Сестра хоть и старше на десять лет, но даже в свои пятнадцать я чувствовал, что она так и осталась маленькой девочкой. Не всегда. Иногда. В этом году она купила себе в подарок крысу, а потом отработанным движением матери-кукушки запулила эту тварь на дачу. А сама смоталась сдавать сессию. Крысу звали Викой, и мы с ней сразу невзлюбили друг друга. Ночью она выходила на охоту за моими пятками. Только я усну под гомон радио «Маньяк», а эта падла хвать меня острыми зубами. До крови.
Воспитательные меры в виде битья длинной железной линейкой, принадлежащей старшему брату, не давали должного эффекта. И не могли дать. Ведь крыса носила в брюхе продолжателей дела любителей сыра. И защищала потомство. То, что она сблядовала в зоомагазине, выяснилось только после родов. Тринадцать мерзких розовых огрызков обнаружил я вокруг Вики как-то утром. Приехавший муж сестры деловито утопил в ведре десяток младенцев, а тройку новорождённых зачем-то оставил. Вика стала матерью-одиночкой. Остаток потомства она перенесла в подполье, совершив наглый побег из своего загончика — так было установлено, что эта сука может прыгать с детьми в зубах почти на метр. По ночам Вика продолжала являться ко мне за детским пособием. Вчера она получила от нас с товарищами в качестве соцпомощи ёрш. То есть водку с пивом. Выяснилось, что это неплохое средство, которое может обеспечить мне крепкий сон. Средство принималось в соотношении один к ста: 10 грамм крысе и литр нам. И я бы отлично выспался, если бы не соседка. А теперь я грустил на математическую задачку.
Удар по моим финансам сестра нанесла быстро и неожиданно. За полчаса до отъезда предложила купить семечки. Семечки стоили 3,50. Две пачки. Итого семь рублей, на руках останется 43 рубля. Протяну, решил я. Когда из кожуры образовался Эверест, а язык уже болел, то в качестве лечения я прописал себе никотин. Обычно после сестры с мужем можно было найти остатки разнокалиберного курева. Ядрёная толстая «Балканская звезда» Димы и гламурная тонкая «Вирджиния Слимс» Кати. В этот раз вызванный дух Пинкертона не помог. По результатам обыска в запасе только одна поломанная курительная палочка. Нокаут. Не протяну, понял я.
Взбодрили меня пацаны. Витя и Рыба. Они жили в соседнем дачном кооперативе. Этот кооператив воздвигали новые русские в девяностые. Так-то первые домишки здесь колотил мой батя с товарищами во времена позднего совка. Поскольку материала не было, строили мужики из того, что под руку попадётся. Они извивались ужами, чтобы хоть чего-нибудь где-нибудь как-нибудь стащить-достать. Поэтому у старых дач были очень индивидуальные архитектурные решения. Опять-таки и придумывали эти решения инженеры с архитекторами. Девяностые же — это типовые дорогие постройки. Первый этаж кирпичный, второй — деревянный.
— Коттеджи, — завистливо говорили про них взрослые. В детстве мы любили ходить гулять, чтобы посмотреть на красивые, как нам тогда казалось, коттеджи. Витя с Рыбой были из этих домиков. То есть у них были бабки. И мы с ними сразу как-то не сдружились. Ещё когда нам было по десять лет, и я с другом тащил свои самодельные удочки, Рыба с компанией выходили на реку со спинингами. Они какие-то другие, думалось мне. Упакованные. Поэтому до последнего года мы с пацанами не дружили, а воевали.
К тринадцати годам наш конфликт обострился. И повинны в этом были девочки. В самом начале наша дачная компашка была мала и уютна. Мой друг Антон жил всего через три дома, а подруга Аня — через четыре. Когда нам было по семь лет, мы рассекали по просёлочным дорожкам на великах. Антон рассказывал мне про компьютерные игры. Помню его описания Вульфа. Сказка. Я мог часами слушать, как проходить игру, которую увижу только через двадцать лет.
Втроём мы строили шалаши. Однажды сделали навес из полыни. Надышались мы этой гадостью до горечи во рту. Бегали пить морс из малины, чтобы сбить привкус — не помогало. Были у нас приступы идиотизма и другого рода. Ловили романтическое настроение. Как-то мы два часа рвали цветы, соревнуясь — у кого больше букет. А потом пошли дарить Ане.
— А-а-аня, выходи! Мы тебе кое-что принесли, — орали мы на все дачи. Наша любовь неожиданно распорядилась подарком. Оба букета она запустила в заросли картошки. Постеснялась, наверное, выбирать, чей лучше.
