— Ты им так сказал или опять объясняешь нам? Мы знаем.
— Ему сказал. Конечно, сказал ему. Потому как он привязался к тому, что я ночью сделал это назначение. Я сразу оборвал: «Не ночью, а вечером». Согласился. Но сказал: «Значит, нужда была сильная, да и заведующая утром подтвердила». И дался им этот гинеколог! Я опять объясняю, что нужда чисто формальная, что гинеколог потом написал, и показал ему в истории болезни запись: «С лечением согласен». А он опять за свое: «Показываете для формы, нуждаетесь для формы, а результат-то плачевный. Почему не было гинеколога сразу?» И все тут. А как он сразу придет? Я сказал, что гинекологи у нас по ночам не дежурят. А он ухватился, что я раньше говорил «по вечерам». Как будто не одно и то же. Для дежурства что вечер, что ночь…
— Про дежурство мы знаем. Ты б ему еще и про оплату дежурств за ночь объяснил.
— Не спрашивал. А если б, говорит, вам позарез гинеколог нужен? Я ему сказал, что для «позарез» нам гинеколог не нужен, мы и сами можем. Но он без юмора, не понял шутки. Ну, я тогда сказал, что, если нужно, и из дома вызовем. А почему утром не был, как я могу объяснить, почему не был. Не могу же я… Да и смысла особого не было. И он закончил тогда. Сказал, что есть ли смысл — это теперь они будут решать, а лишних неприятностей они нам не хотят, что они просто нас выручают. Ну то-то, сказал опять я. Другой разговор. На том и кончилось. Все правильно. Подписал протокол допроса.
Что было дальше, Вадим Сергеевич не рассказывал. Дальше все уже никому не интересно. Дальше он кинулся в магазин. Для длительной готовки времени уже не хватало. Пришлось в магазине «Кулинария» при ресторане купить два антрекота, пожарить которые дело десяти минут, и к Олиному приходу он создал дивный обед.
Не рассказывать же им все это, — решил про себя Вадим Сергеевич. Не рассказывать же им все свои расчеты и сомнения. Во-первых, что были антрекоты — явное везение. А если бы их не было? Не рассказывать же им, что антрекот стоит тридцать семь копеек штука, и если он будет так роскошествовать каждый день, то им только на одно мясо понадобится двадцать два рубля двадцать копеек в месяц, то есть шестая часть месячного оклада его. Не рассказывать же им, что главное — он успел управиться и к обычному времени был вкусный обед.
Главное, что он всегда все успевает.
* * *
Сергей Мартынович сел за руль, включил зажигание, машина заурчала, и он откинулся в ожидании, пока разогреется мотор. «Где-то я читал, что разогревать машину и не надо, она лучше разогревается на ходу. В какой-то стране даже штрафуют, если на одном месте долго двигатель гоняешь. Может, их климат и позволяет, а я лучше погрею. Что у них можно — то у нас не годится. Если б у них такой случай, — вполне можно было в суд пустить для разбора. Адвокат бы занялся, ну, в крайнем случае, штраф там или какая компенсация, шут их знает, чем они расплачиваются. А у нас — так судимость, срок, пусть даже условный. Если виноват. Или оправдание. Ничего между нет. Ведь действительно не виноваты, а человек-то умер. Меру вины должна медицинская корпорация решать. Я, например. Не нам порядки менять. Да и у нас, впрочем, тоже… Она-то ко мне обратилась, как к представителю корпорации, как к главе. Конечно, я в каком-то смысле глава корпорации — пусть и не выбранный. Куда они без меня…»
Сергей Мартынович перевел скорость и, нажимая на газ, плавно отпустил педаль сцепления. Машина легонько стронулась. Он всегда в первый момент удивлялся: «Смотри-ка, пошла». Он ехал быстро, автоматически, следя за светофорами, знаками и всеми перипетиями дороги, «Конечно, глава. Должен же кто-нибудь быть головой, даже если формально такой должности и нет. И выручать я их должен, и бить. Когда надо — продвигать, когда надо — придерживать и всегда в узде держать. Да, да. Продвигать, поощрять, придерживать. Чтобы им помогать, развивать хирургию в клинике, порядок элементарный сохранять, надо быть решительным, жестким. В каком-то смысле и деспотом даже, на первый взгляд. И держать я их должен чем-то, как говорится, за цугундер, чтобы им же потом помочь. Когда нужда будет во мне. Помочь в тяжелой ситуации. Надо, чтобы слушались все, а чтоб реально слушались, должны быть зависимы. Прямого официального подчинения недостаточно. Я ведь даже уволить просто по желанию не могу. И суд может защитить их. Конечно, до этого дело не дойдет — ведь в хирургии не поработаешь, если конфликты так далеко заходят. Значит, надо держать их на привязи неофициально, как-то иначе. Вот сегодня, например, — машину захотел. Очень хорошо, что чего-то захотел, хорошо, что есть желания. Я помогу. Он знает, что только я могу ему помочь. И он ждать будет, просить будет. И через других, и сам придет. И я в конце концов помогу. Он знает. Иначе зачем тянуть, зачем отказывать. А вчера я был прав. Вижу, он неправильно действует, хоть для жизни не опасно, но явно неправильно. Можно было, конечно, задержать его действия, приостановить; а можно промолчать… Подталкивать, конечно, не надо, а молча смотреть и наблюдать можно. Когда же свершится и будет сделано неправильно — вызвать и объяснить. Объяснить — да и стукнуть легонько. Лучше даже не ударить, а подождать… Вернее, ждать будет он… Я-то уже дождался. Правильно я вчера ничего не сказал… Ха! „Я его не встревожил ничуть“. Эта неправильность его — теперь узда ему. Он взнуздан, а я держу. Все они у меня… Всем я могу помочь. У меня, конечно, нет возможностей очень сильно варьировать наказаниями, помощью… К сожалению, у меня нет возможностей для оттенков. Как у тиранов, есть только две краски, два решения — помилование или казнь. Да-а. Это, разумеется, моя слабость. Если подумать, я действительно деспотичен с ними, но для их же пользы. Кто, кроме меня, может им помочь. Вот ведь Тит привез ко мне эту, свою… Не куда-нибудь… И я буду стараться помочь. А она совсем из другой больницы, да и Титёк совсем из другой епархии, совсем к нашей жизни отношения не имеет. Но о силе моей и значительности будут теперь говорить и в их кругах, не только у нас. Вот тебе и деспот, тиран. У деспотов всегда складываются хорошие отношения с людьми. Потому что эти отношения основаны на реальной силе, а не на пустой болтовне и пустых пожеланиях. Если я хочу — я могу. Не надо хотеть, коль не можешь. А у тех, кто только играет в деспота, лишь хочет казаться тираном, — у них только на крике все, на нервах — всегда конфликт, всегда плохие отношения с людьми, и никогда не известно, что ему строят за его спиной. Крик — это не сила. У меня все бесконфликтно. Я и шучу с ними постоянно, и они смеются, радуются… А она симпатичная, эта докторша. Надо бы пойти, пожалуй, с ними пообедать и впрямь. Я всегда могу ей понадобиться. Я для нее все, а Тит только мелькание по периферии жизни… Ее жизни. И все надо считать. Думают, легко быть таким руководителем, а голова в постоянном напряжении. И что за твоей спиной говорят — неизвестно. На похоронах-то наговорят много. Сейчас бы сказали. Надо все хорошее говорить, пока мы живы. Собрать бы будущие панихидные речи в один сборник и назвать книжечку: „Пока мы живы“. Нет „Пока он жив“. Или — „Пока я жив“… Голова в постоянном напряжении: что про меня говорят? Или — что думают? Нет — лучше знать, что говорят. Надо знать. Ни минуты покоя. Вот сейчас еду расслабленный, вроде бы и думаю абстрактно, ни про что, а сам все считаю, считаю… На самом деле все время считаю. Ни минуты покоя. Надоело… Ох, как все надоело… К черту! Хоть бы оборвать как-нибудь эту круговерть. А то все катится, катится по инерции. Катится, катится под уклон. До самой набережной идет уклон без единого светофора и перекрестка. Вот так бы прямо, прямо… Не налево, как дорога идет, а прямо. И все. И кончается всяческая суета, счет, тиранство, помощь… Речи хвалебные только… На парапете стрела — только налево. Ну-ка скорость… Газу… Во! Побольше… Парапет ближе… Яснее решетка. Парапет летит. Ближе. Устал. Надоело… Решетка здесь ажурная. Красивая. Нет на речке льда. Узорная решетка… Завитки чугунные. Быстро. Близко. Ближе… Решетка… Вот…
Та-ак. Налево. Хорошо повернул. Аж колеса визжали. Когда не скользко, так можно. Надо бы пойти с ними пообедать. Как я с ними договорился? Они, что ли, позвонят?.. Найдутся. Да ничего им не сделают. Обойдется все и так. Позвоню, конечно. Информацию хоть соберу. И для разговора надо. Да и мало ли что она там сейчас рассказывает. Объективочка нужна, а то наешься но-шпы. Все зависит от точки отсчета…»
Дорогая Маришка!
Получила кучу твоих писем и только сейчас собралась ответить.
Приветы тебе передают все наши девчонки, которые никуда, как и я, не уехали. Все здесь, все на месте. Мы все рады, что ты поправляешься. Может, на поправку домой приедешь? Тогда обо всем наговоримся. А у нас кто учится, кто работает. Люська, Светка и Маринка Щеглова замуж вышли, а Светка недавно уже мальчика родила. Ему три месяца, очень хорошенький, но это ты, наверное, знаешь, ведь она при тебе беременная была.
