Редкий раз, заходя по необходимости в комнату, сосед всегда говорит мне: Привет, Алекс!
Я: Привет!
Он: Как дела у компьютерного эксперта?
Я: Всё путём…
Как и Старик, хорват Царко, я-таки правильно распознал его акцент, ложится спать в районе семи вечера. Я же — не ранее десяти. Хочется читать и дольше, но ночная таблетка даёт о себе знать через полчаса (тяжелеют веки), под её действием я плетусь в кровать. Утром очень сложно просыпаться в семь часов. Сосед встаёт по звонку — наш будильник — медсёстры. Ясное дело — он спит на три часа больше, чем я. Я же отлёживаюсь ещё минут двадцать. Иногда засыпаю вновь, и меня повторно будят, заметив в столовой нетронутый мною завтрак.
Меня вызывают к социальному работнику. Работнице. Нина Миннихь. Она говорит мне, что я, как тут выяснилось, не застрахован. Нет у меня медицинской страховки.
Я: А я об этом уже устал твердить. И в полиции говорил, и медбрату при поступлении в 5.2. Мне же в ответ: мы разберёмся. Да и времени прошло достаточно, чтобы это выяснилось.
Не разобрались. Выяснилось только сейчас.
Она: Всё ясно. Вас нужно будет поставить на пособие по безработице. Как можно быстрее. Мы попробуем это сделать и в Ганновере, и в Вуншдорфе. Посмотрим, где получится быстрей. Вы сможете заполнить эту анкету сами?
Я (боже, сколько я уже таких назаполнял! мой позор): Да, конечно.
Опять потекли неотличимые друг от друга дни. С утра после завтрака включаю компьютер и копошусь в нём до обеда, обедаю, ухожу на час в интернет-кафе (это мои пол пачки сигарет: развлечение, расслабление, трата денег)…
Его владелец уже на второй день приметил меня и при моём появлении выдаёт: Привет! Номер 9!
Или номер 4. Номер стола. Главное, чтобы не 5. На пятом столе плохая мышка. На девятом плохой монитор, но это уж лучше, чем дохлая мышь.
Я успеваю лишь обновить свой сайт, прочитать письма (Алексей, а когда будет доступен к скачиванию «СМРТ» Лимонова?) и насобирать статеек, что я коллекционирую для своего литературного архива.
Интернет здесь дорогой. 2 евро за час. Задержись на секунду: приходится платить уже 2,33€. С тоской вспоминаю 49 берлинских центов, при этом все необходимые мне программы уже проинсталлированы, деньги текут по центу, 24 часа в сутки, бутылочка пива, по правую руку Акрам на сайте «Аль-Джазиры»…
Владелец вуншдорфского интернет-кафе, лицо кавказской национальности, вроде как азербайджанец, я слышал, как тот говорит по-русски. Он подробно объяснял одной женщине, русачке, выгоды какого-то тарифа на телефон и интернет. Я был поражён, что его «черножопая» речь, с редкими ошибками склонения, была куда более приятной, и вменяемой, нежели этой примитивной бабы, для которой русский язык родной, и боюсь, что единственный.
Заодно по поводу «черножопости». Откуда взялось это слово? Родив сына, а затем и дочь, Таня лежала каждый раз в одной палате с турчанками и сделала для себя следующее открытие. Задницы у ближневосточных младенцев гораздо более тёмного цвета, чем остальное тело…
Происхождение кавказца из бывшего СССР я расколол, когда услышал от него следующее, он говорил одной из посетительниц, немке: Как папа Карло!
Я не слышал, к чему это было сказано, но он именно так и сказал, даже повторил.
Женщина: Кто такой папа Карло? Я его не знаю.
Он: Вы не знаете папу Карло?!
Женщина: Нет.
Он: Как же?! Ну, Буратино же вы точно знаете?!
Я про себя: не Буратино, братец, а Пинноккио, не папа Карло, а Джепетто… Буратино — это Алексей Толстой. Немцам же знаком лишь первоисточник — Карло Коллоди.
…продолжаю описывать свой нудный распорядок: возвращаюсь из интернет-кафе, включаю компьютер, вожусь с ним, расфасовывая выуженное в интернете, читаю некоторые тексты, переключаюсь на свою собственную писанину, иногда зовут к телефону (Акрам подбивает идти на шестимесячные курсы по повышению нашей с ним квалификации, в Кёльне), ужин, запираю компьютер на ключ, ухожу, меня пересадили от окна за стол к соседу, т. к. то место, что я выбрал себе в первый день, оказалось занятым, возвращаюсь, достаю компьютер, есть ещё час, до того как всласть накурится Царко, пишу эти бесконечные письма, весь в угаре, всё, о чём пишу, твёрдо стоит перед глазами… Голосов пока ещё не слышу. Вижу. Вижу! Надо будет сказать об этом врачу. Очень легко писать, так как всё вижу. Я лишь фотографирую словами. Это очень просто. Жаль только, что моего труда в том нет. Я читаю текст и правлю многочисленные ошибки склонения. Осознаю, что не знаю правил написания приставки «не» с прилагательными и наречиями. Удаляю повторения, ищу синонимы, чтобы в двух подряд предложениях не повторялись слова. Не творческая работа. Голова работает быстро, иногда выдавая несколько вариантов написания одного и того же предложения. Я начинаю одно, на него давит другое. Оттого частые несостыковки. Иногда тире из ещё ненаписанного последующего слова впечатывается в пишущееся. Писать первое письмо было гораздо труднее, т. к. хронология в голове запуталась. Причём конкретно. Там я строчил словно на лоскутках и затем перетягивал текст на более точное место, потом — точнее, сшивая всё в единое полотно. Вроде срослось.
