— Я могу внести только триста долларов, — сказала я агенту, договариваясь о внесении аванса.
— А я как аванс за встречку понесу? — возмутилась она.
Она была права. Но выхода у нас не было. Триста долларов пошли вниз по цепи. Агенты стонали, но покупателей было так мало, что в конечном итоге договориться удалось со всеми — ниже нас в цепи оказалось еще три квартиры.
Через месяц мы готовы были проводить нотариат. За три дня до сделки я сообщила об этом Сергею Ивановичу.
— Я вам перезвоню, — сказал он и повесил трубку.
Агенты обрывали мне телефон, требуя подтверждения даты, а я ничего не могла им сказать, кроме того, что жду звонка клиента. Он перезвонил через день.
— Сделки не будет, — сказал мне Сергей Иванович энергичным голосом. — Я нашел себе другую квартиру, лучше этой, и вчера ее купил. Завтра приеду к вам в агентство, чтобы забрать свой аванс.
Я оторопела. Судя по всему, купить другую квартиру он решил давно — кризис был в разгаре, цены падали каждый день, найти хорошую квартиру, которая еще вчера была тебе недоступна по деньгам, было можно. Но неужели трудно предупредить меня и других агентов, которые работали, чтобы собрать цепь?
Его аванса в агентстве уже не было. Деньги были потрачены полностью. Я помолчала, приходя в себя.
— Аванс не возвращается в случае отказа покупателя от сделки, — стараясь говорить спокойно, объяснила я Сергею Ивановичу то, что он хорошо знал и без меня.
— Меня ваши правила не волнуют. Свои деньги я хочу получить обратно. А не отдадите добровольно, приду к вам на фирму с судебным исполнителем.
— Приходите. Но сначала нужно получить на руки решение суда, которое нам будет предписано исполнить. Если вы считаете, что агентство нарушило ваши интересы, подавайте в суд.
Сергей Иванович бросил трубку.
На следующий день мне позвонил мужчина:
— Здравствуйте. Я адвокат Сергея Ивановича. Он поручил мне провести переговоры по поводу возврата его денег.
Я объяснила адвокату ситуацию. Правота сторон его не интересовала.
— У Сергея Ивановича такие связи! Вы же не хотите, чтобы к вам с проверкой пришла прокуратура? Или налоговая инспекция? Верните деньги, и все будет хорошо.
Я поставила в известность директора агентства.
— Не переживай, — сказал он мне. — Он просто пугает. Война нервов. Хочет, пусть идет в суд. Это его право.
В суд Сергей Иванович так и не пошел. Звонки с угрозами продолжались еще полмесяца, потом сошли на нет.
Денег ни я, ни другие агенты в цепи по этой сделке так и не получили. Несколько недель я жила в напряжении от мысли, что мой клиент может стать источником неприятностей для агентства, в котором я работаю. Но все, к счастью, обошлось.
Глава 17
Так ли страшен черт, как его малюют, или Как себя вести в сделках с людьми из группы риска
Февраль — апрель 1999 года
Ко мне обратилась женщина — назовем ее Ириной Олеговной, — пришедшая от бывших клиентов.
Сделка, которую мне предложили провести, была сложной.
Надо было продать дорогую однокомнатную квартиру на Богатырском проспекте, принадлежащую бывшему мужу клиентки — тихому алкоголику Сан Санычу — и ее старшей дочери Нине. Фактически Нина жила в другом месте — в квартире у мужа, где был прописан и ее ребенок. Тихий алкоголик жил в своей прекрасной квартире один и радовался жизни в обнимку с бутылкой водочки. Коммунальные услуги не оплачивались уже полтора года. Дочка платить не хотела — она там не жила, а лишних денег не было — маленький ребенок требовал немалых расходов. Долги за квартиру росли.
Кроме этого, семье принадлежали две комнаты в трехкомнатной коммунальной квартире, в которых была прописана сама Ирина Олеговна, ее мать и младшая дочь Жанна.
Надо было одновременно продать все это жилье и одновременно же купить комнату Сан Санычу и самую дешевую однокомнатную квартирку бабушке и младшей дочери. Разницу в деньгах забирала Нина. Ирина Олеговна, все свободное время посвящавшая внуку, фактически жила со старшей дочерью и зятем.
Я приехала в квартиру на Богатырском, чтобы познакомиться с семьей и подписать договор.
Все были в сборе, кроме Жанны.
— А где ваша вторая дочь? — спросила я Ирину Олеговну, когда все присутствовавшие члены семьи подписали договор с агентством.
