Однажды Джадж-младший принес дурную весть.
— Епископальная церковь строит новый зал для встреч и собраний, — доложил он.
Активисты из числа прихожан всерьез обеспокоились.
— Эти виски-палианцы итак уже используют в причастии настоящее вино! Что дальше? — бушевал Джадж Лестер. — Новый зал для собраний может стать началом нашего конца!
Той ночью прихожанам не спалось, они ворочались и глядели в потолок. А утром пришли к единому мнению: настала пора влить новую кровь.
Они подстерегли преподобного Лайла по дороге на рыбалку. Тот беззаботно шагал с удочкой на плече и полной коробочкой наживки. Прослужив пятьдесят лет ловцом человеков, он пристрастился к ловле окуней.
— Кто вам нужен, так это преподобный Томас Джонс, — сказал он ретивым прихожанам. — Он знает Священное Писание как свои пять пальцев и читает такие проповеди, что ваши задницы начнет припекать адским огнем!
Итак, когда Томас появился в служебных помещениях церкви, секретарша была слегка ошарашена. Она-то ожидала увидеть Иоанна Крестителя, а преподобный Джонс больше походил на боксера-неудачника.
— Где мой кабинет? — спросил он.
Она показала, Томас молча вошел и закрыл за собой дверь.
*
Услышав, что секретарша ушла домой, Томас заставил себя подняться со стула. На полу перед дверью его кабинета лежала связка ключей и записка, от которой на метр несло розовой водой. Почерк был настолько ровный, что он сперва подумал, будто текст отпечатан на машинке.
Уважаемый преподобный Джонс,
Вот Ваши ключи.
Благослови Вас Господь.
Альтея Нэллс, секретарь.
PS. Не забудьте запереть дверь.
Скатав записку в шарик, Томас бросил ее в пустую мусорную корзину. Потом передумал и достал записку. Только тут он уловил запах.
Под папками с документами в среднем ящике письменного стола у Альтеи хранились зажигалка, пепельница и пачка «Лаки страйк». В верхнем ящике Джонс нашел мятную жвачку и бутылочку одеколона «Розовая вода».
Положив документы на место, Томас закрыл ящик.
В помещении детской воскресной школы пахло сдобой и липкими пальцами. Стены были увешаны рисунками, изображающими детей, шагающих рука об руку с голубоглазым Иисусом. В классе взрослой воскресной школы на стенах ничего не висело, и пахло моющими средствами.
Входя в церковь, Томас всегда переполнялся надеждами. Распахнув тяжелые двойные двери, он сделал глубокий вдох, вбирая в себя затхлый застоявшийся воздух помещения, которое не открывали целую неделю. Вечернее солнце лило свои лучи сквозь окно-витраж в западной стене, и цветные солнечные зайчики рассыпались по алтарю, как раскатившиеся стеклянные бусы. Медленно шагая по центральному проходу, Томас производил ревизию: скамейки, орган, кафедра, сборники церковных гимнов, библии, алтарь, распятие. Не хватало только одного — Бога.
Стоя снаружи, Томас перебирал ключи в связке, пока не наткнулся на ключ с надписью «боковая дверь». Были времена, когда на церковных дверях не было замков. Но потом старостой стал Джадж Лестер. Теперь церковные лавки были приколочены к полу, и даже кухонная дверь запиралась — видимо, из страха, что кто-то похитит бумажные стаканчики для причастия.
Домик священника располагался за церковью. Томас постоял на дорожке, ведущей к маленькому кирпичному строению в викторианском стиле, а потом развернулся и зашагал прочь.
В пять часов вечера всякая жизнь в Липерс-Форке прекращалась. Хозяева магазинчиков меняли табличку на двери на «закрыто» и гасили огни в витринах. На площади ни души и ни одного автомобиля. Весь город оказался в полном распоряжении Томаса.
Он прошел мимо скобяной лавки Харрингтона, бакалеи и «Кондитерской». Засунув руки в карманы, он постоял у закусочной Дот и прочитал меню на завтра, начертанное мелком на доске над стойкой. Оказавшись у здания муниципалитета, он сверил свои наручные часы с курантами. Его часы на пять минут спешили. Когда он проходил мимо «Мадемуазели», черная майна за окном каркнула: «Счастливые деньки пришли!» Дойдя до почты, он поднял взгляд на когтистых чудовищ и вспомнил изображение ада в одном из учебников, по которым он учился в семинарии.
Он зашагал было по Монро-стрит, но вдруг почувствовал, будто что-то тянет его назад. Тогда Томас свернул к реке. Мимо одно за другим проплывали старинные поместья: каменные стены, увитые плющом, и кованые решетки ворот. Конец улицы упирался в кладбище. «В темное время суток закрыто», — гласила табличка при входе. Перешагнув через цепь, Томас пошел дальше.
