Ознакомительная версия.
– Каждому гарантирован? – переспросил я.
– Каждому, кто формулу применит, – подтвердил Саня. – А формула для всех одна и та же.
– Давай, рассказывай формулу, – заинтересовался я разговором.
– Да несложная она совсем. Все дело в конфликтах. Чем больше они на один квадратный метр конфликтов налепят, тем круче результат. Вот они теперь в конфликтности и соревнуются.
– И все? – удивился я.
– Все! Я же говорю, несложная формула.
– А идея как же? – усомнился я. – А фантазия? А оригинальность? А многослойность? А психология, знание жизни, открытие глубин? Мастерство, в конечном счете?!
– Ничего не нужно, – развел руками Саня. – Утрамбовывай все в конфликт и процветай, заодно со своим «искусством».
– Но жизнь не только из конфликтов состоит. Жизнь-то богаче, глубже, сложнее, – запротестовал я.
– А я что говорю… – Саня снова развел руками. – Но кто меня слушает? Мнение художника никого больше не интересует. Идея в том, что зрителю ничего, кроме конфликтов, не интересно, без конфликтов действие, как они говорят, «провисает». Вот они в вечном поиске конфликтов и находятся, даже гипотетических, главное, чтобы раздуть их можно было.
– А что, если они правы? – предположил я.
– Смотри-ка, ты тоже уже подписался. Быстро, однако. Да ты сам посуди, конфликтов ведь ограниченное количество. Даже если их классифицировать по порядку. Смотри, с личной жизнью понятно, там основной конфликт – любовный треугольник. И всякие его разновидности. Он ее. Она другого. Или наоборот: это он другую, а она его. Ну, и все вытекающие последствия типа внебрачных детей, измен и прочих банальностей, в которых мы и без того уже по уши погрязли. И которые такую оскомину набили, что рот вяжет. Сколько можно об одном и том же? Ведь все без исключения сериалы, мелодрамы на одной-единственной идее построены. – Я кивнул, мне нечего было возразить. – А дальше, что остается? Конфликты про бандитские разборки. Или милицейско-полицейские разборки. На этом построена вторая половина фильмов. С вытекающими перестрелками, драками, погонями. Тоже всегда одно и то же. Тошнит уже. Ну, еще небольшая часть рабочих конфликтов и конфликтов между родителями и детьми. И все! Понимаешь, все исчерпано! Больше не о чем говорить, нечего показывать. Поэтому и лепим поделки, которые, как матрешки, одна на другую похожи. И ничего другое нас не интересует. Ни мысли, ни чувств, ни новизны, ни полета, как ты сказал, фантазии.
– Значит, получается, что конфликтов не хватает? Не в смысле их количества, а в смысле их разнообразия.
– То-то и оно, в самую суть попал, – подхватил Саня. – Дело не в том, что конфликтов не хватает, дело в том, что таланта не хватает. Измельчал талант. Если в глубину вглядеться, то выясняется, что не формула с инструкциями виновата, а наша человеческая суть. Понимаешь, – теперь он придвинулся ко мне, – вырождаемся мы как человеки. Я же говорю, Апокалипсис.
– Вырождаемся? – не поверил я.
– Конечно. Ведь искусство есть отражение жизни. А это означает, что если жизнь однообразна и ущербна, то и искусство ущербно. Короче, тут дело в первопричине, в самой нашей жизни, иными словами. Мне, например, она вот как надоела. – Он рубанул ребром ладони по шее.
– Неужели? – не поверил я.
– А тебе что, не надоела? – ответил он вопросом на вопрос. – Тебя разве однообразность эта не достала? Представь самое простое: встретил девушку, влюбился, она в тебя. Проходит время, чувства притупляются, начинаешь заглядываться на других женщин, а она на мужчин. Правильно? – Он не требовал одобрения, но я все равно кивнул. – Конфликт? Еще какой конфликт! Он разрастается. Она начинает изменять тебе, ты – ей. Потом конфликт прорывается. Ты от нее уходишь. Или она от тебя. И ты встречаешь новую девушку. И снова в нее влюбляешься. А она, если повезет, в тебя. И ты проходишь еще один цикл. А потом через какое-то время – еще один. И так без конца. Пока они тебе, эти циклы, полностью не осточертеют. Ну, сколько можно циклиться?! Сколько можно кругами ходить? Тебе самому-то не надоело?
– Да, разнообразия маловато, здесь ты прав, – поддакнул я.
