И хотя я утвердительно кивнул, я знал, что думать об этом не намерен.
Атмосфера в ресторане в этот вечер была далеко не спокойной. Ибо в этот день команда Гарварда совершила чудеса. Господь поразил своим гневом йельцев, в последнюю минуту ниспослав на них юного защитника по имени Чиампи. Меньше чем за пятьдесят последних секунд Гарвард набрал шестнадцать очков. Космический противовес. Неоспоримое основание для торжества…
На сей раз дальнейшего обсуждения семейных традиций не последовало. Атмосферу заполнял футбол. Мы восхваляли Чиампи, Гатто и Гарвардскую команду. Мы провозглашали тосты за первый победоносный сезон Гарварда со дня поступления моего отца в колледж.
Сегодня, год спустя, все было по-другому. Торжественно. И не потому, что мы потерпели поражение. Просто потому, что прошел целый год. И все же вопрос оставался открытым. В данный момент просто зияющим.
— Отец, я юрист, и это налагает на меня определенные обязательства. Или, если хочешь, своего рода ответственность.
— Я понимаю. Но Бостон в качестве оперативной базы не помешает тебе защищать гражданские права. Наоборот, ты сможешь рассматривать работу в банке, как их защиту с противоположной стороны.
Я не хотел его обидеть. Поэтому не сказал, что упомянутая им «противоположная» сторона — именно то, с чем я борюсь.
— Я понимаю твою точку зрения, — сказал я, — но, честно говоря…
Тут я умолк и молчал достаточно долго для того, чтобы сгладить резкость своих возражений и облечь их в тщательно отшлифованные слова:
— Отец, я ценю твое предложение. Но я… как бы это выразить… категорически не склонен.
Кажется, я выразился вполне определенно. Отец не добавил своей обычной просьбы еще раз обо всем подумать.
— Понимаю, — сказал он. — Разочарован, но понимаю.
Когда я возвращался в Нью-Йорк, мне было так легко на душе, что я даже пошутил про себя: «Одного магната на семью более чем достаточно».
И всю дорогу тешил себя надеждой, что Марси уже дома.
— Оливер, ты уверен, что ты прав?
— Да, Марси, абсолютно уверен.
Когда я вернулся из Нью-Хейвена, она ждала меня дома. Выглядела она, как свежеиспеченное суфле. Глядя на нее, никто бы не поверил, что она провела весь день, перелетая с Западного побережья на Восточное.
Из всех затронутых мною тем разговор с отцом заинтересовал ее больше всего.
— И ты сразу сказал «нет»?
— Сразу. И притом вполне сознательно. И по глубокому убеждению.
Тут я вспомнил, с кем говорю.
— Конечно, будь ты на моем месте, ты бы согласилась. Ты же в свое время именно так и поступила.
— Да, но я была очень сердита, — чистосердечно призналась Марси. — Я хотела доказать, на что я способна.
— Я тоже. Именно поэтому я и отверг это предложение:
— И ты хочешь… ты готов отказаться от наследия предков?
— Хорошенькое наследие — первые американские потогонные мастерские!
— Оливер, но это же древняя история. Сегодня члены профсоюза зарабатывают баснословные…
— Это к делу не относится.
— И ты только подумай, сколько добра сделала твоя семья! Больница, здание в Гарварде. Пожертвования…
— Давай переменим тему.
— Но почему? Что за детский сад! Не разыгрывай из себя оголтелого радикала давно прошедших времен.
Какого черта она с таким жаром толкает меня в объятия этой проклятой системы?
— Уймись, Марси!
Внезапно раздавшийся телефонный звонок развел противников по противоположным углам ринга.
— Подойти? — спросила Марси.
— Ну его к черту — уже час ночи!
— А вдруг что-нибудь важное?
— Меня это не интересует.
— Но ведь я тоже здесь живу.
— Вот и отвечай! — заорал я в ярости от того, что долгожданное воссоединение двух любящих сердец грозит превратиться в сердитую перепалку.
Марси подошла к телефону.
— Это тебя, — сказала она и протянула мне трубку.
— Да, кто это? — прорычал я.
— Здорово! Она еще здесь! — раздался восторженный клич. Филипп Кавиллери. Я улыбнулся.
— Ты что, решил следить за мной?
— Хочешь узнать всю правду? Да. Ну и как?
— Что ты имеешь в виду, Филипп?
— Динг-донг, динг-донг, — раздалось в ответ.
— Это еще что за чертовщина? У тебя часы с кукушкой?
— Это свадебные колокола! Когда они зазвонят, черт тебя побери?
— Фил, ты первым об этом узнаешь.
— Ну так скажи сейчас, чтоб я мог спать спокойно.
