказал Гарп. — А ты понимаешь, что связь с дочерью тренера по борьбе может стоить мне жизни? Тебе это надо?
Дженни ничего такого вовсе не имела в виду. Она действительно думала только о борцовском зале и об Эрни Холме, а к Хелен испытывала чисто материнские чувства, и когда ее грубый юный сын предположил возможность своего романа с Хелен Холм, Дженни несколько всполошилась. Раньше она никогда даже не задумывалась о том, что ее сын может кем-то заинтересоваться в таком плане; она отчего-то решила, что он еще долго ни к кому не проявит подобного интереса. Его реплика чрезвычайно ее встревожила, и в ответ она только пробормотала:
— Тебе ведь всего-навсего пятнадцать, не забывай.
— Ну, допустим. А дочери-то его сколько лет? — спросил Гарп. — И как ее зовут?
— Хелен. Ей тоже всего пятнадцать. И она носит очки! — лицемерно добавила Дженни. В конце концов, она-то сама относилась к людям в очках очень хорошо; может, и Гарпу они тоже нравятся? — Они из Айовы приехали, — добавила она и прямо-таки почувствовала себя еще более гнусным снобом, чем ненавистные денди из числа учеников Стиринг-скул.
— Секция борьбы, господи, за что? — снова застонал Гарп, и Дженни облегченно вздохнула: он, кажется, забыл о Хелен. Дженни сама себе удивлялась: как же сильно ей, оказывается, претит возможный «роман» сына с этой девочкой. Девочка, конечно, прелестная, думала она, хотя и неброская; а ведь парни обычно увлекаются броскими девушками. Неужели мне будет приятнее, если Гарп заинтересуется именно такой?
Что касается «именно таких», то Дженни давно уже присматривалась к Куши Перси — пожалуй, слишком дерзкая на язык и чересчур расхлябанная. И похоже, уже в пятнадцать лет порода Перси проявилась в Куши чрезвычайно ярко. Потом Дженни даже обругала себя за это слово «порода».
Для нее это был нелегкий день. Она устала и прилегла вздремнуть. Ее наконец перестал тревожить кашель сына, потому что, видимо, впереди его могут ждать и куда более серьезные проблемы. Причем именно тогда, когда мы наконец-то обрели дом и полностью свободны ото всех, думала Дженни. Придется, видимо, с кем-то обсудить мальчишечьи проблемы — может быть, с Эрни Холмом; она надеялась, что не ошиблась насчет его порядочности и доброты.
Как выяснилось, Дженни была права насчет ощущения покоя и комфорта, которое дает борцовский зал; то же самое почувствовал в нем и Гарп. Понравился мальчику и Эрни Холм. В первый год занятий борьбой Гарп работал очень активно и был вполне счастлив, разучивая разные приемы и захваты. И хотя регулярно получал изрядную трепку от ребят своей весовой категории — более опытных членов школьной команды, — никогда не жаловался. Он уже понял, что нашел свой вид спорта и лучшую для себя форму отдыха; борьба еще долго будет забирать большую часть его энергии, пока дело не дойдет до писательства. Ему нравились поединки и грозные очертания борцовского ринга; нравились почти невыносимые нагрузки на тренировках и постоянная сосредоточенность на том, чтобы не набрать лишний вес. И в тот первый год его занятий борьбой Дженни тоже вздохнула с облегчением: Гарп крайне редко упоминал о Хелен, которая по-прежнему сидела в уголке — в очках, в сером спортивном костюме — и читала. Иногда она все же поднимала глаза — когда слышался особенно громкий удар тела о мат или вопль боли.
А в тот раз именно Хелен принесла в пристройку Дженнины туфли. Дженни была так смущена, что даже не пригласила девочку зайти. Ведь они обе уже чувствовали какую-то особую близость, но в комнате был Гарп, а знакомить их Дженни не хотела. Кроме того, Гарп был простужен.
Однажды в борцовском зале Гарп сел рядом с Хелен. Он чувствовал, что на шее у него зреет прыщ, что он весь мокрый от пота, но у Хелен запотели очки, и Гарп сомневался, что она и строчки-то в своей книге видит нормально.
— А ты много читаешь! — заметил он.
— Не так много, как твоя мать, — ответила Хелен, не поднимая глаз.
