— Что, по-вашему, следует делать?
Мики поднял голову. Усы его казались на размер больше, чем обычно; галстук, завязанный виндзорским узлом, идеально сочетался с сорочкой кремового цвета; лавандовые брюки из тонкой шерсти приятно фалдили на ветерке.
— Это сугубо на ваше усмотрение, сэр, — ответил Мики, вежливо выказав минимум удивления.
— Посмотрю, можно ли в принципе сократить лекции, — как бы вслух размышлял Диксон.
— При сокращении, даже минимальном, неизбежны невосполнимые потери, мистер Диксон. Лично меня в данном курсе привлекает именно обширная теоретическая база.
Спасибо, что сказал. У обширной базы, как выясняется, один-единственный кит; иными словами, геометрический объект каким-то образом месторасположен, но сводится к точке. Есть над чем поработать.
— Ну да я еще раз просмотрю материалы — вдруг все же можно сократить.
— Конечно, сэр, — отвечал Мики с важностью, будто начальник штаба, перед тем как запустить безумный план своего генерала. — Вы сами меня найдете, или лучше я?..
— Сегодня же вечером займусь, а завтра утром можем встретиться. Если, конечно, вам удобно.
— Разумеется, удобно. Хорошо бы вы зашли в комнату отдыха для второкурсников часов примерно в одиннадцать. Я предупрежу наших девушек, выпьем по чашечке кофе…
— Вы прекрасно придумали, мистер Мики.
— Благодарю вас, мистер Диксон.
После такого сугубо викторианского — а может, и опереточного — прощания Диксон вернулся в преподавательскую, теперь совершенно пустую, и сел к столу с телефоном. Все материалы, которые в принципе могут вызвать интерес Мики, нужно вычеркнуть из курса. В том числе — и в особенности — материалы, вычеркиванию не подлежащие. С другой стороны, какой смысл? Весьма вероятно, что Диксону этот курс вообще не грозит. Зачем тогда брать в голову «заинтересованность», выказываемую Мики и тремя красотками? Диксон вздохнул и снял телефонную трубку.
Дальше все происходило очень быстро. Если дозвониться куда-либо из дома Уэлчей обыкновенно с первого раза не получалось (и у Диксона была возможность это проверить), в дом Уэлчей звонки поступали с пугающей скоростью. Уже через пятнадцать секунд раздался голос миссис Уэлч:
— Селия Уэлч слушает.
Диксон словно зубом на неразмолотую крупинку в крекере попал. Надо же, наличие миссис Уэлч совсем вылетело из головы. Хотя чего волноваться? Почти нормальным тоном Диксон произнес:
— Могу я поговорить с профессором Уэлчем? Если вас не затруднит.
— Мистер Диксон, это вы? Пока я не позвала мужа, позвольте узнать, если, конечно, мое любопытство не кажется вам чрезмерным, что вы вытворяли с простыней и одеялами, когда…
Диксон едва не взвыл. Глаза его округлились, взгляд упал на газету, забытую на столе. Отчаянно соображая, он произнес не своим голосом (губы пришлось вытянуть трубочкой):
— Миссис Уэлч, вы, вероятно, обознались. Вам звонят из «Ивнинг пост». Здесь нет никакого мистера Диксона, смею вас уверить.
— Боже! Простите, пожалуйста. В первый момент я приняла вас… Мне очень неловко.
— Ничего страшного, миссис Уэлч. Не волнуйтесь.
— Сейчас я позову мужа.
— Вообще-то, миссис Уэлч, мне бы хотелось поговорить с мистером Бертраном Уэлчем. — Диксон заулыбался собственной находчивости, насколько позволяла трубчатость рта. Через несколько секунд страх пройдет.
— Не знаю, где он… Подождите минутку. — Миссис Уэлч отошла от телефона.
Самое лучшее сейчас — повесить трубку, подумал Диксон. Миссис Уэлч отправилась на поиски сына — значит, он дома. Именно эта информация нужна Кристине Каллаган. Остается позвонить ей. Да, немедленно повесить трубку.
Но было поздно. Характерное гавканье резануло по уху слишком скоро — у Диксона появились основания считать, что Бертран присутствует в преподавательской, просто наложил чары на свой сочный бородатый рот, и рот превратился в телефонную трубку.
— Бертран Уэлч у аппарата.
— Вас беспокоят из «Ивнинг пост», — выдавил Диксон как из тюбика.
— Я к вашим услугам, сэр.
Диксона чуть отпустило.
— Мы… мы бы хотели написать о вас пару строк, мистер Уэлч, в субботнем номере, — проговорил Диксон. План сам собою детализировался. — Если, конечно, у вас нет возражений.
— Возражений? У меня? О каких возражениях вы говорите? Где уж бедному художнику возражать против безобидной рекламки? Она ведь безобидная будет, правда?
