– Помнится, у меня была банка горбуши. Я про нее как-то забыла, а потом вспомнила, – воспоминания были явно не из приятных.
Алисия скорбно глянула на свои черные коротко остриженные ногти.
– И при чем тут йоги?
– Притом. С виду нормальные консервы, а как нож воткнула, оттуда как рванет!
– Вот, – вкрадчиво пропел Танго, – снаружи тишь да гладь, а внутри…
Все на минуту притихли, осознавая непознанные перспективы бытия.
– А чем мы им могли помешать? Я власти имею в виду, – очнулась любознательная Ляля.
– Первое, – Танго откинул несуществующую челку и задрал вверх грязноватый указательный палец, – мы потенциальные рабы.
По-честному, мы разом охренели от такого предположения.
– Хватит ржать. Рабы и рабыньки. Раб – ценное имущество, создающее материальные ценности. А эмо якобы склоняют неокрепшие юные умы к суициду. То есть уничтожают ценное имущество государства.
– Фигня, – не выдержала я. – Просто у кого-то из власть предержащих ребенок стал эмо. Прикинь, приходит он домой такой весь властью пропитанный, а там такое! Маленькая непонятная дряннушка, которая без всякого пиетета относится к папаше. Эмо не влом сказать отцу родному, что она думает про тупого, спесивого дурака. Вот вам и результат.
– Власти – полный отстой! – поддержала меня Ляля.
– А что такое пиетет? – оживилась Оля.
– Фигня. Просто из нас сделают козлов отпущения. Мы в их понимании хуже панков.
– Панки – нормальные ребята! – отрапортовала Оля.
– Ну, тогда гопников.
– Гопники – говно. Как ни встречу, вечно то телефон отнимут, то деньги вытрясут. И вот ведь гады, меньше чем по трое не шатаются.
– Панки – мегакруто! – не успокаивалась Оля.
– Согласен. Но они не развращают молодежь своими идеями. Они просто – против всего.
– Им нравится бесить зажратых!
– А панки…
– Достала!
– Нет, ну послушайте… И я ушла. А они остались.
* * *
Потом я узнала, что они сговорились отбуцкать Вайпера за кроликов. Но он как всегда заболтал их напрочь. Потом они замирились и всей толпой отправились на какую-то доступную крышу пускать мыльные пузыри. А поскольку два вожака в одной стае не уживаются, то мальчишки стали выделываться друг перед другом. Слово за слово, развопились прямо на крыше, как макаки. А девчонки визжали, выражая таким образом отношение к ситуации.
А потом за ними гонялся какой-то добровольный патруль. Типа борцов против автомобильных пиротехников. А потом их занесло на старое кладбище в центре города. Там они немного угомонились и решили передохнуть от подвигов. Но напоролись на придурков, которые валили памятники. И Ляля решила устроить им бяку. Она замотала голову шарфом, оставив открытым только лицо, и пошла им навстречу. Глаза обведены черным, сама тощая как скелет, губы синие от холода и плачет. Один спрашивает, мол, что ты тут, девочка, делаешь. А она: «Я, типа, тут живууу. Пошли вы все на…» Но они ни хрена не испугались. Даже когда Вайпер подвывать начал для убедительности.
Тогда Алиска как завизжит на все кладбище. Вайпер говорит – сам чуть не обделался.
А потом они рванули от сторожей. Всем скопом, вместе с этими придурками, которые памятники ломали. У придурков отступление организовано было заранее. Их на машинах увезли. Напоследок дав Танго в табло. А Вайперу в глаз приложили и уехали по своим придурошным кладбищенским делам.
Такая вот ботва нездоровая получилась.
Вайпер потом жутко гордился, что в такой переделке побывал. Через неделю всем трепался, что это была задуманная им акция против кладбищенских вандалов. Такой враль, офигеть! Они с Танго два сапога пара. И оба – левые.
* * *
Изредка Кирилл просвещает меня в отношении своей надуманной философии. В перерывах мы целуемся. Получается так: тупая лекция, за которой следует бонус в виде длительного нежного поцелуя. Меня устраивает такой подход к снаряду. Ему надо выговориться, а я тренируюсь. Потом пригодится.
– Будь сильной. Сила в спокойствии ума. Содержи свой ум в чистоте. Не переживай по пустякам. Со всеми соглашайся. Даже когда не собираешься сделать то, что от тебя требуют.
– Я вчера пообещала маме помыть посуду и не помыла. А отец орал и кокнул грязную тарелку и сказал, что теперь я буду есть из одноразовой посуды.
– Твой отец – эмо. А ты получила то, что хотела. Теперь тебе никогда не надо будет мыть посуду.
– Черт. Значит, это я должна орать и долбать тарелки?
Глаза Кирилла смотрят в пустоту, словно он незрячий:
– Когда соглашаешься с противником, то необходимо слегка улыбаться. Это всех бесит, и они становятся очень эмо.
– Круто. Так и убить могут.
– Спокойствие позволяет занять правильную позицию наблюдателя. Когда ты наблюдатель, то тебе позволено все.