Спустя еще два месяца Гарп сказал Хелен:
— Ты себе все глаза испортишь, если будешь читать в такой жарище.
Она посмотрела на него — очки ее на сей раз были совершенно чистыми и так увеличивали ее и без того огромные глаза, что он был просто потрясен.
— У меня глаза уже давно испорчены, — сказала она. — Я родилась с испорченными глазами.
Но Гарпу ее глаза показались очень красивыми — до того красивыми, что он не нашелся, что еще ей сказать.
Потом борцовский сезон закончился. Гарп перешел из младших классов в старшие и записался в секцию легкой атлетики, без всякого энтузиазма выбрав себе летний вид спорта. Он и так был в отличной спортивной форме после борцовских тренировок и запросто пробегал милю, он занял третье место в командном забеге Стиринг-скул на этой дистанции, но выше этого не поднимался уже никогда. На финише Гарп чувствовал себя так, словно только-только начинает забег. («Уже тогда я стал писателем, — писал Гарп годы спустя. — Но только пока еще этого не понимал».) Занимался он также метанием копья, но метал его не очень далеко.
Метанием копья занимались в Стиринге на поле за футбольным стадионом, где ребята большую часть времени тратили на то, что подкалывали копьями лягушек. Позади стадиона имени Сибрука тянулись пресноводные верховья Стиринг-ривер, здесь было утеряно немало копий и перебито немало лягушек. Весна — скверный сезон, думал Гарп, который не находил себе места, скучая по борцовскому залу, — если уж нет тренировок по борьбе, тогда пусть поскорее наступает лето. С такими мыслями он совершал забеги на длинные дистанции по дороге к побережью, к Догз-Хэд-Харбор.
Однажды он заметил Хелен Холм, сидевшую в полном одиночестве с книгой на самом верхнем ряду пустого стадиона Сибрука. Он взобрался по ступеням наверх, постукивая копьем по бетонным стенкам, чтобы не напугать ее и не появиться перед нею совершенно внезапно. Но она не напугалась. Она неделями наблюдала за ним и другими ребятами.
— Ну что, много маленьких беззащитных тварей убил? — поинтересовалась Хелен. — Теперь на других охотишься?
«Хелен всегда, с ранней юности, прекрасно умела выбрать нужное слово», — писал позднее Гарп.
— Ты так много читаешь, что, наверное, станешь писательницей, — сказал Гарп; он старался говорить непринужденно, однако виновато прикрыл ногой наконечник своего копья.
— Никогда в жизни, — сказала Хелен. У нее в этом сомнений не было.
— Ну тогда, может, выйдешь замуж за писателя, — сказал Гарп. Она подняла глаза и очень серьезно на него посмотрела. Новые, только что прописанные доктором противосолнечные очки больше подходили к ее широкоскулому лицу, чем прежние, вечно сползавшие на кончик носа.
— Если я за кого и выйду, то за писателя, — сказала Хелен. — Только я сомневаюсь, что вообще выйду замуж.
Гарп-то пытался шутить, и серьезность Хелен привела его в замешательство.
— Ну, — сказал он, — в одном я уверен точно: замуж за борца ты не выйдешь.
— В этом ты можешь быть совершенно уверен, — сказала Хелен. Вероятно, в эту минуту Гарп не сумел напустить на себя достаточно равнодушный вид, потому что Хелен тут же прибавила: — Разве что борец будет заодно и писателем.
— Но прежде всего писателем, — предположил Гарп.
— Да, но настоящим писателем, — загадочно сказала Хелен, готовая, впрочем, тут же разъяснить, что она имела в виду. Впрочем, Гарп спросить не осмелился. И ушел, оставив ее читать книгу.
Вниз по ступенькам стадиона он брел почему-то очень долго, волоча за собой копье. Интересно, она когда-нибудь носит что-нибудь еще, кроме серого спортивного костюма? — думал он. Позднее Гарп писал, что впервые обнаружил у себя богатое воображение именно тогда, когда попытался представить себе тело Хелен «Поскольку она вечно ходила в этом треклятом спортивном костюме, — писал он, — мне пришлось вообразить себе ее тело; другого способа увидеть его просто не было».
Ознакомительная версия.
