Ознакомительная версия.
– Угу, – отозвался Малюта и сделал пометку в блокнотике.
– В общем, надо, чтобы все тяжелейшие вопросы, которые будоражат сегодня русский ум, решались в легкой и юмористической манере, снимающей классовый антагонизм и межнациональные трения. Для этого нужно придумать пару мультимедийных героев, которые будут эти проблемы остро ставить и еще острее снимать. Цель – проложить в уме телезрителя первую борозду, вдоль которой он мог бы думать дальше, углубляя ее при каждом движении мысли... Я понятно говорю?
– Еще как. А имена у героев есть?
В кабинет вошла Мюс с плотно набитым конвертом в руках.
– Есть, – сказал Степа, взял у нее конверт и написал на нем два слова остро отточенным карандашом (чешский «Кoh-i-noor», правильная вещь).
– Вот они, – сказал он, протягивая конверт Малюте. – Таким же будет и название передачи.
Малюта прочитал название и хмыкнул.
– Все понятно, – сказал он. – Сделать можно. Но постмодернизм вообще-то уже давно неактуален.
– Что это такое – постмодернизм? – подозрительно спросил Степа.
– Это когда ты делаешь куклу куклы. И сам при этом кукла.
– Да? А что актуально?
– Актуально, когда кукла делает деньги.
Степа решил, что это намек на его бизнес и на него самого. Он разозлился.
– Запомни, Малюта, – сказал он. – Медицина утверждает, что пидарасы бывают трех видов – пассивные, активные и актуальные. Первые два вида ведут себя так потому, что такова их природа, и к ним претензий ни у кого нет. А вот третий вид – это такие пидарасы, которые стали пидарасами, потому что прочли в журнале «Птюч», что это актуально в настоящий момент. И к ним претензии будут всегда. Понятно?
– Я понимаю, что вы хотите сказать, Степан Аркадьевич, – спокойно ответил Малюта. – Но мне кажется, что картина несколько сложнее. Есть еще более страшный вид пидарасов, четвертый. Это неактуальные пидарасы. Именно сюда относятся те пидарасы, которые выясняют, что актуально, а что нет, в журнале «Птюч». Кроме того, сюда относятся постмодернисты. О чем я, собственно, и пытался вам сказать...
Степа понял, что с его сабелькой лучше не лезть в атаку на этот могучий пулемет, особенно при внимательно слушающей Мюс (не было сомнений, что она занесет все услышанное на одну из своих перфорированных карточек). Кроме того, он понял, что Малюта вряд ли хотел его обидеть, но если захочет, сможет легко.
– Ладно, – успокаиваясь, сказал он, – замнем для ясности... Ты, короче, не вычисляй, что актуально, а что нет. Все, что надо, я уже вычислил. Талант у тебя есть, это я вижу. Твори, как сердце скажет. Только тихо-тихо.
– В каком смысле?
– Просьба ничего не разглашать. Коммерческая тайна.
– У матросов нет вопросов, – отозвался Малюта и как-то странно поглядел Степе в глаза.
Ровно через три часа позвонил капитан Лебедкин.
– Я тебе зачем жизнь спас? – грозно спросил он. – Чтоб ты в политику совался?
– Я... – начал Степа.
– Да не ссы, – весело сказал капитан. – Шучу. Идея всем понравилась. Как раз о чем-то таком думали, понимаешь, только нащупать не могли. Проект теперь курирую я. Так что сплотимся еще теснее. Если серьезно, Степ, придумал отлично. Выношу благодарность перед строем.
– Служу Советскому Союзу, – ответил Степа.
– Ты никогда так больше не говори, – серьезно сказал капитан. – У меня с юмором хорошо, а у других наших – нет. Подумают, что ты на присягу намекаешь. Кинут обидку, попадешь на лэвэ, тебе это надо? И это повезет еще, если на лэвэ. За честь офицера, Степ, вообще захуячить могут только так. И Малюту не грузи, что он к нам пошел, личная просьба. У него такая работа, что нельзя иначе.
– Понял, – ответил Степа.
– Ну как, приятная неожиданность? – хохотнул Лебедкин.
– Ничего особенно неожиданного в этом нет, – ответил Степа. – Но все как-то очень внезапно, капитан...
Проект был представлен Малютой через неделю после встречи. Степа читал его за столом в кабинете, усадив Малюту в принесенное из бухгалтерии низкое кресло, в котором любой посетитель выглядел глупым и маленьким – хотелось отплатить за пережитое унижение. На первой странице папки, по дизайну чем-то похожей на документ из иракского отчета о вооружениях, весело сияли два слова:
«Зюзя и Чубайка»
Степа поежился от удовольствия, увидев эти имена. «34» сияло в них ясно и отчетливо, безо всяких вычислений, подтасовок и сепаратных договоренностей с самим собой. Русский язык действительно был могуч – он делал возможным маневр, соединявший в себе полную обнаженность с абсолютной маскировкой.
