Зажмурив глаза, после первого взгляда на эту картинку я мог перечислить все изображения по памяти, и тихий ужас, и подспудное возбуждение, овладевавшие мною, — все это принадлежало «мне» прежнему, совсем не «мне» новому, к которому я был еще непривычен.
Немало же я времени, знать, посвятил этой таблице. Что до прочих таблиц в толстом томе, среди них встречались и цветные с яркими картинками (я находил их, не сверяясь с заголовками, следуя простой памяти пальцев). Грибы гимениальные, базидиальные, красивее всех — те, что всех ядовитее: цесарский мухомор с желтым мясом, с красной шляпкой в крупных редких бородавках, белый гриб-зонтик, он же белая скрипица, сатанинский гриб, желтая сыроежка под багровой шляпкой, у которой края оттопырены, будто распяленные в ухмылке толстые губы; на другом листе нарисованы вымершие исполинские неполнозубые — мегатерий и близкие к нему формы, а также мозазавр, мастодонт, моа. Лист музыкальных инструментов — сальпинга, авлос, цитра, кифара, сиринга, олифант, рамзинга, буцина, лютня, эолова арфа и арфа Соломона. Знамена всевозможных государств, называвшихся Кохинхин, Малабар, Конго, Табора, Маратха, Новая Гранада, Сахара, Самоа, Сандвичевы острова, Валахия и Молдавия, и всевозможные средства передвижения: омнибус, фаэтон, фиакр, ландо, коляска, кэб, двуколка, дилижанс, линейка, шарабан, кабриолет, кибитка, этрусская колесница, квадрига, башенка на слоне, повозка, телега, паланкин, носилки, сани, берлина, розвальни, конка. Парусники… а я-то гадал, из каких таких источников был мною усвоен лексикон морского волка: бригантина и бизань, крюйсель, шканцы, рея, конец, шверт, фал, грот-марсель, фок, крюйс-брамсель, кливер, фок-стеньга-стаксель, шкот, гик, грот, кокпит, румпель, фегалс, кнехт, вант, штаг, салинг, шпангоут, такелаж, ставить лисели, лечь в бейдевинд, круче полуветра, тыща чертей в душу боцману, гром и дьяволы, каперская грамота, батарейная палуба, свистать команду наверх, травить фал, выбирать конец, брать риф, крепить шкаторины к нокам, пятнадцать человек на сундук мертвеца. На других иллюстрированных вклейках — старинное оружие: булава, палица, бич, секира, тесак, ятаган, кортик, палаш, алебарда, колесная аркебуза, бомбарда, таран, катапульта, единорог и мортира. Грамматика геральдики — щит, шлем, намет, корона, нашлемник, щитодержатели, девиз, мантия и сень, глава, пояс, оконечность, столб, перевязь, крест, стропило, кайма, щиток…
Это, конечно же, была первая энциклопедия в моей жизни. Немало дней и вечеров я в нее, надо думать, вчитывался. Края страниц затрепаны, многие словарные статьи обведены карандашом, на полях какие-то приписки детским почерком, чаще всего — просто выписаны незнакомые слова. Этой книгой зачитывались до одури, мяли и тискали ее, всасывали, внюхивали, впитывали, многие страницы от этого читательского старания вообще выпали, вывалились.
Значит, вот — фундамент моего образования? Надеюсь, не единственный, хмыкнул я, пробежав несколько словарных статей, кстати говоря — самых исчирканных:
Платон. Знам. греч. философ, крупнейший философ древности. Был учеником Сократа, чью доктрину отразил в своих «Диалогах». Собиратель ценной коллекции редкостей. До 429–347 до н. э.
Бодлер. Парижск. поэт, оригинал, истерик, эксцентрик.
Что ж, выходит, можно строить свой дом и на сомнительном фундаменте. Дорасти до умственной зрелости и впоследствии в университете прочесть почти всего Платона. Никто нигде с тех пор ни разу не подтвердил мне, будто Платон действительно был собирателем коллекции. И тем не менее ведь это могло оказаться правдой? Кто знает — может быть, коллекция Платону была важнее всего на свете, а прочее в его жизни являлось только средством зарабатывания на эту самую коллекцию? А что до пыток, ведь это все где-то и когда-то творилось на самом деле. Не думаю, однако, что в нынешних средних школах подробно о них рассказывают. А надо бы. Потому что полезно понимать, из какого теста вылеплены мы с вами, Каиново племя. Значит, я рос, сознавая: человеческий род непоправимо порочен, жизнь — это повесть, исполненная воплей и ярости? И оттого-то, по свидетельству Паолы, я только пожимал плечами в ответ на известия о смерти миллиона детей в Африке? Это не иначе как «Новейший Мельци» привил мне такой скептицизм в отношении человеческой природы? Я листал дальше и дальше:
Шуман, Роберт Александр. Знам. нем. композитор. Автор «Рая и Пери», многочисленных Симфоний, Кантат и т. д. 1810–1856. — Клара. Выдающ. пианистка, вдова предыд. 1819–1896.
