— А как узнать, но так, чтобы без выставки? — спросила она, садясь в углу.
— Никак, в этом-то вся и проблема. Твои друзья скажут, что ты — самая красивая, а враги скажут, что ты — жуткая уродина. А всем остальным — все равно. И только эксперт может сказать правду.
— Икс-перт? — спросила она. — Это кто?
— Человек, который знает о кокерах все-все.
— Я тощая… — упрямо пробубнила она. — И хохол…
Я пожала плечами и ничего не ответила, продолжая рубить овощи и проклинать противного добермана. Конечно, я могла бы отказаться от затеи с выставкой, но там Брыся могла увидеть положительные стороны общения с незнакомыми людьми и собаками… Кроме того, у нее была бы цель, которая позволит совсем по-другому относиться к своему окружению.
Но пока Брыся сидела в углу, уставившись в пол. Вид у нее был совершенно несчастный. Я бросила недорезанные овощи и села рядом с ней.
— Не переживай, — сказала я и толкнула ее плечом. — Это все неважно. Важно то, что у тебя есть я, а у меня — ты. Так?
— Так… — грустно согласилась она.
— А еще у тебя есть папа, Чарли, Энди и Робин. Так?
— Так… — согласилась она, не понимая еще, к чему я клоню.
— А еще к нам приходят гости и кормят тебя печеньем, хоть ты и кусаешь их за икры. Так? — сказала я и толкнула ее локтем.
— Так! — хихикнула она.
— А еще ты умеешь незаметно красть вещи! — засмеялась я. — Так?!
— Так! — радостно заорала Брыся и залезла ко мне на колени. — А с хохлом что можно сделать?! А то он мне надоел!
— Вообще-то, я собиралась сделать тебе настоящую прическу. Уже и ножницы купила, и шампунь… Теперь, наверное, и смысла-то никакого нет? — сказала я, отбиваясь от ее слюнявых поцелуев.
— А ты точно его сострижешь? — спросила она, оторвавшись от моего лица.
— Конечно! — сказала я, вытирая щеки. — Но дело не в хохле. Ты это потом поймешь…
Узнав, что скоро у нее будет настоящая прическа, Брыся повеселела и помчалась играть с ЖЛ в придуманную ею игру под названием «как-можно-более-незаметная-пропажа-личных-вещей-ЖЛ-прямо-из-под-его-носа».
Пока они развлекались, я включила компьютер и, открыв уже изученную мной вдоль и поперек страницу, записала Брысю на ее первую выставку. Действовать надо было как можно быстрее — оставался месяц. Я решила возить ее на машине, чтобы больше не встречаться с «зазаборными».
Мы долго и упорно тренировались, и вскоре прогресс стал очевиден: Брысины движения сделались плавными, она больше не закусывала губу, когда бежала.
За неделю до выставки я объявила Брысе, что настал час стрижки. Осознав всю важность предстоящего процесса, Брыся дала себя помыть, завернуть в полотенце и уложить на диван — обсыхать. Я включила ноутбук, где на прямой связи дежурила Марина, и пристроила его рядом со столом.
— С чего начнем? — спросила я Брысю, ставя ее на стол. — С хохла?
— Только покороче стриги, — потребовала Брыся. — А то он мне страсть как надоел.
Я высушила ее феном, расчесала и распрямила все упрямые кудряшки. Серебро ее шерсти заблестело, переливаясь под светом ламп.
— Давай сюда свой хохол! Сейчас отрежем…
Она послушно подставила голову. Ее кудри белым кружевом посыпались на стол. Потом стрижка пошла своим чередом, и через три часа я чувствовала себя по меньшей мере Пигмалионом: из бесформенного клубка шерсти постепенно проявился настоящий кокер — квадратный, с красивой головой и удивительно элегантными линиями плеча и шеи. Я сделала несколько фотографий и послала их Марине. Брыся, пользуясь передышкой, носилась по дому и разглядывала себя в зеркалах.
— Иди-ка обратно на стол, — позвала я ее, закончив обсуждение деталей. — Надо еще задние ноги доделать. Никак не пойму, как их правильно стричь…
— Нет уж! — возмутилась Брыся. — Ты сначала пойми, а потом стриги! А то будет некрасиво! Видишь, какие у меня ушки хорошенькие? Если ноги испортишь, я на выставку не пойду!
— Ладно, — согласилась я. — Давай ноги на завтра отложим.
Тут как раз ЖЛ вернулся из магазина. Брыся помчалась здороваться с ним и показывать новую прическу.
— Ох, какая стрижка! — восхитился ЖЛ, разглядывая собаку со всех сторон.
— Надо только ноги доделать, но мы это на завтра отложили, — сказала я. — Нравится?
— Очень! — кивнул ЖЛ.
— Ага! — страстно закивала Брыся. — Хохол отрезали — и сразу, нате вам! Красиво!
