– Замолчи и дай их сюда. Встань в очередь на кассу, а я пойду менять батарейки. Питер, оставайся с отцом.
Питер намекнул, что предпочел бы сделать еще одну вылазку в заманчивые недра магазина, нежели стоять со мной у кассы:
– Не-е-е-е-ет! Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!
Я перехватил его взгляд: Питер смотрел на секцию мороженых продуктов, прикидывая, успеет ли добежать, до того как его поймают. На его лице было ясно написано: «Мне всего три года, но у папы корзина и Джонатан…» Я инстинктивно схватил его за руку прежде, чем он рванул на волю, в пампасы.
– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-а-а-а-а!
Подозреваю, что, когда меня нет дома, Питер с Джонатаном тайком репетируют этот вопль. «Неплохо получилось, Питер. Но в первой гласной надо подчеркнуть эффект бескрайнего отчаяния. Попробуй еще раз, глубоко, от самой диафрагмы…»
Я направился к последней кассе. Ручка корзины оттягивала левое запястье, этой же рукой я держал Джонатана. Тот скользил ногами по полу как на коньках, используя меня в качестве дармового источника энергии. Питер извивался в правой руке. Он сложился пополам, как участник несанкционированной демонстрации, приходилось тащить его волоком. Гениально импровизируя, он пустил слезу, жалобно взывая к общественности: «Помогите! Помоги-и-ите!»
Пока я дотащил своих отпрысков до кассы, все родители, которым случилось быть в магазине, наверняка посчитали меня извергом, а менеджер начал собирать видеоматериалы с камер наблюдения для передачи в полицию. Джонатан бормотал, будто плохо настроенное радио, из потока бурчания выныривали отдельные отчетливые слова:
– М-м-м-м-м-м-м. Меня… М-м-м-м-м-м-м. Сыр… М-м-м-м-м-м. Несправедливо… М-м-м-м-м-м-м.
Питер висел на моей руке воющим мешком, перемазанным соплями. Я ждал своей очереди у кассы «8 предметов или менее», содрогаясь от негодования по поводу неуклюжести надписи. Почему не сказать «Не более 8…»? Только мне удалось подавить вспышку озлобленного педантизма, как я впал в немую истерику: у женщины, стоявшей в очереди впереди меня, в корзине лежало больше восьми предметов! Однако скоро мой праведный гнев сменился безмерным удивлением. Девять предметов вызывают раздражение, десять-двенадцать – и ты втайне надеешься, что человека завернут от кассы обратно, но больше двенадцати – беспредельное зло в чистом виде. У женщины передо мной в корзине лежало больше двадцати предметов.
Я не поверил своим глазам, увидев то, что случилось потом. Иногда мне кажется, что мне это приснилось или привиделось в жестоком бреду.
Женщина передо мной взяла из желоба несколько разделительных брусков, разложила их на ленте конвейера и… поделила содержимое корзины на кучки по «восемь или менее» предметов. Сцена разворачивалась как в замедленной съемке. Я смотрел во все глаза, затаив дыхание. В буквальном смысле я перестал дышать и, широко разинув рот, таращился на кучки по восемь предметов, едва удерживая на месте скулящих детей.
Взгляд кассирши невозмутимо бегал от продуктов к кассе и обратно, она посчитала первую кучку, взяла деньги и принялась за вторую.
– Тринадцать фунтов. – Кассирша подняла взгляд: – Это тоже ваше?
– Мое, – широко улыбаясь, призналась дьяволица.
– Э-э… хорошо… э-э… Тринадцать фунтов восемьдесят два пенса, пожалуйста.
Женщина расплатилась, перешла к концу кассы и начала складывать покупки в пакеты. Кассирша посчитала третью кучку и посмотрела на меня:
– Семь фунтов ровно.
С каменным выражением лица я трижды покачал головой и кивнул на дьявола в юбке. За мной уже выстроилась очередь. Мы сплотились – крохотная частица английской нации, которая вот-вот начнет скандировать: «Смерть! Смерть! Смерть!»
Кассирша повернулась к преступнице:
– Извините, и это тоже?..
– Ах да, это тоже мое. Сколько?
– Семь фунтов ровно. Пожалуйста.
– Семь так семь… Вот, получите. Спасибо.
Я не отрывал от нее взгляда, пока она засовывала в пакеты оставшиеся продукты. Беспечное хамство такого масштаба таит в себе гипнотическую силу, кассирше пришлось окликнуть меня несколько раз, прежде чем я очнулся. Отходя от кассы, я все еще пребывал в трансе. Очевидно, поэтому я попал под тележку, нагруженную едой и стиральным порошком, которых средней семье хватило бы на месяц. Тележка ударила меня сбоку прямо в колено.