Почему Клара «вдова»? В 1905 году оба уже давным-давно умерли, не пишем же мы, что Кальпурния — вдова Юлия Цезаря? Нет, мы пишем «жена», хотя она Цезаря пережила. Так с какой же стати Клара Шуман именуется вдовою? О, я, кажется, догадываюсь. Милый «Новейший» внимательно отражает не только факты, но в равной степени и сплетни. После кончины супруга (да кто там их разберет, не исключено, что и до) Клара состояла в связи с Брамсом. Вникнем в вышеприведенные даты («Мельци», как дельфийский оракул, не говорит и не утаивает: он намекает). Роберт умер в тот год, когда Кларе исполнилось 37, после чего она прожила еще сорок лет. Чем занималась целые сорок лет выдающ. и недурная собой пианистка? О, Клара вошла в историю именно как вдовушка, и бесстрастный «Мельци» нас об этом проинформировал. А откуда я узнал, кстати, эти интимные подробности о Кларе Шуман? Может быть, «Новейший Мельци» заинтриговал меня, подвиг на собственные разыскания? Кстати, сколько же слов я усвоил благодаря этому «Мельци»? Сколько сведений, сопровождавших меня многие годы с бриллиантовой незамутненностью, даже и при той безумной каше, которая бурлит сейчас у меня в голове, — сведений типа «столицей Мадагаскара является Антананариву»? Именно из «Мельци» я воспринял на всю жизнь звучания и значения терминов, похожих на магические заклинания: бензоин, богоблагодатный, буканьер, вываживать, геенна, гидромедуза, двурушник, догматика, зерцало, клоака, ливер, литания, немирные племена, пагур, плеоназм, реверанс, сита и грохоты, трубы евстахиевы, трубы фаллопиевы, фармакогнозия, фураж, чирьеватость, юница, Адраст, Аллоброги, Ашшурбанипал, Донгола, Кафиристан, Филопатр…
Географические атласы. Некоторые очень старые, изданные до Первой мировой войны, и в них в Африке серо-голубого цвета еще обозначены немецкие колонии. Перевидав на веку достаточно атласов — разве не я только что купил-продал Ортелиуса? — я все же чувствовал, что в этих школьных некоторые названия звучали как-то особо, как-то близко и знакомо, как будто именно от этих ветхих письмен начиналась дорога ко многим иным словесам. Какая связь между моим детством и Немецкой Восточной Африкой, или Нидерландскими Индиями, или, например, Занзибаром? И все же, сомнений нет, в этом месте, в этой Соларе, каждое слово увязывалось с каким-нибудь другим словом. Разматывая ниточки связей, приду ли я к заветному слову? И что это будет за слово? Может быть, «Я»?
Перешел в свою бывшую комнату. И опять мне примстилось, будто там обретается нечто известное без дополнительных объяснений. Ну, например, мне было почему-то известно, что в словаре Кампанини Карбони отсутствует merda. Вот и не узнать, как по-латыни дерьмо. То есть я имею в виду, что вскрикивал император Нерон, когда, приколачивая картину, бухал себе молотком по пальцу? Не говорил же он Qualis artifex pereo?[190] Вопросы подобного рода, я думаю, возникали то и дело, а официальная культура абсолютно не помогала ответить на них. Значит, мы обращались к другим, не школьным лексиконам, подумал я. Ну вот, действительно. В «Мельци» имеется «дерьмо» и все его производные: merda, merdaio, merdaiuolo, merdocco. Кстати, мердокко — состав для выведения волос на теле, применяемый преимущественно евреями, — я, наверно, пытался представить себе, до чего же волосаты, поди, эти евреи… Вдруг опять зажглась во мне мини-лампочка, и я отчетливо услышал голос: — А у меня дома в словаре сказано, что pitana — женщина, торгующая сама по себе, che fa il suo соmmerсiо da sé.
Говорит явно кто-то из моих однокашников, этот кто-то нашарил путану в словаре, в каком — не знаю, но точно не в моем «Мельци». Этот мальчик выговаривает «путана» с диалектным акцентом (фонетически запишу — pütan'na). Ох, и долго же меня мучило и терзало это непостижимое «торгующая сама по себе». Что такого запретного в торговле? Даже если женщина торгует без приказчика или, скажем, без бухгалтера? Между тем, конечно, путана в стыдливом словаре торговала «собою», «faceva commercio di sé», но мой информант мысленно перевел это сообщение в категории, внятные ему самому и соответствующие тем разговорам, которые велись у него дома за ужином, — «глянь, до чего та-то хитра, ни с кем не делится, знай торгует сама по себе…». Да, должно быть, так оно все и происходило.