— Филипп, — в притворном отчаянии проговорил я, — ты позвонил мне в час ночи только для того, чтобы воспевать преимущества семейной жизни, или у тебя есть другая информация?
— Есть. Давай поговорим об индейках.
— Фил, я тебе уже сказал…
— Я хотел поговорить о настоящей фаршированной индейке.
Ах, да. Ведь на следующей неделе День Благодарения.
— Я приглашаю тебя и обладательницу этого интеллигентного женского голоса на семейный праздник в день милости господней.
— Кто придет на твой праздник?
— Отцы-пилигримы! Не все ли тебе равно, кто?
— Кого ты пригласил, Филипп? — настаивал я, опасаясь толпы фанатичных обитателей Крэнстона.
— Пока что только самого себя, — ответил он.
— А… — сказал я. И вспомнил, что Филипп терпеть не может родственных сборищ в праздничные дни («Все эти чертовы бамбино ревут над ухом во всю глотку», — жаловался он, и я всегда с ним соглашался.)
— Прекрасно. В таком случае приезжай к нам… — Я глянул на Марси, которая одобрительно кивала, одновременно подавая отчаянные сигналы, означавшие: «Кто, черт побери, будет стряпать?»
— Марси хочет с тобой познакомиться, — продолжал я.
— Но мне как-то неловко, — сказал Филипп.
— Да брось ты!
— Ну ладно. Когда?
— С утра пораньше. Только сообщи, каким поездом ты приедешь, чтобы я мог тебя встретить.
— Можно, я захвачу кое-какие припасы? Ты ведь знаешь, что я поставщик лучших тыквенных пирогов в штате Род-Айленд.
— Это будет замечательно.
— И начинку тоже.
— Замечательно.
Марси продолжала отчаянно сигналить с боковой линии: «Как! Тащить в такую даль?»
— М-м-м… Фил, скажи, а индейку ты умеешь готовить?
— Как индеец! И я раздобуду самую лучшую у моего приятеля Анджело. Ты уверен, что она не обидится?
— Кто, индейка?
— Твоя очаровательная невеста. Некоторые дамы терпеть не могут, когда мужчины толкутся у них на кухне.
— Марси это не волнует.
Теперь она уже прыгала от радости.
— Чудесно. Значит, она и впрямь очаровательная девушка. Как ты думаешь, Оливер, я ей понравлюсь?
— Можешь не сомневаться.
— Тогда встречай меня в пол-одиннадцатого. Ладно?
— Ладно.
Я уже собрался было положить трубку, когда вновь раздался его голос.
— Эй, Оливер!
— Да, Фил.
— День Благодарения — самое подходящее время объявить о свадьбе.
— Спокойной ночи. Фил.
Наконец, нас разъединили. Я поглядел на Марси.
— Ты рада, что он приедет?
— Если ты уверен, что я ему понравлюсь.
— Можешь не сомневаться.
— Если мне не придется стряпать, мои шансы заметно возрастут.
Мы оба улыбнулись. В этом несомненно была доля правды.
— Погоди минутку, Оливер. Разве тебя не ждут в Ипсвиче?
А ведь верно. День Благодарения — святой день для Барреттов. Но… непредвиденные обстоятельства…
— Я им позвоню и скажу, что в понедельник начинаются слушанья по делу Школьного совета.
Марси тоже придется внести изменения в свой график.
— Я должна быть в Чикаго, но я прилечу сюда к обеду и вернусь последним рейсом. День Благодарения — критическая дата для розничной торговли. Ажиотаж начинается в пятницу.
— Хорошо. Филипп придает этому большое значение.
— Я очень рада.
— Ну ладно. Теперь, когда мы обо всем договорились, могу я, наконец, выразить свои чувства?
— Какие именно?
— Ну, например, грусть… Гарвард проиграл Йелю. Ты способна хоть чем-нибудь меня утешить?
— Ты нуждаешься в интенсивной терапии. Ложись в кровать.
— Ладно, — сказал я. И лег. Марси села на край постели.
— А теперь поступай, как знаешь.
Что я и сделал.
После чего мы оба заснули счастливым сном.
Всю неделю Филипп трудился в поте лица над приготовлением праздничных яств. И потратил целое состояние на справочные звонки по телефону.
— Она любит начинку с грецкими орехами?
— Она сейчас на работе, Фил.
— В восемь вечера?
— В среду она работает вечером, — сочинил я, не сходя о места.
— Дай мне ее телефон, — сказал Фил, горя желанием выяснить, какой сорт орехов она предпочитает.
— Она очень занята. Фил. Постой, я вспомнил. Она обожает грецкие орехи.
— Это здорово!
И он повесил трубку. Правда, не надолго.
