Ознакомительная версия.
— Отлежись, Никола, — сказал Костив, — не вставай. На обед не ходи, сюда принесем. — Он спросил Чуева: — Кто его оттащил?
— Не наш. Из сороковой бригады, кажись… — Чуев оглянулся. — Ушел он. Вот только что тут был. Из сороковой мужик, они щас на разгрузке. Хвать за бушлат — и прямо из пилы выдернул. Молодчик.
* * *
Худой открыл вторую фотографию. Она была неважного качества, снимали в квартире, при электрическом освещении, без вспышки. На снимке Гена и дед сидели за кухонным столом с бутылью домашнего вина и тремя гранеными стаканами. Гене на этой фотографии не было и тридцати, он, глядя в объектив, широко улыбался. Дед сидел прямо, в пальцах правой руки дымилась папироса, а пустой левый рукав тельняшки был подколот к плечу булавкой.
— У меня такое ощущение, что надо мной зло издеваются, — обиженно сказал Гена. — Вот именно так мы тогда и сидели.
— Прочти текстовый файл, — попросил Худого Бравик.
Худой открыл текстовый файл и прочел вслух:
— «С отцом ничего похожего не случалось, но дядя Боря тоже пережил похожую ситуацию в Ашхабаде, во время землетрясения. И вот тут я понял: эта психическая особенность передавалась в нашем роду по мужской линии. Не очень-то приятно было это осознать. Во всем, что касается психического состояния, я желал бы придерживаться заурядности. Но Бог не упас, и то свойство проявило себя. Зачем я пишу все это, черт побери? Я пишу это и стану писать дальше, потому что побаиваюсь: не исключено, что девиации отразятся на моем сознании. Боже, я разворошил некую совершенно непостижимую для меня тончайшую конструкцию! Я вперся в нее сапожищами, я топчу и крушу, я вмешиваюсь в то, о чем имею лишь самое общее представление. А как я перетрухал в первый раз! Бутылку потом выхлестал. Но надо отдать мне должное. Я все-таки ему показал: приглядывай… О, боже — я показал ему! У Васьки Кутузова, помнится, докторская была по шизо-аффективным состояниям — то-то бы он повеселился!»
— Все, — сказал Худой.
— О чем он, мать-перемать? — сказал Гена. — Какие такие «девиации»?
— И что такое «тончайшая конструкция»? — сказал Никон.
— Я вот все думаю… — Худой взъерошил волосы. — Кто делал ему эти картинки? Среди его знакомых был человек, профессионально владеющий компьютерной графикой?
— Был, и не один, — сказал Гена. — В редакции их трое или четверо.
— Мы ведь можем позвонить Владику Соловьеву? — сказал Бравик. — Он скажет нам, кто из сотрудников «Времени и мира» занимается компьютерной графикой. Мы приедем в редакцию и расспросим этих людей.
— «Мы приедем», «мы расспросим»… — Гена покачал головой. — Как ты себе это представляешь? Заходим вереницей, все в кожаных плащах, тяжело идем по коридору, а потом допрашиваем?
Он вынул из кармана телефон, набрал номер и сказал:
— Владик, добрый вечер. Это Сергеев тебя беспокоит. Владик, скажи мне такой вопрос. Мы тут нашли в лэптопе Володи очень интересные образцы компьютерной графики. Смонтированные фотографии, документы… Ты не помнишь, Володя привлекал кого-нибудь из редакционных компьютерщиков для этой работы?.. Понял тебя… Ясно… Нет-нет, ничего особенного. Просто мы открыли его комп, наткнулись там на всякие интересные картинки и заспорили: сам он этим занимался или кого-то попросил… Все, спасибо. Пока.
Гена положил телефон на стол и сказал:
— Соловьев не помнит, чтобы Вовка поручал это кому-то из сотрудников. В редакции есть три дизайнера, включая самого Владика. Ни Владик, ни другие ничем подобным не занимались.
Никон медленно перекатывал в пальцах сигарету, зажимая ее поочередно указательным и средним пальцами, потом средним и безымянным, потом безымянным и мизинцем, потом в обратную сторону. Он встретился взглядом с Худым и сказал:
— Вовка это виртуозно исполнял, ага. Его Шура Москвин научил, в военном лагере.
— Меня это, честно сказать, раздражало, — сказал Гена. — Не люблю нервозных движений. Кто-то волосы крутит, кто-то ногти грызет. А он вечно вертел сигаретой.
* * *
Бравик шел по Остоженке, ярко светило солнце, улица была забита машинами. Бравик миновал резиденцию египетского военного атташе, обогнал пожилую даму с детской коляской и кряжистого батюшку в испачканной понизу рясе. И вдруг впереди, возле кожно-венерологического диспансера, Бравик увидел человека в светлом плаще. У человека были курчавые, тронутые сединой волосы, он шел неторопливой пружинистой походкой. Со стороны «Парка культуры» заныла сирена. Из-за голов и плеч опять показался светлый плащ, Бравик прибавил шагу, толкнул в плечо флотского офицера, выдохнул: извините… Он уже почти бежал, не отрывая глаз от стройной спины и коротких посеребренных волос. Это было невозможно, немыслимо… Но походка, плечи, волосы… Звук сирены нарастал, Бравик споткнулся, едва не упал. Сирена выла так, что отдавалось в зубах. Бравик, наконец, нагнал человека в плаще, схватил за руку, выше локтя. Человек обернулся, и у Бравика вмиг обмякли ноги и вся тоска последних дней излилась в жалкий всхлип: Вовка… Гаривас смотрел Бравику в глаза. Плащ его был в бурых пятнах, лацканы зачернило сажей. На левой скуле сочилась сукровицей рваная рана, глаза тонули в багровых отеках. Гаривас медленно раздвинул распухшие губы в холодной улыбке, трещина на нижней губе разошлась, на подбородок скатилась капля крови. Сирена «скорой» оглушительно ревела, Бравик задохнулся и подался назад.
