Владимир Чеповой - Перекресток

– Я уже понял, – пробормотал Клим, перебирая разноцветные камешки на берегу Яшмового пляжа.

– Ура! – кратко провозгласил Ангел, шлепая босыми ногами по мокрому песку. – Жизнь так устроена, что в каждом негативе заключен позитив. Это как две стороны одной медали. В каждом СТРАХЕ таится желание ЖИЗНИ, в самоуничтожении – самораскрытие, в гневе – мир и согласие, а в тирании, например, живет потребность быть признанным и услышанным.

– Это ты о нем?

– Нормальный он мужик на второй стороне медали – только присмотрись получше! Видишь ли, Клим, твой отчим всю жизнь руководствовался «выбором без выбора», впрочем, как и твоя мать. Таков стереотип мышления, присущий целому поколению тех лет. К сожалению, все «дети войны» несут в своем подсознании колоссальное чувство СТРАХА – страха голода, смерти и нищеты. Твой Фомич – не исключение из правил. Вот таким изощренным способом – через тиранию и диктатуру – он пытался тебя защитить от возможных лишений и оградить от разрушительной программы постоянного страха за жизнь. На самом-то деле он хотел как лучше… А что ты теперь к нему чувствуешь? – тут же поинтересовался Ангел.

Клим по колено зашел в прозрачную теплую воду.

– Наверное… Сложно сказать… Но мне спокойно. Он уже не вызывает никаких отрицательных эмоций.

– Да и поведение мамы, наверное, уже не вызывает былого раздражения, правда, Клим?

Тот молча кивнул головой.

– Вот видишь, как хорошо! – обрадовался Ангел. – Твоя мать, которую ты постоянно осуждал за жертвенность и, как ты считал, бесхребетность, имела полное право прожить свою жизнь так, как она сочла нужным. И это – ее личный ВЫБОР, в который ты не должен вмешиваться. Освобождение от негативных эмоций, которое ты испытал, это и есть отпущение. Закон Вселенной прост: «Если в твоей жизни есть что-либо ненавистное и невыносимое, то самый простой способ от этого избавиться – это благословить его с Любовью и отпустить». Хотя, скажу тебе откровенно, на это уходят порой годы и требуется много мудрости и терпения…

– Гел, – внезапно спросил Клим, пристально заглянув в изумрудные глаза Хранителя. – А что ТАМ было?..

– Ты дописал свой дневник.

– А потом?

– А потом, как положено настоящему мужчине, посадил дерево, построил дом и вырастил сына! – отшутился Ангел.

– Я о доме как раз и спрашиваю! Что это было за здание и какое оно имело ко мне отношение?

– А О ЧЕМ ТЫ МЕЧТАЛ? – вопросом на вопрос ответил Хранитель, всем своим видом давая понять, что эта тема закрыта. – Кстати, уже можно убирать мусор!

За всеми этими видениями Клим совершенно забыл о зловонной свалке под скалой.

– Гел, но здесь НИЧЕГО НЕТ! – через минуту растерянно топтался он на знакомом пятачке.

– Зри в корень! – лукаво подмигнул Гел.

Клим присмотрелся и неожиданно заметил на месте бывшей мусорной кучи слегка присыпанный мелкой галькой некий светлый прямоугольный предмет… Да это книга!

– «ПЕРЕКРЕСТОК»… Гел, я ее уже видел – там, в книжном магазине! – удивленно воскликнул Клим, протягивая Хранителю томик в знакомом плотном переплете и с изображением облачного неба на обложке.

– Цель каждого человека – строить свою МЕЧТУ и воплощать ее в жизнь, – начал Ангел без лишних предисловий. – Мечта – это самое ценное и сокровенное, поэтому нужно уметь создавать из нее реальную физическую форму и делать позитивное действие. Это – обязательная задача для каждого живущего на Земле и вечный жизненный экзамен. ИЗ НИТОЧКИ СВЕТА СЛАГАЕТСЯ ВЕЧНОСТЬ! – туманно добавил Хранитель, прижав к себе книгу, как хрупкую драгоценность.

– Дай еще посмотреть! – попросил Клим.

– Еще насмотришься! – интригующе заверил Ангел…

Старенькая дверь хрущевки уныло скрипнула жалобным стоном давно не смазанных петель. В узком коридоре стоял тяжелый спертый воздух – то ли от многочисленных лекарств, то ли от запущенной смертельной тоски…

В полутемной комнате с плотными шторами беззвучно мигал телевизор и монотонно тикали старинные настенные часы.

Клим не сразу узнал в маленьком щуплом старике, задремавшем в кресле, грозу своего детства и юности. Веки старика дрогнули, и он совершенно чужим и слабым голосом спросил:

– Клим, это ты? А где мама?

– Мама осталась дома, Михаил Фомич. Я взял у нее ключи и решил к вам заехать. Как вы себя чувствуете?

– Да ничего… Можно сказать, что отлично! – попытался взбодриться отчим, с трудом нащупывая очки на журнальном столике. – Вот видишь – уже сижу, даже с палочкой иногда пытаюсь ходить, и все это – благодаря ей!

