При наших встречах он всегда старался показать, что у него все отлично. Он играл перед нами некую роль. После его смерти мы со многими говорили. И узнали, что он давно перестал показываться на работе. Иногда просто исчезал на несколько дней, хотя раньше всегда заботился о том, чтобы с ним можно было связаться в любой момент. Нам сказали, что у него была циклотимия и случались приступы страшного гнева, — ни о чем подобном мы даже не догадывались. Я думал о нем, о том, как он страдал. В последние недели он практически перестал спать. Джордж Мартин сказал мне, что он в любом случае умер бы, как только мы решили бы от него отказаться. Это правда, мы наверняка расстались бы с ним, потому что уже поговаривали о том, что он плохо управляет нашими делами. Не исключено, что своей смертью он упредил наш разрыв. Наверняка в свою последнюю ночь он размышлял и об этом тоже. Но как бы там ни было, он нас бросил. С группой на руках. И теперь я могу сказать: известие о его смерти стало началом нашей агонии.
Я был без сил, и то, что давно подспудно назревало, произошло: Пол окончательно взял на себя руководство группой. Он говорил, что нельзя сидеть и ничего не делать, а нужно немедленно записывать новый альбом. Он носился с идеей фильма — что-то вроде музыкального роуд-муви. Результат известен — Magical Mystery Tour («Волшебное таинственное путешествие»). В этом проекте он один принимал практически все решения. В конце концов фильм с треском провалился; критики разнесли его в пух и прах, назвав полным дерьмом. Признаюсь, я воспринял это не без некоторого злорадства. Я был доволен, что Пол слегка лажанулся. Считал, что это посбивает с него спесь и заставит усомниться в своем лидерстве.
Для альбома Magical Mystery Tour я записал I Am the Walrus. И я знаю, что, когда я пел эту песню, что-то происходило. Как будто мое безумие слилось с моим гением. Я пел, что плачу. И я действительно оплакивал смерть Брайана. Я записал эту песню через несколько дней после его похорон и теперь каждый раз, слушая запись, как будто опять стою рядом с его мертвым телом. Все говорили, что песня замечательная, но недостаточно коммерческая, чтобы помещать ее на стороне А. Мне было просто противно от этих разговоров. В итоге ее поместили на обратной стороне сингла с Hello Goodbye — одной из самых идиотских песен Пола. Мы окончательно перестали понимать друг друга.
Махариши ждал нас в Индии, но уехать к нему сразу мы не могли — слишком много неотложных вопросов предстояло уладить. После смерти Брайана нам пришлось вникать во все тонкости нашего бизнеса. Выяснилось, что мы не так уж и богаты. И что наши контракты составлены из рук вон плохо. Надо было принимать решения. Вернее, одно главное решение: кто будет заниматься нашими делами? Сегодня все это не имеет никакого значения, и я не собираюсь часами распространяться на эту тему, но надо помнить, что «Битлз» распались именно из-за этого. Мы разошлись во мнениях. Образовалось два клана. Пол хотел поручить менеджмент Истменам — родственникам его жены. А мы настаивали на кандидатуре Аллена Клейна. Большинство проголосовало за Клейна, в результате чего Пол нас покинул. Хотя случилось это позже. Сразу после кончины Брайана мы просто слушали своих адвокатов, которые говорили нам, что надо делать. Они сказали, что мы должны основать акционерное общество, чтобы не платить налоги в миллионы фунтов стерлингов. Так родилась компания «Эппл».
Идею создания собственной фирмы мы приняли с восторгом. О материальных выгодах мы не думали. Нас привлекала возможность выпускать на нашем лейбле вещи любимых музыкантов, например Джеймса Тейлора. Выдуть мыльный пузырь творческой утопии. Это было лето любви, и все верили, что мир нуждается в переменах. Ну а мы, «Битлз», намеревались способствовать этим переменам самым конкретным образом. Очень скоро «Эппл» превратилась в отстойник для самого невероятного бреда. Мы даже открыли одежный бутик. Пол сказал, что будет круто, если мы станем торговать только белыми шмотками. Я уж не помню, кто создавал эти кошмарные модели. Может, мы сами? Во всяком случае, в тот день, когда я дал согласие на создание нашей коллекции, я явно был под кайфом. Все, что мы делали, мы делали по-дурацки. В конечном итоге могу честно признать: «Эппл» оказалась прекрасным механизмом для швыряния денег в форточку. Причем из всех окон сразу.
