Конечно, в Максиме были и другие черты — те, которые в иных условиях Паша согласился бы считать положительными. Максим не унывал, яростно искал выходы из самых безнадежных положений. «Креативил» много и неутомимо. Приступы этого случались даже вхолостую: так, например, сегодня в конторе он поднял со стола Элечкин глянцевый журнал. А привлекла его совершенно «никакая» реклама омолаживающих кремов на задней обложке.
— О! Какой слоган! Вот это тема! Бездари, тут можно было бы так развернуться… Вот смотри. Если бы я был рекламщиком. Представь, такая аляповатая спальня, на заднем плане — трюмо; перед ним сидит дама, спиной к нам, а на переднем плане, вполоборота, стоит лысоватый господин в костюме. Композиция кадра такова, что дама прихорашивается, а ее муж типа мимо проходил и остановился. Так вот, господин должен очевидно напоминать Путина, этого можно добиться, а дама сзади — его жену Людмилу, это несложно.
— Смело, — хмыкнул Паша, доставая из тумбочки кружку.
— Ага. И вот «Путин» якобы увидел журнал с рекламой кремов, остановился и внимательно смотрит на этот слоган, который хорошо виден: «Заблокируйте 97 % свободных радикалов». Притом 97 нужно так и оставить со знаком %: это интригует… Вот это была бы реклама! Как тебе?
— Забавно. Ты знаешь… Ты мне напомнил одного друга. Он тоже все время сочиняет какие-то сюжеты. Это у него просто бьет ключом, иногда диву даешься…
— Он рекламщик? — заинтересовался Максим.
— Нет. Он писатель. Ну или вроде того.
Паша удивился сам: он, пожалуй, впервые подумал, что Максим и Игорь действительно чем-то похожи. Да, именно сюжеты. Оба в вечных авантюрах, сами что-то себе изобретают и живут в воображаемых обстоятельствах, не желая ни слышать, ни видеть ничего, что рушило бы эти их миры. Наоборот. Они сами готовы испепелить любого ради своих фантомов. Один, сочиняя сюжеты для средненькой прозы, живет — вполне счастливо и безобидно — в большом мифе, что он талантливый писатель. Другой — воображаемый Джеймс Бонд, который лихо скачет с крыла самолета на крышу авто, неотразимо непобедимый. Сегодня он в лохотроне под названием «АРТавиа». А завтра будет другая глава захватывающего приключенческого романа. И герой думает, что роман бесконечен.
…Доехали. Аляповатое фойе «Железнодорожника», кондитерское сумасшествие гранита, и трубки ламп дневного света, как ноты разума, позднее вклинены в ажурный потолок. Лампы еще советские: где-то чуть голубоватого оттенка, где-то розоватого, и это забавно. Разве что губы в таком свете не очень хороши от красного вина. Поэтому Паша в первую очередь вывинчивает пробки из белого, да как мастерски: «Выгонят из большой авиации — пойду барменом», ха. Фуршет перед «заседанием» начинается. Сегодня прибывшие гости — сначала немного, потом все больше — благостны и веселы, из-за солнечного, что ли, дня.
Максим встречал каждого, великосветски раскланивался, расспрашивал о делах, порой и о семье, — он помнил, у кого какой бизнес, и ручкался со всей элитой города. Нет, этот не пропадет.
— А правда, что планируется открытие рейса в Санкт-Петербург? — спрашивала, например, черноволосая дама в очках, исполненная великолепной вороньей сухости. Кажется, директор модельного агентства.
— Увы! Пока нет, но мы рассмотрим этот вопрос. — Максим вышколенно улыбался.
— Очень жаль! В будущем месяце мне придется там бывать, очень не хотелось бы другими компаниями, не хотелось бы рисковать…
И тут вошла Она. Столь прекрасная, что Паша и не узнал, остановившись с бутылкой. Ольга походила на кинозвезду. Ей очень интересно подняли прическу, макияж выразительно подчеркнул глаза — серые «в миру», теперь они казались бирюзовыми; верх открыт, и даже диадема. И длинное светлое платье в крупных голубых цветах. На Нее смотрели все.
Ольга двигалась по залу, словно в намагниченном пространстве. Нашла глазами Пашу. Сияющий взгляд.
— Ольга Евгеньевна, здравствуйте! — К ней подбежал Максим, поклонился, поцеловал руку. — Спасибо, что пришли украсить наш вечер. Бокал вина?
— Благодарю.
Подошел Павел с тремя бокалами золотистого муската. Сделали по глотку.
— Передавайте большой привет господину Львову, — мягко наговаривал Максим. — Как у него дела?
— Спасибо, все в порядке.
— Когда же вы воспользуетесь золотой картой клиента, Ольга Евгеньевна? Когда мы увидим вас на борту лайнера «АРТавиа»?