— Она в отъезде. Но вы не волнуйтесь, я подпишу договор за нее.
— Нет, этого делать нельзя, — возразила я. — Каждый член семьи должен лично выразить свое согласие со сделкой.
— Она согласна! Я же ей не чужой человек, я ее мать. Давайте не будем разводить формальности. На нотариат она придет, а на этом договоре может стоять и моя подпись.
— Мы сделаем по-другому, — сказала я. — Как только Жанна вернется, вы мне позвоните, и я подъеду к вам еще раз. А пока, чтобы не терять время, я дам объекты в рекламу.
Ирине Олеговне не очень понравилось мое решение, но спорить она не стала.
Начались просмотры, на комнаты нашелся покупатель. Принять у него аванс я не могла — Жанна еще не подписала договор. «Либо вы находите Жанну, где бы она ни была, либо я останавливаю работу», — поставила я условие клиентке. Жанна нашлась сразу. Мы назначили встречу. Жанна оказалась стройной девушкой с длинными волосами и невнятным выражением лица.
— Вы готовы подписать договор? — спросила я у нее.
— На каких условиях?
— Вместо двух комнат в коммуналке вы с бабушкой и мамой получаете отдельную однокомнатную квартиру.
— С бабушкой и мамой? Нет, меня это не устраивает. Я хочу получить отдельную квартиру для себя одной. А им покупайте что хотите.
Это было полной неожиданностью. Ирина Олеговна, сидевшая рядом, изменилась в лице и отвела глаза.
— Вы же утверждали, что Жанна со всем согласна, — обратилась я к ней.
— Она была согласна. Но передумала.
Такая схема сделки была невозможна. Денег на покупку трех объектов не хватало.
— Жанночка еще подумает, — жалобно сказала Ирина Олеговна. — Мы вам позвоним.
Она вышла проводить меня на лестницу.
— А теперь рассказывайте, что у вас тут на самом деле происходит, — сказала я.
Деваться ей было некуда. Все тайное в сделках все равно становится явным, как бы ни пытались это скрыть члены семьи. У Жанны была шизофрения. Бóльшую часть времени она проводила в психиатрических больницах. Подлечив, ее выписывали. Она устраивалась работать — как правило, продавцом в какую-нибудь палатку, и работала до следующего обострения. Когда болезнь в очередной раз поднимала голову, Жанну охватывала тоска, беспокойство, она переставала разговаривать с людьми и, никого не предупредив, бросала работу. Не взяв с собой ни вещей, ни денег — их у нее просто не было, она отправлялась на вокзал и, пользуясь правом бесплатного проезда в пригородных поездах (больным шизофренией оформляется инвалидность), отправлялась электричками то в Новгород, то в Псков. Там она бродила по улицам, заходила в церкви или могла, застыв столбом, с отсутствующим видом простоять посередине перрона или площади несколько часов, пока к ней не проявляла интерес милиция. После этого из Петербурга вызывался сантранспорт, и Жанна снова оказывалась в больнице. На вопросы, зачем она уехала из дома, Жанна отвечала всегда одинаково: «Хотела помолиться в святых местах».
Обсуждение сделки в семье шло около месяца. Жанна несколько раз давала согласие, но я не успевала доехать до нее с договором, как она опять меняла решение. Через месяц стало ясно, что дальше обсуждать варианты бесполезно. Ирина Олеговна была вынуждена изменить условия — мы продали однокомнатную квартиру, купили комнату Сан Санычу, а остаток денег забрала Нина.
Жанна — сумасшедшая! От нее надо держаться подальше! Зачем пытаться провести с ней какую-то сделку? Это позиция обывателя в любой аналогичной ситуации. Давайте разберемся, так ли страшен черт, как его малюют, и что нужно знать о сделках с людьми из группы риска.
Сначала определимся с терминами. Сразу оговорюсь, что при обсуждении этих понятий сломано немало копий, на эту тему написана не одна докторская диссертация в юриспруденции и психиатрии. Но я не буду лезть в дебри, а просто объясню суть максимально простыми словами.
Главные понятия в этих вопросах — дееспособность и вменяемость.
Гражданская дееспособность определяется в законе как способность гражданина своими действиями приобретать гражданские права и создавать для себя гражданские обязанности. В РФ полная дееспособность наступает с 18 лет, ограниченная — с 14 лет.
Вменяемость — это способность лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.
Медицинский критерий невменяемости представляет собой обобщающий перечень психических болезней, которые подразделяются на 4 группы:
