Черный кардинал достал пачку дорогих сигарет, протянул ее оборванцу:
— Куришь?
Тот взял одну, прикурил от поднесенной зажигалки.
— Налейте ему, Серпина! — приказал Нергаль. — В России принято пить на троих, так не будем нарушать традицию.
Бродяга молча курил, как если бы воспринимал все происходившее как должное. К удивлению Серпины, начальник службы тайных операций сам поднес ему стаканчик, напутствовал:
— Выпей, забудься!
Водка была плохая, отдавала сивухой. Тайный советник поморщился. Оборванец пил маленькими глоточками, закинув голову и прикрыв от удовольствия глаза, как смакуют первоклассное марочное вино. Промокнул мокрый рот рукавом.
— Спасибо, мужики! Говорите, что вам пожелать?..
— Расскажи лучше о себе! — перебил его черный кардинал. — Как тебя зовут?
— Здесь, на бегах, Помпеем.
— Помпеем?.. — брови Серпины полезли на лоб.
— Почему Помпеем?
— Долго рассказывать… Когда лет тридцать назад я первый раз появился на ипподроме, один мудрый старик сказал: «Уноси, парень, ноги, не заметишь, как засосет!» Но я тогда был молод и глуп — дай, думаю, сыграю. С тех пор прихожу сюда каждый беговой день и каждый раз даю себе слово, что день это последний! Вот приятели — такие же бухарики, как я сам, — и прозвали последним днем Помпеи, ну а для краткости просто Помпеем.
Тайный советник недоверчиво посмотрел на Нергаля, в его глазах стоял вопрос. Черный кардинал кивнул: он самый!
— У меня такое чувство, что я не такой, как все… — продолжал бродяга, по-хозяйски беря с подоконника бутылку и наполняя до краев стаканчик.
— Гордыня — великий грех! — заметил Нергаль с усмешкой.
… — мне каждую ночь снится один и тот же сон, — продолжал Помпей, не обращая внимания на замечание. — Будто стою я на какой-то площади — ее я вижу смутно, — а передо мной удивительной красоты мраморная лестница, ведущая к золотым воротам храма. И вроде не врата это, а украшенная искусной резьбой арка, за которой начинается огромное, бесконечное небо. И так мне остро хочется жить, и так легко и радостно дышится!..
Помпей лихо опрокинул стаканчик, утер небритые щеки и подбородок ладонью.
— Только вот под утро, — бродяга скривился, лицо его стало скорбным, — когда проснешься с бодуна, такое одолевает чувство, точно не то я что-то сделал, и от этого жизнь моя пошла наперекосяк. И, хуже того, вдруг ниоткуда приходит тоска, и так становится жалко себя и всех людей, ну просто волком вой!.. Эх, мужики, — вздохнул он, — мне бы хоть разок открыть глаза с чувством пережитой радости, с чувством, что прощен, я бы — гадом буду! — бросил бы пить!
— Эй, Помпеич, где ты там? — позвал кто-то из зала. — Забери пустую бутылку!
— А что делать, — развел руками бродяга, — как-то надо жить! Я это, мужики, я еще пару глоточков, ладно?..
Суетно оглядываясь, Помпей сделал несколько больших, жадных глотков из бутылки и исчез в окружавшей подоконник пьющей и гомонящей толпе.
— Неужели тот самый Гней Помпей?.. — с недоумением протянул Серпина, глядя вслед оборванцу.
— Тот самый! — заверил его черный кардинал. — Живая иллюстрация расхожей банальности, что за все в жизни приходится платить. Вот, опустился до России!..
— Извините, экселенц, я не вполне понимаю почему «опустился»? Мне казалось, вы придерживаетесь несколько другого мнения об этом народе.
Нергаль взял бутылку с остатками водки, повертев ее в руках, брезгливо отставил в дальний угол подоконника.