Поясняю фразу «меня пересадили от окна за стол к соседу». В этом отделении принята традиция: каждый за своим столом и, как оказалось позже, боксы по столам разносят дежурные пациенты. Никакой инициативы со стороны.
За новым столом знакомлюсь с Арне. Опять не улавливаю имя на лету, хотя у Арне отличная дикция. Смотрю на карточку: Arne.
Думаю, что OCR FineReader мог бы воспринять рядом стоящие буквы «r» и «n» как «m». Профессиональная реакция на текст.
Арне неулыбчив, молчалив, вежлив. Очень сосредоточен. Тип высококвалифицированного программиста. Когда мы встречаемся за едой, и я говорю ему либо «привет», либо «приятного аппетита», Арне в ответ неуклонно называет моё имя: Алексей. Только имя. Аналогичное происходит с приветствиями других людей. С ним легко выведывать имена пациентов.
Вечером, когда приходит спать Царко, я традиционно говорю ему: Вот и ещё один день прошёл…
Он традиционно отвечает: Gott sei Dank![62]
Выхожу прочь с Шехерезадой. Компьютер ещё урчит в шкафу, выключаясь.
Я: Gute Nacht![63]
Царко в ответ: Gute Nacht!
Со временем он стал отвечать мне прежде, чем я успею пожелать ему доброй ночи.
Я: Gu…
Он: Gutenacht!
Я: …te Nacht!
Он регулярно покупает себе печенье и ест его ночью, запивая минералкой. Ему явно не хватает здешней еды (он большой) и его тянет на сладкое. Каждый день он съедает трёхсотграммовую пачку «Choco Kränze». Это уже стало темой для шуток нашей уборщицы, находящей у нас в ведре неизменную сине-жёлтую пачку. Когда он угощает меня, я не отказываюсь. Он хороший человек и ненавязчивый. Такой же тихоня, как и я. Он один из тех психов, к которым я быстро привязываюсь: Ралука, дед Розенберг, Эльвира… Когда они пропадают — у меня тут же возникает чувство потери.
Как-то под вечер он говорит, что мне не нужно уходить из комнаты, когда он ложится спать, я ему не мешаю. Я говорю, что это не проблема, т. к. мне достаточно того времени общения с компьютером, которое у меня есть в распорядке. Я с не меньшей охотой ухожу читать, показываю на книгу.
Он: Alles klar![64]
Уходя вечером прочь, оставляю компьютер в шкафу незапертым. Иначе чувствую себя полным идиотом. Пусть Царко его и сторожит…
Ловлю себя на мысли, что запомнил: скважина в замке вертикально — закрыто, горизонтально — открыто. Со второй недели замечаю, что часто забываю закрыть дверцу, покидая своё логово. Стало быть, расслабляюсь.
Здесь никто не читает. Развлечений всего два: телевизор и беседы в курилке. В ней я был лишь раз. Я было разговорился с Царко о Балканах, а у него позыв покурить, он говорит, пойдём туда, в курилку. А там уже вся компания в сборе.
Я Томас, я Мадлен…
Более одного имени за раз я запомнить не в состоянии. Томаса я уже знаю. Томас невероятный болтун. Это он автор листочка в душевой с просьбой не пользоваться его полотенцем. Из его болтовни узнаю, что он пишет автобиографический роман. Интересно! Чем-то аналогичным здесь занимаюсь и я. В этот раз запоминаю Мадлен. Девчонка. Где-то у неё есть малюсенькая собачонка Снуппи. Показывала мне её на своём мобильнике. Мадлен не только курит, но и смотрит телевизор. Часами. Лёжа на диване. Смотрит всё подряд. Просит не занимать её место, когда выходит в туалет или на кухню. Возвращаясь, спрашивает, что было, пока она отсутствовала. Мадлен — одна из тех, у кого бывает либо очень хорошее настроение, либо очень плохое. То слёзы, то безудержный смех.
Всё парни почему-то стали говорить, что у них были русские подруги. У Арне тоже: Имя (забыл) Ефимова. Мне на эту тему рассказывать нечего. У меня никого не было. Только Таня. Зато как я её любил!