– В том-то и дело, – подхватил Рейн. – Да и эти девушки, если разобраться, не многим одна от другой отличаются. Разве что нюансами. Скажем, одна блондинка, а другая брюнетка. Но брюнетка тоже перекраситься запросто может. А если вглубь взглянуть, то построены они по одному и тому же принципу. Я даже не физиологию имею в виду, с физиологией и так понятно, сюрпризы исключены. Я про женскую сущность, про их природу, про внутреннюю психологию. Тоже, если разобраться, вариации небольшие. Знаешь, где лучше всего она описана? – Я пожал плечами. – У Пушкина в «Золотой рыбке». Помнишь, там старуха у разбитого корыта. Старая-то она лишь по тем далеким временам. А по нашим вполне молодуха, лет тридцать пять, не больше. Не зря владычицей морскою хотела стать, сил, видать, хоть отбавляй было. Пушкин-то он гений, в маленькой книжке полностью разъяснил женскую сущность. – Саня выдержал паузу, придвинулся еще ближе и продолжил: – Понимаешь, газ они сжатый, все отведенное пространство сразу занимают. А как займут, стенки начинают отжимать, чтобы еще большее пространство отвоевать. Перманентное такое состояние отжатия стенок. Вот тебе и детская книжка. Хотя почему «детская»? Очень даже для взрослых. Просто наше школьное начальство в суть ее не вникло, вот и стало как детскую пиарить.
– Получается, что ты в женщинах разочаровался, – подытожил я.
– Да не то чтобы разочаровался, – не согласился Саня, – а просто как-то надоело. Я же говорю: одно и то же. Сколько можно дублей делать, в конце концов? Сколько можно одну и ту же ленту прокручивать? Ведь не кинотеатр все-таки, а собственная жизнь.
– Я согласен, разнообразия маловато, конечно. И что же делать?
– А что тут сделаешь, если только женщины и существуют? Ну и мы, мужики, конечно, еще. – Он скосил на меня глаза. – Вот я и думаю, а не попробовать ли…
– Что не попробовать? – не понял я.
– Перейти на другую сторону баррикад. Может быть, на той стороне лучше. А если и не лучше, то, во всяком случае, как-то по-другому. Хоть какие-то новые впечатления.
Я молчал, я не мог поверить: кто это передо мной, неужели до последней клетки мною изученный и просвеченный Саня Рейн, человек-бабник, неиссякаемый источник любвеобилия и искреннего, неудержимого похотливого влечения к женщине? Неужели и он собрался дезертировать? Изменник! Перебежчик!
Видимо, я не смог скрыть своего изумления, и оно явно отпечаталось у меня на лице.
– Ты пойми, – попытался успокоить меня Саня. – Не то что меня тянет в их команду. Наоборот, не тянет совершенно. Но получается, что выхода нет. Ведь если бабы в горле завязли, если уже тошнить стало, а больше никого нет, вообще никого… Тогда команда на противоположной стороне – единственный выход, который хоть как-то может спасти ситуацию.
Вот так получилось, что мы подошли к теме, которую я мог легко поддержать и даже углубить и расширить.
– Послушай, Сань, а что, если бы в нашем мире было не два пола, не только мужчины и женщины, а много полов, – закинул я удочку. – Все остальное то же самое, ничего не меняется, единственная разница, что не два пола, а, скажем, шестнадцать. И отличаются они не количеством половых признаков, каких-нибудь там вагинальных и фаллических принадлежностей, а совершенно различными принципами построения.
– Чего? Не понял… а чем они тогда отличаются? – изумился Саня, но голос его сразу приободрился, да и в глазах сверкнула когда-то привычная блестка.
– Видишь ли, у них совершенно разные принципы построения, – повторил я. – Например… – И я начал приводить примеры. Примеров было много, если отбросить мужиков и женщин, то оставалось четырнадцать, и о каждом из них я мог рассказывать подробно и со знанием дела.
По мере рассказа лицо Рейна сбрасывало с себя мрачность и напряжение, в потухшие глаза возвращалась жизнь, на губах появилась светлая улыбка, без которой Саню еще недавно невозможно было представить. Он преображался на глазах, лишь изредка прерывая меня вопросами: «И как, ты говоришь, пчелки устроены?». Или: «В чем же отличие энергетиков и психов?». А потом еще: «А биг-бэны, значит, на расстоянии шуруют?» Вопросов было много, но они моему рассказу не мешали, только направляли его. Когда я наконец ответил на них на все и закончил рассказ, откинувшись на спинку стула, Саню нельзя было узнать – это был совсем не тот человек, которого я застал сидящим за кофейным столиком два часа назад. Нет, передо мной находился прежний, оживший, влюбленный в жизнь Александр Рейн.
– Ну что, – заключил он, потирая руки, – будем кино делать. Конечно, мне надо кое с кем переговорить, но я уверен, что дело в шляпе. Свежо, старикашка, очень свежо, просто разит свежестью. Да и продумал ты детально, такое ощущение, что сам побывал в этом мире. Все же ты, старикашка, талантище, так увидеть, прочувствовать, как будто жизнь там прожил.
Ознакомительная версия.