Малюта описал героев так:
«Зюзя, в тельняшке и кепарике, с грубо-народным лицом, искаженным гримасой подступающего гнева, напоминает резиновый манекен для боксирования. Таким манекенам специально делают хари, вызывающие страх и естественное желание его преодолеть.
Чубайка, на чьей стороне немедленно оказываются симпатии зрителя и особенно зрительницы, – очаровательно улыбающийся хитрюга, одетый в безупречную черную пару с галстуком-бабочкой».
Их роли Малюта увидел следующим образом:
«Первым в кадре появляется Зюзя, который работает чем-то вроде канала народного самосознания. Он выговаривает накипевшее у всех на душе с предельной откровенностью, так что у зрителя аж дух захватывает. После того как захват духа произведен, в кадре оказывается Чубайка. Не ввязываясь в спор по существу, он отпускает беззлобно-ироничный комментарий, рождающий в зрителе робкое понимание того, как следует думать и говорить, чтобы когда-нибудь покинуть зону этого самого народного самосознания и быть принятым в ряды немногочисленных, но отлично экипированных антинародных сил».
Малюта сумел не только сформулировать то, что сам Степа представлял себе более чем смутно, но и написал несколько примерных диалогов, за которыми уже просматривались контуры будущей передачи. Поскольку это был только проект, Малюта не церемонился, включая своего внутреннего Зюзю на полную мощность. Было настоящим наслаждением наблюдать, как его внутренний Чубайка поднимал из окопа ствол и делал бедному Зюзе очередную дыру.
Степа заметил в тексте явное эхо недавней дискуссии об актуальности постмодернизма:
«Непонятно, Чубайка, почему либеральную буржуазию называют либеральной. Это носитель запредельно тоталитарной идеологии. Если разобраться, весь ее либерализм сводится к тому, что трудящимся разрешено в свободное время еб...ть друг друга в ж...пу».
На что Чубайка отвечал:
«Извините, Зюзя, но это большой шаг вперед по сравнению с режимом, который даже это считал своей прерогативой».
Иногда Зюзя брал верх в споре:
«Главная задача обработки нашего сознания, Чубайка, может быть сформулирована так: несмотря на то что нам разрешается думать только о деньгах, у нас ни на секунду не должен возникать главный вопрос по их поводу».
«Какой главный вопрос, Зюзя?»
«Вот, Чубайка, видите, насколько эффективно обрабатывается наше сознание».
Впрочем, Степа допускал, что это ему показалось, будто Зюзя взял верх, а у зрителей сложилось бы совсем другое мнение. В любом случае было видно – Малюта рубит фишку, как капусту. Степа окончательно утвердился в этой уверенности после короткого спора, который произошел у него с Малютой по поводу следующего отрывка:
«У российской власти, Чубайка, есть две основные функции, которые не меняются уже много-много лет. Первая – это воровать. Вторая – это душить все высокое и светлое. Когда власть слишком увлекается своей первой функцией, на душение времени не хватает, и наступает так называемая оттепель – ярко расцветают все искусства и общественная мысль...»
«Так что ж вы, Зюзя, воровать мешали? Не жалуйтесь теперь, что вас душат».
Степа поднял глаза на Малюту и сказал с раздражением:
– Чего? Когда это коммуняки воровать мешали? Кому?
– Вот, – с удовлетворением сказал Малюта, – работает.
– Что работает, дубина?
– Концепция. Вызывает эмоции.
Только тут Степа опомнился, все понял и стал читать дальше. С каждой строкой он испытывал к Малюте все большее уважение как к профессионалу. Тот на ходу улаживал такие проблемы, о существовании которых Степа даже не догадывался, и с балетным изяществом перепрыгивал пропасти, у которых заведомо не было дна.
Малюта использовал интересную технологию обращения с проклятыми вопросами. Надо было не отвечать на них, а разъяснять телезрителю, что возня вокруг этих тем не сделает счастливым никого. А человек – на чем предлагалось сделать акцент – имеет право на счастье.
«Задача проекта, – писал Малюта, – не разубедить телезрителя в том, что страной распоряжается компания жуликов (в настоящее время это представляется нереальным по причинам объективного характера). Задача в том, чтобы на ярких и запоминающихся примерах разъяснить, какое следует делать выражение лица, услышав разговоры на эту тему («Ой, Зюзя, ну как же вы надоели своим занудством... Посмотрите, на улице лето, птички поют. Неужели вас ничего не радует в жизни?»).
Ознакомительная версия.
