Я не был уверен, что понял Наташу правильно. Чувствовал неловкость. Почему ей так нравилось унижать меня?
Не мог сказать всего, что хотел. У меня была причина для скрытности. Никакая женщина не захочет терпеть обиду. Не сомневаюсь – ни одна.
Я испытывал ощущение беспомощности и что-то вроде презрения к себе. Иногда мне казалось, что Наташу можно ненавидеть. Ни один человек не способен сочувствовать никому, кроме себя. Понять другого человека невозможно. Может быть, я не хотел соглашаться с Наташей потому, что она была права.
17
Снова дождик, он мелко и занудно моросит. Дома вокруг большие, темные, сырые, словно в какой-то дымке от отражаемого ими света.
- Что-то случилось. Я хочу знать, что именно.
- Ничего, просто ворох работы.
- Попробуй придумать что-нибудь еще.
- Твоя шутка не слишком удачна.
- Я так не думаю.
- Зато я так думаю.
- Все дело в том, что я очень сильно тебя люблю, и поэтому мне немного страшно и тревожно. Но я боюсь - у тебя проблемы? Что то гложет тебя?
Иногда совершаешь ошибки. Ошибаются все. Не бывает таких людей, которые не ошибаются никогда. Ошибки – это нормально.
Если ты уязвим, то стоит попробовать бороться. Мы несем стопроцентную ответственность за все наши поступки.
Я замолкаю, увидев, что Наташа меня не слушает.
- Что случилось? - спрашиваю я.
- Ничего.
- Я же вижу, что то не так. Ты меня перестала слушать. И у тебя на лице какое то странное выражение.
Ощущение безнадежности охватывает меня.
Неожиданная твердость в ее голосе удивляет. Взгляд ее становится жестоким, почти безжалостным. Она закусывает губы, словно готовясь принять сложное решение.
Я оказываюсь в неопределенной ситуации, когда мне приходится сталкиваться с такими своими качествами, которые я бы никогда в себе не признал. Оказывается мне свойственна трусость всех видов и форм.
Если бы просто закрыть глаза.
Может, теперь я начинаю понимать.
Все напрасно.
- Можно до тебя дотронуться?
- Нет. Я разваливаюсь на части. Я сегодня неважно себя чувствую, так что не задавай мне слишком много вопросов, хорошо?
Я киваю. Похоже, что она злится до тех пор, пока я не признаю ее правоту, вот я и киваю.
- Когда идет дождь, кажется, что вот-вот что-то вспомнится, - я с усилием провожу рукой по глазам, встаю, подхожу к окну. - Что случилось?
- Ничего. Абсолютно ничего.
- Хочешь поговорить?
- А тут и говорить не о чем.
- Ты угадала, - говорю я, сознавая, как далек от правды подобный ответ.
Жизнь непредсказуема и справедлива.
- Мы будем счастливы, как ты думаешь?
- Думаю, что да, - я нерешительно киваю.
И с удивлением обнаруживаю, что верю в это.
Почему-то мне сейчас это вспомнилось.
От таких мыслей человеку трудно уснуть ночью. Лучше всего было не думать об этом вообще.
Я попытаюсь сосредоточиться. Должно быть какое-то объяснение. Лицо Наташи омрачается. Я терпеливо жду, пока она выскажет все, что наболело. Она делает усилие над собой, чтобы успокоиться, но я вижу, что она дрожит.
- Тогда объясни, как мне тебя понимать?
- Я не это имела в виду! - шепчет она. - А мне все нравится. Разве нет?
А теперь улыбнись - если все еще можешь.
- Правда? Правда всё устраивает?
- Насколько я припоминаю, тебя тоже всё устраивало.
- Ну, пожалуй, поначалу было весело.
Последние слова я пытаюсь произнести шутливым тоном, но получается плохо. Настроение совсем не располагает к шуткам.
- Ты очень испугался? - спрашивает она с сочувствием.
- Нет. Мне смешно, - и в доказательство я смеюсь.
Наташа берет меня за руку.
- Как будто ты меня не знаешь.
- Уже по-настоящему жарко. Лето началось, – говорю я.
- А? Что?
- Я сказал, что уже настало лето.
- Сережа, мне нужно кое-что тебе сказать.
- Нельзя ли завтра? Я устал.
- Завтра так завтра. Ты мог бы сделать вид, что тебе интересно.
- А ты бы мне поверила?
- Я бы постаралась. Все еще собираешься исправлять меня?
- Ты не поддаешься исправлению.
- Ты мог бы попробовать.
- Что, если я скажу «да»?
Я хочу все исправить. Я все исправлю, исправлю.
Наташа раздраженно трясет головой:
- Я не шучу. Я говорю серьезно.
- Я тебя понимаю, правда. Лучше, чем ты думаешь. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.