Диксон издал фирменное «хо-хо-хо». На большее «тюбика» все равно бы не хватило.
— Совершенно безобидная, сэр, можете мне поверить. На самом деле мы уже располагаем парой-тройкой фактов. Нас интересует главным образом, над чем вы работаете в настоящий момент. Улавливаете мысль?
— Разумеется, сэр, улавливаю. Вот единственно правильный подход. У меня на грани завершения, смею вас обрадовать, как раз две-три безделицы. Среди них, кстати, весьма недурственная ню; впрочем, не знаю, не противоречат ли ню политике вашего издания и взглядам ваших читателей.
— Никоим образом, мистер Уэлч, никоим образом. Конечно, материал потребует специфической формы подачи, но это уж наша забота. Полагаю, с вашей стороны не последует возражений, если она будет фигурировать в статье как «женская фигура без ретуши»? Я ведь правильно понял — фигура женская?
Бертран захохотал, как ведущая гончая при взятии следа.
— О да, сэр, женская. Никакого потрясения основ. Ни единой задней мысли. Ни намека на двойное дно.
К лаю Диксон присовокупил собственный смех. То-то будет хохма для Бисли с Аткинсоном.
— А что насчет трактовки? Ведь так, кажется, говорит ваш брат художник — трактовка? — продолжал Диксон, когда, по Бертрановым подсчетам, приступ смеха должен был отпустить его.
— О, тут ваш покорный слуга-э-э явил похвальную прямолинейность. Манера исполнения современная — но лишь в известной степени. Современные художники, знаете ли, все стремятся смазать детали. А мы против, не так ли?
— Категорически против, — подтвердил Диксон. — Полагаю, сэр, ваша ню написана маслом?
— Господи, разумеется, маслом. И можете представить, сколько масла ушло при размерах восемь на шесть футов. То есть восемь на шесть футов получится с рамой. Ну да цена значения не имеет, если, гм, имеется хоть намек на сенсацию.
— Вы уже определились с названием, сэр?
— В целом да. Я думал назвать ее «Модель-дилетантка». Девушка, которая мне позировала, действительно определенного рода дилетантка среди моделей. Она только изображает модель, по крайней мере изображала, пока я ее писал. Отсюда и название. На вашем месте я бы не давал эту, гм, коротенькую сноску.
— У меня и в мыслях не было, — открестился Диксон почти обычным своим голосом — в последние несколько секундой практически забыл про «тюбик». Что за тип этот Бертран, так его и так? В памяти всплыли намеки на вечер с Кристиной Каллаган, которые Бертран подпускал в день знакомства. Если бы дело дошло до драки, он бы… Господи!
— Простите, не расслышал, — напрягся в трубке Бертран.
— Это я не вам, мистер Уэлч, не беспокойтесь. — Диксон снова изобразил губами тюбик. — Я все записал, сэр, благодарю вас. Вы, кажется, говорили о двух-трех живописных работах?
— Да, есть еще автопортрет. На пленэре. Если, конечно, кирпичная стена сойдет за пленэр. Вообще-то стена преобладает над Уэлчем, даже, я бы сказал, довлеет. Идея в том, чтобы передать блеклость и определенную помятость ткани на фоне мощной, гладкой стены красного кирпича. Картина без эффектов, то есть не рассчитана на вкусы широкой публики. Так, игры разума для себе — то есть мне — подобных.
— Понимаю, сэр. Спасибо. Ну а третья ваша работа?
— Я говорил о камерном полотне. Трое рабочих в пабе просматривают газету. Вещь только начата.
— Вот как! Что ж, думаю, материала достаточно. Еще раз спасибо, сэр. — А вот теперь настало время закинуть удочку. — Девушка упомянула о выставке, сэр. Вы подтверждаете информацию?
— Да, у меня действительно состоится небольшая персоналка. Осенью. Постойте: о какой девушке идет речь?
Диксон беззвучно рассмеялся в «тюбик»: клюнуло.
— Она представилась мисс Каллаган, сэр. Полагаю, вы с ней знакомы.
— Да, знаком, — отвечал Бертран с легким напряжением в голосе. — Только не знаю, какое это к ней имеет отношение.
— Как же, сэр, вы должны знать! — Диксон удачно симулировал удивление. — Ведь это была ее идея. Она знакома с одним нашим сотрудником, вот и попросила его написать о вас статью, сэр.
— Неужели? В первый раз слышу. Вы уверены?
Диксон рассмеялся профессиональным смехом.
— Наш брат насчет таких вещей не ошибается, сэр. Это-то и называют журналистским чутьем, если вы мою мысль улавливаете, мистер Уэлч.
— Да, пожалуй, так оно и было, только выглядит не совсем…