– Мне и так все позволено. Если оно не связано с учебой. Говорю что думаю, делаю что хочу, чего не хочу – не делаю.
– Ты пофигист, – Кирилл вдруг начинает изображать в ролях неизвестный мне диалог.
«– Ваше кредо?
– Все пофиг.
– Политика вам пофиг?
– Пофиг.
– Курс президента пофиг?
– Пофиг.
– Глобальное потепление пофиг?
– Пофиг.
– Темпы роста станкостроения пофиг?
– Пофиг.
– А любовь, деньги?
– Не пофиг.
– А вот и неувязочка!
– А мне пофиг ваша неувязочка».
– Это что? Анекдот? Про меня?
Тетка Кирилла, вежливо постучав, отворяет дверь и спрашивает не хотим ли мы чаю. Мы пока не хотим. Мило улыбнувшись, она удаляется на свою территорию.
– Хороший анекдот, – неуверенно сказала я, пытаясь сообразить, пофигист я или нет.
Наверное – нет. Или – да? Мне много что не пофиг кроме любви и денег. Хотя денег мне много не надо. От них одна суета и головная боль. Но без них тоже как-то неуютно. Еще мне не пофиг чужие несчастья, слава богу своих пока нет. А те что были – в прошлом. Еще мне не пофиг все, что связано с человеческой жестокостью в отношении слабых и животных. И не пофиг, что будет дальше с моим городом. Очень даже не пофиг. Список продолжал расти, вбирая в себя даже воздух, грязный от жизнедеятельности машин.
– Кирилл, по-моему, этот анекдот про тебя.
– Как сказать.
Недомолвки, закрученные по спирали мысли, полный бардак в его голове. Казалось, чего ему надо? Рождение обеспечило ему уровень жизни, доступный немногим. А он все пытается докопаться неведомо до чего. Быть может, смысл жизни ищет? Самое напрасное времяпровождение.
– А я один раз работала. Честное слово. Мы с девчонками машины мыли. Под присмотром моего папы. Он считает, что надо попробовать заработать свои деньги. Весело было. А ты хоть раз работал?
– Мои предки против. Хотя я и не пытался. Еще наработаюсь.
Кто бы сомневался! Наверняка его готовят к другому будущему. Про которое я могу пофантазировать, но увидеть – только в кино про богатеньких буратин.
– И самое важное – научись слушать и слышать, – Кирилл снова заводит свою шарманку.
Если бы он не был таким симпатичным, если бы я относилась к нему чуть хуже, я бы с легкостью послала его куда подальше с его нравоучениями. Если бы… Я просто не представляю, как я смогу без него жить. Просто волшебство какое-то! Вот ничего такого в нем нет. Не красивее многих. И характер такой сложный. Горе мне, горе…
– Ты снова не слушаешь, – упрек не по адресу.
– Я слушаю. А обвинять меня в невнимательности тупо!
– Тупо носиться как угорелая кошка и визжать про свою трагическую непонятость. А эти потрошеные мишки!
– Ага. Лучше? как моя мама, толстеть на килограмм в год и не видеть в жизни ничего интересного. Она – скучная.
– Твой отец так не считает. Наверное, когда они познакомились, она была веселая.
Я такого монстра вообразить не в состоянии. Веселая мама, это как сверхзвуковой бегемот. Обхохочешься.
– Она – эмоциональная калека. Она просто диктатор, придавленный другим диктатором. Ее сестрой. Которая директриса. Она всегда считала маму никчемной. И она теперь никчемной считает меня. А чего, спрашивается, я могла такого крутого сделать? В космос слетать?
– Масло масляное.
– Не придирайся к словам, умник.
Потом была пауза. Третий поцелуй за день. Несколько небрежный, на мой взгляд.
– Вот дома меня постоянно критикуют, а твоя тетка считает, что я прелесть, – похвасталась я.
– Врет.
– Правда! Она сама так мне сто раз говорила!
– Врет. И правильно делает.
– Почему? Разве врать правильно?
– Еще как. Врать надо как можно чаще. Людям это нравится. Народ просто балдеет, когда ему вешают сладкую лапшу на уши. Поверь, если бы тетка сказала тебе правду, то ты повесилась бы сто раз.
Мне становится не по себе. Я просто не знаю, как реагировать. И есть хочется.
– А дядя?
– Тот врет всегда. Работа такая. Он – враль при погонах. Ты ему тоже как кость в горле.
Признаюсь, я взбеленилась. Особенно когда вспомнила свои советы однокласснику. Мол, привирай, тогда будешь всем нравиться. Вот дура. Хотя я совсем другое имела в виду. В моем понимании привирать – значит говорить приятным людям всякие приятные слова. Просто так, для поднятия настроения. Чтоб им было приятно. Например, похвалить за пустяковое дело. А еще лучше – не за пустяковое. Хвалить надо каждое живое существо хотя бы раз в день. Тогда мир станет лучше, потому что в нем будут жить люди, которым хочется делать хорошие дела. За которые их непременно похвалят. А зачем его родичи врут? Какого рожна им надо? От обиды и несправедливости слезы начали подступать к глазам.