Удар был внезапным, из тех, когда сначала кажется, что все обошлось. Мозг подает сигнал: «В колено угодил острый твердый предмет». После мимолетной паузы следует рассуждение: «Ишь ты, совсем не больно. Кажется, пронесло», после чего последний слог плавно перетекает в «о-о-о-у-у-у-й».
Я повалился на пол, сжимая колено обеими руками. Продукты из корзины весело разлетелись в разные стороны. Джонатан с тревогой смотрел на меня. Питер бросил на меня взгляд, длившийся не более одной восьмой секунды, и метнулся к автостоянке. Я попытался было схватить его за пятку, но Питер успел улизнуть.
– Джонатан! – заорал я. – Лови его!
Одним прыжком Джонатан настиг Питера и повалил. Они покатились по полу, Джонатан пытался скрутить все многочисленные конечности Питера, а тот лупил брата по голове семейной пачкой обезжиренных картофельных чипсов.
Взяв, таким образом, ситуацию под контроль, я занялся водителем тележки.
– Привет, Пэл, – поздоровалась Карен Роубон. Рядом с Карен стоял ее муж Колин. Не знаю, как они познакомились, но без сатанинских ритуалов дело явно не обошлось. Колин с крайней серьезностью относился к своей внешности, выглядел он как сорокалетний жиголо. Волосы только подкачали, они скорее годились для шестидесятилетнего жиголо. Дух Колина тоже витал в УСВА, он работал агентом по трудоустройству. В штате университета он не числился, будучи сотрудником независимого агентства, которое прикомандировало его к нам в качестве консультанта на полный рабочий день. Надо полагать, наверху видели некий высший смысл в таком положении дел. Нельзя же допустить, что начальство совсем рехнулось, правда?
Я по-прежнему сжимал руками колено, раскачиваясь на спине, как детская игрушка «неваляшка», изображающая стукнутого покупателя.
– Привет, Карен. Привет, Колин.
– Сильно ушибся?
– Да нет, нормально. Кость только треснула.
Колин кивнул на детей:
– Детям неведомо, что такое совесть. Нынешним уж точно. Мы в детстве себя так не вели, верно, Пэл? Нам бы родители не позволили. Но ты, конечно, ничего не можешь с ними поделать, ха-ха-ха.
– Да… Ой-ой. Дети всегда возбуждаются в магазинах. Наверное, их называют супермаркетами, потому что они вызывают суперактивность.
Шутка, признаться, не самая остроумная, но что вы хотите от человека, корчащегося в агонии на полу.
– Нет, – задумалась Карен, глядя на меня сверху вниз, – мне кажется, их так называют, потому что они очень большие.
Я молил бога, чтобы Урсула задержалась подольше среди полок.
– Какого черта ты не подождал? – услыхал я ее вопль. – Ведь ты знал, что я всего лишь пошла поменять батарейки. Почему ты не стал ждать, чтобы мы заплатили за все сразу? Пришлось еще раз стоять в очереди. Из-за одних батареек, а все потому, что ты не подождал… Что ты делаешь на полу?
– Аэробикой занимаюсь.
– Вставай. Ты глупо выглядишь.
Морщась от боли, я поднялся, цепляясь за тележку семейства Роубон, и встал, балансируя на одной ноге, как цапля.
– Это моя подруга Урсула. А это Карен и Колин Роубон, мы вместе работаем.
– Но в разных сферах, я – работник интеллектуального труда, – улыбнулась Карен.
– А я – агент по трудоустройству. Университет оплачивает мои услуги через компанию экспертов, – добавил Колин.
– Привет, – отозвалась Урсула. – Мы вот пришли за покупками и, как всегда, перессорились.
– Разумеется, это так естественно. – Карен глянула на Колина. – То есть мы часто такое наблюдаем. Мы с Колином никогда не ссоримся. Ха-ха-ха! Странно, не правда ли? Не ссоримся, и все, так ведь, Колин?
– Верно. Думаю, потому, что мы очень похожи – одинаковые симпатии и антипатии, одинаковый темперамент и мировоззрение. Когда люди так похожи, нет почвы для ссор.
– Иногда кажется, что у нас на двоих одна голова.
– Точно. Иногда мы договариваем друг за друга фразы, а иногда достаточно одного взгляда – просто взгляда! – и мы уже знаем, о чем думает другой.
– Какая прелесть, – сказал я. – Не припомню, чтобы Урсула позволила мне договорить фразу до конца хотя бы раз, правда, дорогая?
Урсула улыбнулась Карен и Колину:
– Ха-ха. Пэл считает, что удачно пошутил. Он на работе так же себя ведет?
Те хором выпалили «да», рассмеялись столь гармоничному согласию, ткнули друг друга пальцами в живот и развернулись к выходу.
– Что ж, – вздохнула Карен напоследок, – не будем вас задерживать. У вас, наверное, куча дел, у нас тоже. Увидимся на работе, Пэл. Рады были познакомиться, Ульрика.
– Урсула.
– Да-да.