Знойные дни мы проводили на пляже. До посинения губ плавали и ныряли, пока родители за уши не вытаскивали моих корефанов на берег. Меня никто никуда не тащил. Вроде как считалось, что я самый умный и самостоятельный. Да и мои как-то проще относились ко всему. Со мной-то была мама, а с друзьями — бабушки и дедушки, которые буквально нависали над своими внуками. Зорко следя, чтобы те были наеты, напиты и чисты. Я же мотался голодный и чумазый. Если друзей заставляли есть, то я обычно ел по своей инициативе у них — за компанию. Вроде как мой аппетит мог разжечь и в них интерес к еде. Так, во всяком случае, я объяснял их старикам свои татарские набеги. А потом саранчой сжирал всё у них дома. Но чувство лёгкого голода всё равно не проходило. Притом, что я всегда был худой как жердь. Правда, высок.
Настоящее волшебство начиналось ночью. Когда смеркалось, мы выходили на футбольное поле рядом с дачами. Укладывались на траву и смотрели на звёзды. Болтали о фильмах. Мечтали, кем мы станем, когда повзрослеем…
Первая трещина в нашей дружбе появилась из-за новой девочки. Девочку звали Мариной. Вся в веснушках, худая, с острым носом и командирским нравом. Она была старше меня на год, а Аню на целых два. Естественно наша с Антоном любовь слушалась новенькую беспрекословно. Нас это слегка коробило. Поэтому временами мы гуляли отдельно. Пока на дачах не появился Костик.
Костик был внуком тёти Люси. Его папаша-биолог в начале девяностых взял жену и ребёнка и свалил в лучшую жизнь. В Германию. С таким же успехом Костик мог помереть. Ведь из Германии, как и из загробного царства, никто сюда не возвращался. И вот, в десять лет я узнаю, что мой старый напарник по ползанью по коврам и пусканию пузырей приехал на свои немецкие каникулы к бабушке на дачу. Вернулся с того света, и сейчас я пойму: как там в раю всё устроено.
До глубокой ночи на лавочке под липой он кормил комаров и меня рассказами про свою германскую жизнь. Школа. Каникулы чуть ли не шесть раз за год, но вот летние — очень короткие: конец июля — август. Компьютерные игры. Оказывается, у его папы какой-то специальный компьютер «Макинтош». И к нему почему-то обычные диски не подходят. И Костик по этому поводу очень грустит. Я сочувствовал, хотя у меня и такого не было. Зато мой новый-старый друг притащил фашистские рации. Да такие, которые за километр ловят. Фантастика!
Через неделю мы снова гуляли с Мариной и Аней. Девочки вернули свою благосклонность, а наша первая с Антоном любовь изменила нам с фрицем. У них начался роман. Кажется, они даже целовались. Все эти сопли казались нам девчатиной. То ли дело рации. Мы их брали вместе с воздушками, разбивались на тройку и пару. И шли воровать подсолнухи. Двое стояли на стрёме и по рации передавали оперативную информацию к забору. Если всё спокойно, то Костик ударом ноги ломал доску, Аня и Марина устремлялись к подсолнухам. Срывали.
— Яйцо в гнезде, — сообщал немец, и мы давали дёру. Добычу разрывали по пути к реке. Там — вообще лафа. У строгого Костиного дедушки имелась надувная лодка. На этой лодке можно было выбраться на середину моря и нырять до опупения.
— Дайте монаху место, — смеялся над своей шуткой немец. Ему было радостно от того, что слово «монах» созвучно с выражением «мне нахуй». Его вообще очень интересовал русский мат, как и другие штуки из нашего обихода. Так, например, уезжая, он закупился пиратскими кассетами, дисками и «Денди». Восьмибитной приставки у фрицев не было с тех пор, как они снесли Берлинскую стену. Раритет. Дас ист фантастиш.
Мы же летними вечерами наслаждались игрой в трофейный «Геймбой». Это что-то вроде Тетриса, только туда можно вставлять картриджи с играми. Да ещё эта штука цветная. Такой фигни за Уралом не было. Не дошёл прогресс.
Роман фрица с Аней закончился символичным сжиганием её фотографии. Этим же и закончилось первое лето немца в России. На следующее лето они гуляли уже с Мариной. А все впятером мы полюбили ходить на пикник. Бутерброды, огурцы, помидоры, печенюшки… К этому не хватало только выпивки. Но это мы поняли только ещё через год.
— Да вы поймите, меня родители отправили. Нет. Они не могут выйти и купить, они пьяные уже, — Марина давала представление в сельпо, чтобы приобрести несколько полторашек джина с тоником. Мы всерьёз решили напиться. А чем ещё прикажете заняться молодым людям в двенадцать лет?
Всеми неправдами Марина таки раздобыла три литра джина с тоником. И мы маленькой отважной группой диверсантов отправились на берег. Необходимо преодолеть пять километров от магазина до берега и не спалиться. Адреналин. Опасность на каждом углу.