— Брыся, иди, покажись Энди и Робину. А то они тебя еще со стрижкой не видели! — сказала я и открыла дверь в сад.
Брыся кивнула и умчалась в темноту. Из глубины сада донесся лай и шуршание.
— Они сказали, что им нравится! — гордо сообщила Брыся, ворвавшись обратно на кухню. — Они уверены, что я победю!
— Смогу победить, — поправила я.
— Вот я и говорю — победю! — воскликнула Брыся и взобралась, как кошка, на спинку дивана. Вид у нее был решительный. — Мы еще им покажем!
— Кому? — удивилась я.
— Зазаборным! — рявкнула Брыся всем горлом, как учил Энди. — Покажем!
— Покажем, покажем, — согласилась я. — Только перестань, пожалуйста, кусать спинку дивана.
— Ой, — смутилась Брыся, отпустив ни в чем не повинную спинку. — Я просто представила, что это ухо одного из «зазаборных»…
Мы поболтали еще немного и пошли готовить ужин. ЖЛ достал из холодильника мясо, и Брысе тут же выделили большую кость с обрезками. Довольная, она скрылась с ней под столом. Не торопясь, мы зажгли свечи и открыли бутылку прекрасного бургундского. Вечер удался на славу.
17.
Я тоже могу на тебя рассчитывать!
Первая Брысина выставка была маленькой и провинциальной, о чем я не хотела ей рассказывать. Чтобы она не расслаблялась, я решила все делать так, как будто мы собирались как минимум на Чемпионат Франции. Все было продумано до мелочей, включая мой наряд: серые брюки выгодно подчеркивали Брысин темно-серебряный окрас. Увидев нас вместе, ЖЛ только покачал головой:
— Я даже не знаю, — сказал он с французской элегантностью, — то ли она прекрасно смотрится на твоем фоне, то ли ты — на ее…
По дороге я внушала Брысе, что даже если она не выиграет, это совершенно ничего не значит: просто надо с чего-то начинать. На выставку мы приехали за три часа до проведения нашего ринга, и Брыся, поначалу трусившая, как заяц, к концу второго часа, наконец, подошла к своим собратьям. Они приветливо виляли хвостами и с любопытством рассматривали новенькую.
— Привет! — сказал один из них, серебристый, как Брыся, кобель. — Тебя как зовут?
— Брыся, — представилась она. — А тебя?
Тот хихикнул:
— Сразу видно, что ты новичок! На выставках принято представляться полными именами. Я, например, Сильвер Стоун, что означает «серебряный камень», а дома меня зовут просто Стив. А твое полное имя как будет?
— Бригантина, — смутилась Брыся. — Только я не знаю, что оно означает.
— Это такой корабль с парусами, — вставила я, — он отважно бороздит моря. А его капитаном может быть только настоящий смельчак.
— Здорово звучит! — воскликнула Брыся. — А смельчак — это кто?
— Ты, — ответила я. — Поэтому тебя так и назвали.
— Здорово! — гордо повторила Брыся. — Я — Бригантина!
— Ты хоть тренировалась, Бригантина? — дружелюбно улыбнулся Стив.
— Еще как! — закивала Брыся. — Мы каждый день бегали! Я с лапами договорилась, чтобы не подпрыгивали!
— Ну, тогда удачи твоим лапам! — рассмеялся он. — Я пошел причесываться, а то скоро на ринг позовут. Может, еще встретимся, кто знает?…
Мы немного потренировались в проходе. После разговора со Стивом Брыся успокоилась и теперь разговаривала с лапами и хвостом, убеждая их правильно себя вести. «Мы победим, мы победим…» — бормотала она.
Наконец, судья пригласил нас на ринг. Я сунула в карман расческу, и мы торжественно вступили на зеленое поле. С нами было еще три собаки, все, как на подбор, красивые. Брыся ревниво оглядывала их и иногда пихала меня носом, чтобы я тоже посмотрела.
Нас поставили в рядок, и судья начал вызывать собак по списку. Мы были последними в очереди, и нам пришлось довольно долго ждать, пока все наши соперницы отбегают по рингу. Потом судья махнул рукой в нашу сторону. С криком «Мы победим!» Брыся решительно натянула поводок.
Потом, когда все закончилось, мне говорили, что ее бег больше напоминал полет птицы: она вложила в него всю себя и неслась рядом со мной, расправив плечи. Казалось, что за спиной у нее выросли крылья. Хвост развевался, как флаг, и все движения были удивительно гармоничны.
Нас попросили на судейский стол. По Брысиной спине пробежала крупная дрожь: справившись со своими «собачьими» страхами, она не могла справиться с «человечьими». Пока судья-француз, симпатичный пожилой мужчина, осматривал и ощупывал ее со всех сторон, она дрожала так, как будто через нее пропускали ток высокого напряжения.