У меня был свой кабинет, в котором я принимал всяких психов, тащивших мне свои проекты и идеи. Жалко, что я не заснял на камеру весь этот дурдом. Мы перестали заниматься тем, что умели. С этой хренью мы сами себя загнали в капкан. Получили на свою голову бездну проблем. Пол, который спал и видел, как бы смыться, затеял против нас судебный процесс. Еще и сегодня между нами остались неурегулированные разногласия. Я даже не знаю в точности, в чем их суть. Ясно одно: битву продолжат сыновья наших адвокатов, а потом и их внуки и так далее, пока в один прекрасный день какой-нибудь мелкий говнюк не скажет: «Да кто хоть они такие, эти ваши „Битлз“?» Мы не должны были ввязываться в это. Ни за что. На протяжении нескольких лет нас водили за ручку, у меня даже денег в кармане никогда не бывало, а тут вдруг меня поставили к штурвалу корабля. Это примерно то же самое, что выдернуть из толпы первого попавшегося мужика и назначить его министром финансов. Мы платили десяткам бездельников, нанимали секретарш с единственной целью — пялиться на их сиськи, выпускали диски только потому, что исполнитель приходился деверем свояченице знакомого парня. Мы плыли в непроглядном тумане.
Когда мы сделали менеджером Клейна, он навел порядок железной рукой. То есть сделал за нас всю грязную работу. Повыгонял кучу народу. Устроил настоящую бойню. Уволенные долго не могли прийти в себя. Многие месяцы они жировали за наш счет, а тут вдруг мы в мгновение ока превратились в сволочей-капиталистов. Кроме того, Клейн сказал, что одежный бутик надо закрыть. Мы устроили грандиозную дешевую распродажу. Народ к нам ломанулся. Это было классно. Тот день я вспоминаю с удовольствием. Вот чем на самом деле должна была стать фирма «Эппл» — какой-нибудь благотворительной организацией или чем-то еще в том же роде. Как бы там ни было, с деньгами у меня вечно проблемы. Я никогда не умел быть богатым. Если честно, я не столько щедрый человек, сколько человек, не умеющий распоряжаться баблом.
После всей этой тягомотины настала пора ехать в Индию. И снова, в который уже раз, весь мир наблюдал за нами и спешил делать то же, что делаем мы: настроиться на индийский лад. В последние недели я несколько раз встречался с Йоко, мы флиртовали на заднем сиденье моей машины и как бы принюхивались друг к другу, но я так и не мог сообразить, что обо всем этом думаю. Помню только свое огорчение, что приходится уезжать так далеко без нее. А ведь я понятия не имел, как долго продлится наше путешествие. Мы собирались заняться медитацией, не исключено, что обрели бы душевный покой, и некая часть меня нашептывала, что мы можем и не вернуться. Я колебался, не предложить ли ей отправиться с нами, но Синтия тоже ехала, а везти обеих я, конечно, не мог.
Индия. Постараюсь рассказать обо всем без оглядки на свои последующие мысли и переживания. Я имею в виду, что не буду отрицать: наш приезд туда был чем-то необыкновенным. Лагерь выглядел вполне пристойно, и никто нас не дергал. Мы проводили прекрасные вечера в беседах под звездным небом. Дни посвящали продолжительным сеансам медитации. Наконец-то я изгонял из себя вопли и сумасшествие последних лет. Это было лечение тишиной. Впрочем, вопреки моей воле у меня в голове беспрестанно крутились песни. Именно там я сочинил самые красивые свои мелодии, те, что вошли в «Белый альбом». Я превосходно чувствовал себя, но написал Yer Blues — крик о том, что я хочу умереть. Такие вещи часто проявляют себя независимо от наших осознанных ощущений. Творчество постоянно пробуждает какие-то подземные силы. Очевидно, это было предчувствием приближающейся катастрофы.
Мы с Джорджем находились на одной длине волны. Что до Пола, то хотя ему явно нравился этот новый опыт, но душой он был все равно в Англии. Он без конца рассуждал о «Битлз», тогда как здесь не существовало никаких «Битлз». Он хотел, чтобы мы снова отправились в турне, что меня поражало. Зато сегодня я ничуть не удивлен, что он колесит по США с группой Wings, пока я сижу дома и никуда носа не высовываю. В Индии я писал песни, но совершенно не думал о новом альбоме, а уж тем более — о своей карьере. Я сочинял музыку, потому что она сидела во мне и требовала выхода наружу. Вот и все. А Пол пытался наполнить потустороннее пространство чем-то конкретным. Его медитации носили прагматический характер.
А вот для Ринго новый опыт обернулся комедией. Через пятнадцать дней его как ветром сдуло. Он тосковал по удобствам, хорошей еде, привычной жизни, своим детям — одним словом, по всему. Но главное, Морин, его жена, чуть с ума не сошла от мух. Она могла часами, затаившись, выслеживать муху, чтобы выгнать ее из бунгало. Впрочем, ничего особенного в этом не было. В тамошней умиротворяющей обстановке многие начинали чудить. Среди нас была Миа Фэрроу, которая приехала прийти в себя после развода с Синатрой. Так вот, у ее сестры Пруденс совершенно съехала крыша. Она три недели просидела взаперти в состоянии панического ужаса. Медитация подталкивала каждого к его темной стороне, позволяя обрести безжалостную ясность сознания. Не всякий мог это вынести. Мы страшно боялись за Пруденс. Она на самом деле была на грани самоубийства. Я нашел слова, убедившие ее выйти из бунгало, а потом, чтобы поддержать ее, сочинил про нее песню.