Великосветское продолжалось минуты четыре, прежде чем Максим увидел областного министра здравоохранения и начал раскланиваться:
— Я вынужден вас покинуть…
— Но ненадолго. — Капризно-властно Ольга подала руку. — Мне будет не хватать вашего общества!
Улыбнулись.
— Как ваше настроение, Ольга Евгеньевна? — Интонацией Павел удачно спародировал шефа.
— Просто чудесно!
Они глотнули вина, со смеющимися глазами.
Затем, прогуливаясь, отошли в угол фойе. Постояли, убедившись, что за ними не наблюдают. Ольга оставила Павлу свой бокал и скользнула за резные двери. А Паша, улыбаясь гостям, отправился откупоривать красное.
В зал перейдут минут через десять: у Ольги достаточно времени. Изящная ее сумочка набита сложенными вчетверо листами. Эти листы она положит на каждое кресло. Посторонних в фойе нет, все как на ладони, и выяснить, кто зашел в зал раньше остальных, будет нереально…
В листах немного текста, разные шрифты, словом — все для удобства читателей. Игорь распечатывал их весь прошлый день. И все основные факты, которые удалось узнать про «АРТавиа», так сказать, вошли.
А что? Доставка адресная, каждый, кто пришел на собрание клиентов, поднимет и развернет листочек. И не будет же Максим носиться по рядам и отбирать. Хотя он, Паша, он бы посмотрел на такое зрелище.
В бокале Ольги теплилось еще немного вина. И прежде чем выпить, Павел чокнулся с огроменным имперским зеркалом.
«За нашу победу».
Сквозь пыльные стекла фонарь заглядывал в подъезд — на третьем этаже особо настойчиво, а потому все это пространство походило на лунную колбу, с возгонкой теплого воздуха. Снизу тянуло подвалом, канализацией, бесприютной старостью. На лицах лежали толстые стекольные отсветы, неживые, как на древних выгоревших снимках. Игорь и Паша сидели прямо на ступеньках, постелив газеты, — нахватали внизу из ящиков. Композиция требует бутылки портвейна. Но портвейна не было.
Помолчали — еще и еще.
— Блин, да сколько можно! — взорвался Павел. — Мы сидим тут сорок минут! Позвони ему, где его черти носят?
— Павлик, не кипятись. Нервные клетки не половые — не восстанавливаются.
Если бы Данила оставил им ключи от бабкиной квартиры — все равно они оттуда не вылазят, — как было бы хорошо. Не пришлось бы торчать на лестнице, как встарь. Это же раньше, в домобильную эпоху, куковали часами в условленных местах, опустивши букеты, опаздывали, теряли друг друга в аритмии большого города. Сейчас все на связи. Таких нестыковок больше не бывает… или бывает, когда отдельные личности — балбесы.
Они созванивались с Данилой весь день, договаривались о времени, деталях, ибо дело серьезное. На беду, было у Данилы и другое серьезное дело, но раньше. Конечно, очередная тусовка ролевиков — это святое, но по телефону Данила клятвенно заверял, что освободится в восемь… в девять… Когда дошло до половины десятого, язык его уже откровенно заплетался.
И вот десять, и сидеть перед запертой дверью, в легком бешенстве: а приедет ли этот мудак вообще. Ладно, все можно было бы сделать и без него. Но, как назло, все бумаги и прочее важное заперто в квартире.
Казалось бы, Игорь должен психовать больше всех, но нет: с юморком даже, доставал из-под себя свинцово слепенький газетный лист.
— О! Гороскоп. Овны. Вот, про тебя, слушай. «Этот день благоприятен для новых начинаний, для проектов в сфере бизнеса, а вот от путешествий лучше воздержаться». Интересно, наше дело — оно из сферы бизнеса?
— Сказано же — день, а не ночь.
— Тоже верно. Так. Стрельцы…
Павел не слушал. Неприятно ныли ноги, обездвиженные да в продуваемом подъезде, хотя на улице теплело день ото дня, и колотилось с крыш, и оглушительное крошево само, случалось, начинало ехать по железу. Но не теперь. Вечер все заморозил обратно, и фонарь пронзительно смотрел через выбеленные ледовые призмы.
— Позвони ему еще раз, а?
— Паш, да чего ты так переживаешь? — Игорь даже отложил газету. — Ну задержится еще на час, господи. Мы все равно выходим ночью. Сидим же нормально? Или ты замерз? Так, может, сбегаем за согревающим, а? — Он подмигнул.
— Мне неприятно, что должна подъехать Ольга, и мы ее будем встречать в таком свинарнике. Ее что, прикажешь тоже сажать на газетку?
— Ну а что такого?
То ли Игорь и правда пень — не понял, то ли выкинул простейшую провокацию, но Паша клюнул, задохнулся, начал:
