– ОК. И спасибо за все. За то, что был все это время рядом со мной. Ты не такой, как... другие бы не... а ты... ты... – Надо было срочно остановиться, потому что я почти ревел.
Айгор сжал мне руку, потому что я-таки начал всхлипывать.
– Ну, будь мужчиной.
– Прости. Я не хотел. Я просто очень тебе благодарен.
– Брось, это же чепуха. Любой на моем месте сделал бы то же самое. – Он протянул угол простыни, чтобы я вытер лицо.
– Ты очень добрый.
– Ерунда. На самом деле.
Он улыбался, наверное, прикидывая в уме, достаточно ли я успокоился, и можно ли ему идти.
Я все хлюпал носом, а он похлопывал меня по ноге и поглядывал на дверь.
– Я хочу домой, Айгор. Я ХОЧУ ДОМОЙ!
У него вытянулось лицо.
– Все будет хорошо. Тебе нужно просто окрепнуть.
– Я ХОЧУ ДОМОЙ!
– Так лети домой. Что тебя держит?
– Я не могу.
– Почему?
– Не могу. У меня билет только через три недели.
– Поменяй.
– Не могу.
– Почему?
– Не могу. Там... Тттам... Тамфиксированнаядатаааа...
– Раньше нельзя?
– Нет.
– Все равно можно поменять. Только надо доплатить.
– Я не могу.
– Но почему?
– Не могу и все.
– Почему? Денег хватит?
– Не знаю.
– Сколько у тебя осталось?
– Пятьсот фунтов.
– Это сколько? Семьсот долларов?
– Наверно.
– Тогда лети себе домой. Даже если взять новый билет, все равно хватит.
– Все равно не могу.
– Но почему?
– Потому.
– Почему потому?
– Просто потому.
– Почему?
– Потому что стыдно.
– Ааа, вот оно что. Если ты прилетел раньше времени, значит ты сдался.
– Ага.
– Будешь думать, что провалил экзамен.
– Прошло уже два месяца – почти три. Теперь глупо сдаваться.
– Да пойми ты, это вовсе не проверка на вшивость.
– А что же еще?
– Каникулы.
– Это не каникулы. Это путешествие. Большая разница.
– Ну так преврати его в каникулы. Оттянись. Съезди в Гоа на эти дурацкие курорты – там народ валяется на пляже и знать не знает никакой Индии. Сиди там до конца срока.
– Я только что из Гоа.
– Тут полно похожих мест. Езжай в Ковалам. Или в Аджмер.
– Я там был перед Гоа.
– И после этого ты говоришь, что тебе надоела Индия?
– Да.
– Но ты же ее вообще не видел.
– Неважно. Меня тошнит от Индии.
Впервые за все время, что я его знал, Айгор молчал.
– Ты считаешь меня идиотом, – сказал я.
Он пожал плечами.
– Да. Ты считаешь меня идиотом.
– Нет, не идиотом. Просто ребенком. Ты слишком молод.
– Для чего?
– Для этой страны.
– Здесь полно индусов еще моложе.
Он рассмеялся.
– Они здесь живут.
– Ну и что?
– Дэйв, мне надо идти.
– ОК.
– Я сегодня уезжаю.
– Да, едь.
– Пока, Дэйв. Всего наилучшего.
– Пока. Спасибо.
– Будь здоров, ага?
– Ага.
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, даже не оглянувшись на меня с порога. Стыдно, конечно, так распускаться, но я ничего не мог с собой поделать. Некогда больше не буду так себя вести – и еще я понял, как это трудно, быть великодушным.
Несколько часов кряду я пялился на закрытую дверь, потом решил, что пришло время попробовать на вкус внешний мир. Не так легко оказалось найти ботинки, но я все-таки отыскал их в туалете, где оставил неделю назад.
На полусогнутых ногах я протащился через коридор, потом через вестибюль отеля и выполз на потрясающе яркое солнце.
Я побрел через дорогу, и короткая прогулка так меня утомила, что пришлось сесть на бордюр. Из этой позиции очень удобно было наблюдать, как мир катится мимо, и скоро ко мне присоединился пожилой человек.
– Вы не поверите, но до отделения большинство моих товарищей по играм были британскими подданными, – сказал он.
С виду это был обычный занудный старпер, и в нормальном состоянии я бы смотрел на него, как на пустое место, но сейчас я радовался возможности поговорить хоть с кем-нибудь и срочно стал придумывать, что бы такое полюбезнее ответить.
– Правда? Это... гм, интересно, – сказал я.
– Ох, можете не сомневаться. Джонни, Питер и Фрэдди были моими самыми близкими друзьями. Разумеется, после 1947-го года они все уехали.
– Все?
– Отделение, дорогой друг. Очень серьезные тогда были хлопцы, и решительные.
– Это ужасно. А... ээ, почему у вас было так много английских друзей?
– Британских, голубчик. Нельзя забывать наших каледонских[32] соотечественников. Фрэдди был шотландец.
– А. Но почему они все...?
– Мой дорогой покойный отец, мир праху его, был опорой церкви. И мне посчастливилось пойти по его стопам. Вы христианин?
У меня мелькнула мысль сказать, что поклоняюсь Арсеналу[33], но потом я все же решил, что лучше соврать любезности ради.
– Да.
– АЦ[34]?
Естественно, я не помнил, что такое АЦ, но он явно рассчитывал на положительный ответ, так что я кивнул.
– Превосходно. Какое удивительное совпадение. Разрешите представиться – Чарльз А. Трипати Младший.
Мы обменялись рукопожатиями.
– Меня зовут Дэйв. Дэвид.
– Очень приятно познакомиться. Не хотите ли чаю?
– Гм... не откажусь.
– Пойдемте ко мне. Не такое это большое удовольствие – быть одному. – Не знаю, кого он имел в виду, себя или меня, но я подчинился и потащился за ним. Он свернул на боковую улицу, при этом шествовал на несколько шагов впереди и не пытался завести разговор.
Когда я почувствовал, что не могу больше сделать ни шагу, мы подошли к маленькому бетонному домику. Он встал у двери и жестом швейцара пригласил меня войти.
Только теперь до меня дошло, что ни разу в Индии я не был ни у кого дома. Обстановка на удивление походила на английскую: телевизор в углу, несколько кресел, ковер, картины на стенах. Все было просто поразительно узнаваемым, честное слово.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, указывая на кресло. – Чувствуйте себя, как дома, можете посмотреть книги. – Он указал на стопку брошюр на журнальном столике и покинул комнату.
В коридоре он прокричал что-то кому-то на хинди, а я взял со стола буклет. Судя по цвету и оформлению, его напечатали в семидесятых. На обложке значилось: “Христианская миссия Индии”. Внутри был длинный текст, читать я поленился, и стал просто листать книжку, пока мне на попались на глаза три картинки на большой разворачивающейся странице с надписями сверху. Слева под заголовком “ЗНАНИЕ” был нарисован убеленный сединами мудрец, посередине бабочка, именуемая “КРАСОТА”, и, наконец, справа ядерный гриб – “СИЛА”.
Не успел я захлопнуть отвалившуюся от удивления челюсть, как вернулся Чарльз в сопровождении оборванного мальчишки. Старик что-то резко сказал, и пацан принялся сметать прутиковым веником мусор вокруг моих ног. После следующей команды он выскочил из комнаты.
– Чай с пирогом сейчас подадут, – сказал Чарльз.
Он остался на ногах и нервно засуетился вокруг меня, а я сидел, перебирал брошюры и силился придумать, что бы такое сказать.
Через некоторое время в комнату ввалились человек семь нарядно одетых детей и, оставаясь на почтительном расстоянии, принялись толкаться и вытягивать шеи – видимо, чтобы лучше меня рассмотреть.
– Это мои внуки. Если вы не возражаете, они хотели бы попросить у вас автограф.
– У меня – автограф?!
– Именно. Образец почерка, это будет для них очень познавательно.
У меня не хватило мужества признаться, что почерк у меня как был отвратным в десятилетнем возрасте, так с тех пор и не изменился. Чарльз протянул мне ручку и сказал детям что-то на хинди. Они выстроились друг за другом и по очереди стали тянуть мне листки бумаги. Стараясь писать как можно аккуратнее, я выводил на них свое имя, короткую фразу и гладил ребят по голове.
Потом дети сгрудились у дверей и всей кучей со смехом вывалились на улицу.
– Вы благородный человек, – сказал Чарльз. – Я сразу это понял. Долг превыше всего – вот ваш девиз.
– Гм... пожалуй.
– И скромный, разумеется. Английское образование по-прежнему лучшее в мире, и я рад в этом убедиться.
– Знаете, я в этом не уверен.
– Полно, полно. Вы уже доказали вашу скромность. Государственная школа или частная – не хочу даже спрашивать. Вы джентльмен, и этого не скроешь.
– Большое спасибо. И позвольте сказать то же самое о вас.
О, Боже. Я уже говорю почти как он.
– Все, что могу. Все, что могу.
В эту минуту в комнату вошла пожилая женщина, она принесла на подносе чай и пирог, до того жуткий на вид, что у меня свело зубы. Женщина поставила поднос передо мной и ретировалась к двери.
– Моя жена, – сказал Чарльз.
– Очень приятно, – сказал я, слегка кланяясь.
– Намастэ, – проговорила женщина, кивая и улыбаясь.
Я в ответ тоже кивнул и улыбнулся, и она исчезла.
Мы с Чарльзом стали беседовать. Я пытался расспросить его о семье и о работе, но почти ничего из него не вытянул. Он отвечал коротко и односложно так, словно считал мои вопросы скучными или недостаточно приличными. Я очень хотел использовать шанс и узнать, что же это такое – быть индусом, но далеко не продвинулся.