То, как в городе заботятся о мертвых, очень ярко характеризует живых. Некоторые могильные плиты были так стары, что углы пообтесались и скруглились, а имена почти совсем стерлись, зато трава была подстрижена аккуратно.
Древние деревья, согбенные и скрученные, как престарелые плакальщицы, сплетали свои конечности, простирая вверх пальцы, словно в молитве. Не вынимая рук из карманов, священник прошелся среди каменных ангелов и крестов. Он читал имена: Фасселл, Беллами, Харрингтон, Уайли, Колстон, Маркем, Манн. Семейный участок Стинсонов был обнесен кованой железной оградой. У Лестеров был целый склеп с витражами и гранитной скамьей.
На кладбище воображение порой выкидывает фокусы. То тени шевелятся, то шепчет ветер. Сначала Томас решил, что женщина, стоящая возле могилы, — памятник, настолько она была неподвижна. Но потом она вскинула голову и взглянула прямо на него. Это был взгляд, каким женщина смотрит на мужчину, а не на священнослужителя. Однако он не стал ее поправлять.
— Вы знали его? — спросила она, кивком указав на могилу.
Он покачал головой.
— В общем-то, там и нечего было знать, — промолвила она, глядя сверху вниз на плиту. — А помнить, пожалуй, и вовсе не стоит.
Букеты и венки, которые семейство покойного не смогло упихать в багажники своих машин, торчали вокруг свеженасыпанного холма. Цветы уже начали вянуть.
— Дельцы, умудряющиеся убедить людей преподносить подарки мертвецам, достойны восхищения, — сказала она.
Склонившись, она вытащила из венка одну розу. Томас поежился от неловкости.
— Если бы он был жив, — заметила она, позабавленная благочестием собеседника, — он бы предпочел отдать эти цветы мне.
Томас ничуть в этом не сомневался.
Он попытался сфокусировать взгляд на могиле, но не смог. От женщины невозможно было отвести глаза.
Где-то ухнула сова, и Томас подскочил от неожиданности.
— Вы боитесь встретиться с Создателем, — произнесла она.
Томас не стал спорить.
Женщина окинула его долгим, изучающим взглядом.
— Вы ведь не местный?
Он кивнул.
Ей нравились приезжие — никаких обязательств.
— Коммивояжер?
Он задумался на секунду и медленно кивнул.
— И что же вы продаете?
— Спасение души.
Она рассмеялась. Ей всегда нравились мужчины с чувством юмора.
— Вы женаты? — спросила она, разглядывая его обручальное кольцо.
Томас промолчал. Не знал, как ответить.
— Она вас бросила?
— Умерла.
— И давно?
— Два года назад.
— У вас с тех пор была хоть одна женщина?
Ему потребовалось совершить над собой серьезные усилия, чтобы покачать головой. По правде говоря, у него не было женщины даже при жизни жены. С реки подул ветерок, и запах недавно потревоженной земли смешался с похоронным ароматом гвоздик и хризантем. Женщина прикрыла глаза и вдохнула эту смесь полной грудью.
— Есть в смерти что-то такое, от чего люди начинают сильнее любить жизнь, — сказала она.
Томас уже много лет не испытывал любви ни к кому и ни к чему.
Она подошла к нему, будто сияющий уголек, с которого сдули золу, и у него внутри вспыхнула искорка.
Впервые женщина опустилась перед ним на колени не для молитвы. Впервые он так стеснялся. Он стоял, не шелохнувшись, а она тем временем расстегивала его брюки. Взяв ее лицо в ладони, он зажмурился и притянул ее к себе. Двадцать два года Томас рассказывал людям о жизни после смерти. Так дадим же ему возможность хоть на миг полюбить эту жизнь…
*
Томас сидел за письменным столом, ожидая, когда же придет раскаяние.
Прошла ночь, настало утро.
Томас выглянул в окно: мир был настолько прекрасен, что аж в глазах защипало.
*
К пятнице секретарша не знала, что и думать. Новый пастор всю неделю не выходил из кабинета. Насколько она могла судить, он и ночевал там. Когда заходил кто-то из церковных старост, она строго говорила им, что преподобный Джонс молится и беспокоить его не следует. Старосты были настолько поражены тем, что священник молится еще и для себя, помимо службы, что ретировались без возражений.
В воскресенье утром Альтея наконец взяла его кабинет штурмом. Воспользовавшись универсальным ключом, который всегда висел у нее на шее, она отперла дверь и застала пастора стоящим у окна.