Клим успел заметить аккуратно разложенные на столе старые фотоальбомы с семейными фотографиями.

– Любуюсь прошлым, – со скрытой грустью объяснил Фомич, поймав взгляд Клима. – А ты очень изменился, совсем взрослый стал!

Клим непроизвольно улыбнулся – такое впечатление, что речь шла о белобрысом мальчишке с черно-белой фотографии из альбома. И сжалось сердце – больной, одинокий старик, оставшийся наедине со своей памятью, и властолюбивый жестокий Горыныч – совершенно разные люди!

– Спасибо, что пришел! – тусклые глаза старика заметно увлажнились. – Я уже и не надеялся тебя увидеть…

– Михаил Фомич, я пришел вам сказать, – начал Клим, присев возле отчима, – во-первых, спасибо за книги и за дневник – это было для меня настоящим подарком. А во-вторых… – он увидел, как губы старика заметно задрожали, – простите меня… Ведь это я тогда настоял на вашем разводе с матерью, я запретил ей видеться с вами, я провернул куплю-продажу вашей квартиры в центре города и я…

– Дальше не продолжай, – остановил его отчим. – Сейчас не время выяснять отношения. Значит, я это заслужил… Рано или поздно каждому из нас приходится платить по счетам и отвечать перед жизнью за то, как мы распорядились ее дарами. Так что и ты меня прости, Клим, – продолжил Фомич, и его сморщенное лицо еще больше сжалось от внутренней боли. – Я был тираном, деспотом, самодуром… Не перебивай! Я и сам знаю, что это – так… Иначе ты бы меня хоть раз в жизни папой назвал. Но я искренне тебя любил, как мог… Грех один старый на мне есть и не дает покоя… Вот послушай. Был у меня в молодости закадычный друг, не разлей вода. И надо же – мы с ним одновременно влюбились в одну и ту же девушку! Но был он слишком ветреный и вольный, как птица. Я знал, что поиграет он с нею немного и дальше полетит. А я был настроен серьезно и решительно. Однако что я ни делал, как ни старался ухаживать – а она все равно к нему да к нему… Но ты меня знаешь, – усмехнулся отчим, – если мне что нужно – так я зубами выгрызу! Так и тогда. Сказал своему другу, что, мол-де, она ему со мной изменяла, и неоднократно, даже доказательства умудрился подстроить. А ему поверить – только на руку оказалось: она уже была от него беременна на третьем месяце. Ну, в результате друга я потерял, зато жену себе приобрел такую, как хотел. Правда, посопротивлялась она немного, а потом – ничего: стерпелось, слюбилось, да и куда ей самой с дитем на руках?..

Клим молча, не отрываясь, смотрел на отчима, пытаясь определить, какие чувства у него сейчас вызывает этот жалкий старик после откровенных и жестких признаний.

– Да, это я ее разлучил с твоим отцом, – продолжил Михаил Фомич. – За обман – каюсь, но будущего у них все равно бы не было. Я старался тебя любить, Клим, как родного сына, и все время хотел из тебя воспитать настоящего мужика. Но, признаюсь откровенно, все равно все эти годы сидела в сердце затаенная обида на твою мать, что когда-то она меня другому предпочла. А ведь ты мог быть действительно моим кровным сыном! Знаешь, сколько я об этом думал? Наверное, поэтому я и тиранил вас излишне – мстил таким образом, что ли…

– Ладно, Фомич, это тоже дело прошлого, – Клим миролюбиво коснулся его плеча. – Будем считать, что мы – квиты. Кстати, а за мужика тебе спасибо – воспитал-таки!

Во взгляде отчима промелькнуло что-то знакомое из недавнего сновидения.

– Тебе, наверное, еще на работу ехать… – тихо произнес он. – Перекуси перед дорогой, сынок. Возьми в холодильнике…

Фомич умер на следующий день во сне – тихо, мирно и неожиданно. Его так и похоронили: с легкой улыбкой на губах и каким-то светлым, умиротворенным выражением лица.

Бывшие сослуживцы шептались на похоронах:

– Мы его таким при жизни не видели.

– Да… Такую смерть тоже нужно заслужить…

Как оказалось, незадолго до смерти Михаил Фомич успел составить завещание, согласно которому все накопленные за долгие годы усердных трудов и экономии приличные сбережения переходили к его приемному сыну.

К завещанию прилагалась записка Климу, в которой неровным почерком была написана всего одна фраза: «Не жалей денег на свои мечты. Они стоят того, чтобы осуществиться!»

– Климентий Александрович, я буквально на пять минут, – финансовый директор Роман Скорик не вошел, а ворвался в кабинет без предупреждения, вооруженный толстой папкой по бухучету. Из-за его плеча выглядывал покрасневший и растерянный Трухин. Практика уже показала, что он находился в таком замешательстве всякий раз, когда отчаянно пытался одновременно усидеть на двух стульях.