Мужчины не безнадежны, и я горжусь этим. Вижу ее насквозь. Каким-то образом мне удается совладать со своим голосом. Я не сентиментален и не эгоистичен. Я практичен.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал беззаботно. Я улыбаюсь - против воли. Мне приходится собраться, чтобы голос не выдал меня.
Она смотрит на меня как человек, балансирующий на краю. Потом она срывается.
- Что с тобой? - спрашиваю я.
- Ничего. Ничего. Просто. Я думала, что наконец от тебя избавилась.
- Это вряд ли. Я люблю тебя, Наташа.
- Нет, не любишь, - вздыхает она. - Не по настоящему.
- Тебе так казалось?
- Это правда, и мы оба это знаем.
Я не верю своим ушам. Наверно, я не расслышал, она ведь так тихо говорит. У меня такое чувство, что беды только начинаются.
- Прости, но ты говоришь глупости.
- Ты очень изменился. Делаешь вид, что ты тут главнее всех. Излучаешь уверенность.
Мне кажется, что она не договаривает. Скрывает от меня часть правды. Расставляет акценты в нужном порядке. Никогда между нами такого не было.
- Ты ведь это тоже понимаешь? Ты же не просто кукла, которая только и может, что кивать головой, соглашаясь со всем, чтобы ей ни сказали.
- Ты такая сообразительная?
- Скорее предусмотрительная.
Я краснею. Не умею я с женщинами говорить. Тем более о таких вещах. Но она уже настроена против меня, и говорит:
- Все-таки ты очень глуп.
- Надеюсь, я оказался для тебя приемлемым развлечением.
Несколько минут мы не говорим друг другу ни слова.
- Тебе любой предлог хорош, лишь бы сбежать.
- Никуда я не убегаю.
- А по-моему, убегаешь, - настаиваю я. - И уже давно. Почему?
- Потому что мы разные люди.
Ее слова сбивают меня. Эта девушка заходит слишком далеко. Я этого не ожидаю и пристально смотрю ей в лицо, ища подвох. Никакого подвоха.
- Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен тебя слушать, - я сам не узнаю свой голос. Такой он уставший и несчастный.
- Хватит.
- Не уходи от ответа.
Она отстраняется и смотрит на меня, удивленного, ошеломленного и растерянного, но не сердитого.
Я глубоко вздыхаю, не имея понятия, о чем говорить. Поэтому я просто молчу и смотрю на женщину.
В выражении ее лица мелькает что-то, что я не успеваю разгадать. Я чувствую, что она не договаривает и правильно чувствую. Она говорит правду, но не всю.
Несколько секунд мы следим друг за другом.
- Я не должна ничего тебе объяснять.
- А мне и не нужно объяснений. Ты понимаешь, что ты - ненормальная? Что ты мучаешься сама и мучаешь меня.
- Как это скучно.
- Почему?
- Нельзя только брать, ничего не давая взамен. Но ты не думаешь о других. Ты непробиваемый эгоист.
- Я даже не знаю, что возразить.
У меня в голове крутятся разные мысли. Я чувствую в ней что то такое, что мне не нравится. Что то такое, что настораживает. Вот в чем была проблема. Я сразу должен был понять.
Разговор становится опасным. Я решаю это прекратить. Пытаюсь расслабить мышцы лица и, глубоко вздохнув, говорю:
- Это хорошо или плохо?
- Не знаю.
- Зачем ты так делаешь?
- Что я делаю? - спрашивает Наташа. - Просто я ожидала большего, вот и все. Ты что то совсем притих, даже не похоже на тебя.
- Но мы же ссоримся. Давай уж не будем останавливаться на полпути.
- Пожалуйста, не надо. Я не хочу.
Даже при серьезной ссоре я стараюсь не задевать человека за живое. Мы скорее всего помиримся, а слова запомнятся надолго. Это ужасно. Кошмарно. Я хочу сказать что-то. Вернуть то, что было между нами. Легкие, шутливые отношения. Но не могу найти слов. Молчание становилось невыносимым. Я машинально расхаживаю по комнате, то и дело натыкаясь на мебель.
- Ты ошибаешься.
- Нет. А должна? – Ее тон насмешливый. Именно это помогает мне.
- Ты следишь за ходом моей мысли?
- А что, ты еще не закончил? Ну что еще?
- До тебя не достучаться.
- Достучаться вообще ни до кого невозможно.
Я смеюсь. Ей очень не нравится, как я при этом смеюсь. Я принимаю прискорбный вид, наигранно прискорбный, и улыбаюсь, чтобы посмеяться над самим собой.
Тут она целует меня и говорит:
- Ты даже не догадываешься, что я могла бы тебе порассказать.
- А ты даже не догадываешься, насколько мне это неинтересно.
- Почему ты так злишься?
- Я говорю то, что думаю.
- Извини. Я не хотела тебя обидеть.