Он застонал, засучил ногами и с криком сел на кровати. На часах было двадцать минут пятого. За окном выла автомобильная сигнализация. Бравик включил настольную лампу в изголовье, опустил ноги на пол и провел ладонью по покрытому испариной лбу. Потом нащупал ногами тапочки, встал, открыл платяной шкаф и нашел в кармане пиджака сложенный вчетверо листок из Гениной квартиры. Он пошел на кухню, налил из крана воды в стакан, жадно выпил, взял с кухонного шкафа пачку «Мальборо», пепельницу, закурил и сел за стол. Он аккуратно расправил лист и глядел на него, пока не докурил сигарету.
Они съехались к Гене в семь вечера. В тот день Худой смог открыть файлы «milyutin.rar» и «piv.rar».
— Это статья из газеты «Ведомости», — сказал Худой, когда лэптоп загрузился. — Якобы за ноябрь две тысячи восьмого.
Он прочел:
— «Напомним, что Милютин с компаньоном основали аптечную сеть “Здоровье” в 1993 году. Это был первый в России сетевой лекарственный ретейлер. Уже в конце девяностых сотни аптек “Здоровье” работали во многих городах России. В 2004 году партнеры вывели акции “Здоровья” на биржу. Контролирующим акционером сети (74,8 %) оставалось ЗАО “Здоровье-инвестхолдинг”, которое принадлежало партнерам на паритетных началах. Год назад господин Милютин выкупил у компаньона его долю за $120 млн. Наш источник уточнил, что пакет акций приобретался в режиме переговорных сделок с некоторым дисконтом. С 17 марта по 22 октября 2008 года курс акций “Здоровья” колебался. 23 октября началось падение. На прошлой неделе Милютин получил margin call от Deutsche Bank по кредиту, который бизнесмен брал год назад, чтобы выкупить долю партнера. Наш источник также сообщил, что Deutsche Bank уже ведет переговоры о продаже десятипроцентного пакета. По непроверенным данным, пакет намерен приобрести бывший компаньон Милютина».
— Лихо, — сказал Бравик и посмотрел на Гену. — То есть Милютин разорен?
— Ты помнишь, как к Драйзеру пришла идея «Американской трагедии»?
— Газетная статья, кажется.
— Крохотная заметка в разделе судебной хроники. Он прочел судебную заметку и написал великий роман. А вот этот файл можно развить в такой роман, что и Драйзер отдыхает, и Голсуорси. Это я вам говорю как человек, имеющий отношение к литературе. На этот раз Вовка смастерил не фотографию, а завязку подлинной драмы. Сейчас я переведу эту статью на язык доступных вам образов. Итак. Милютин и компаньон владели бизнесом на паритетных началах…
— Стоп, — перебил Никон. — У Сереги нет компаньона, насколько мне известно.
— А у меня нет рака, — сказал Худой и шмыгнул носом. — Насколько мне известно.
— Мы говорим не о реальном положении вещей, а о том, которое описано в этой статье. Итак. Каждому компаньону принадлежало по тридцать семь процентов. Какое-то количество акций крутилось на бирже, и какое-то было у миноритарных акционеров. По некой причине Серегин компаньон решает отойти от дел. Серега выкупает его долю. Для этого он берет кредит в Дойче Банке под залог контрольного пакета…
— Стоп, — сказал Никон. — Почему для покупки половины дела ему пришлось заложить весь контрольный пакет?
— Потому что при кредитовании акции оцениваются банком не по реальной стоимости, а гораздо дешевле. Дойче Банк в данном случае оценил контрольный пакет в пятьдесят процентов. Итак. Серега отдает в залог семьдесят четыре процента акций «Здоровья» и выкупает у партнера половину дела за сто двадцать миллионов. Но через десять месяцев фондовый рынок обваливается. Акции «Здоровья» стремительно дешевеют, и банк требует погашения кредита. Взять такую сумму Сереге негде, акции отходят банку, и Серега остается ни с чем. А бывший компаньон остается со ста двадцатью миллионами. Когда стоимость акций падает в цене в два с половиной раза, бывший компаньон приобретает десятипроцентный пакет и возвращается в дело. Учитывая продолжающееся снижение котировок, можно предположить, что он захочет выкупить у банка весь контрольный пакет. При том, что в тот момент он может выкупить его по цене в два-три раза меньшей, чем та, за которую он продал Сереге свою долю. Финал: у компаньона опять контрольный пакет — но уже не на двоих с Милютиным, а в единоличном владении. И еще у него около семидесяти пяти миллионов. А у Милютина — ничего. Ноль.
Ознакомительная версия.