— Видите ли, Серпина, в данном случае нельзя придерживаться какого-то одного мнения. До России можно либо опуститься, либо, что значительно труднее, подняться. Это страна крайностей, незнакомая с компромиссами, этакая ложка меда подвижников в бочке дегтя грешников. Произвол, лицемерие и нищета духа соседствуют здесь с поразительными проявлениями щедрости сердца и жертвенности. Кто-то может сказать: юродивые безумцы, кто-то задохнется от восторга: святые! — начальник службы тайных операций пожал щуплыми плечами. — А истина в том, что и то, и другое — правда. Здесь все извращено, все живет и случается по каким-то иным, вывернутым наизнанку законам, по которым просто не может жить остальной мир. Впрочем, мы здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства и недостатки русского народа. — Черный кардинал присел на подоконник, выжидательно сложил на груди руки. — Ну-с, как поживает ваш подопечный?
— Живет, монсеньер, и, кажется, счастлив! — бодро рапортовал тайный советник, но, увидев кислое выражение на лице начальства, как-то и сам сник.
— Странно слышать это от вас, Серпина! — Нергаль достал из пачки сигарету. — Насколько я помню нашу последнюю встречу в Лондоне, вам поручалось сделать все возможное, чтобы раб божий Андрей загубил свою душу, а вы говорите — счастлив…
Недовольно хмурясь, Нергаль прикурил, пыхнул дымом в прокопченый потолок.
— Виноват, экселенц! Скорее всего, я не прав, но мне казалось, что для настоящего падения моему подопечному сначала надо взобраться на вершину блаженства — так будет больнее.
— Это вы сами придумали? — вскинув тонкие брови, Нергаль с интересом взглянул на подчиненного.
— Да, монсеньер! Применяю на практике полученный опыт, монсеньер. Возможно, вы помните, я рассказывал вам о парной работе каторжан в аду, так вот, лагерник Кант, объясняя свою диалектику профессиональному убийце, утверждал, что все познается в сравнении.
— Браво, Серпина, браво, вы способный ученик.
— Начальник службы тайных операций огляделся по сторонам. — Жаль, что в этой забегаловке не подают виски…
— Извините, экселенц, у меня совершенно случайно… — тайный советник достал из заднего кармана джинсов плоскую флягу. — Ваше любимое, экселенц, «Теламорес Дью».
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — Нергаль пригубил из своего стаканчика. — Забытый вкус Запада!.. А вот интересно, — продолжал он, с усмешкой глядя на Серпину, — вы сказали, раб божий Андрей счастлив. А как вы сами понимаете человеческое счастье?
— Я… видите ли, — заюлил тайный советник, — мне трудно дать определение, но так утверждает он сам. Похоже, Андрей влюбился, живет с женщиной, которую отбил у мужа…
Серпина сделал паузу, как бы давая начальству возможность себя похвалить, но вместо этого Нергаль заметил:
— Ну, Серпина, вы мелочитесь, разве это достижение для сотрудника вашего уровня? По нынешним временам такое и на Небесах грехом не считается. Кстати, женщину наверняка зовут Мария?
— Да, экселенц, удивительная приверженность Светлых сил к этому имени! Впрочем, вкус Андрею не изменил: она по-своему очень даже красива. Странно только, что такой экземпляр занимается никому не нужной российской историей…
— Что вы сказали? Российской историей? — переспросил начальник службы тайных операций. — Действительно, странно! Никогда бы не подумал, что нагромождение жестокости, чиновничьего произвола и человеческих страданий можно назвать таким словом!.. Ну и каким же периодом этой, как вы изволили выразиться, истории Мария интересуется?
— Эпохой Александра II, экселенц.
— А этот, ну… Андрей, — нахмурил брови черный кардинал, — он что, в то время жил?
— Да, экселенц, я проверял. Раб божий Андрей в чине генерал-майора погиб геройской смертью, защищая от японцев Порт-Артур. До этого он работал в посольствах в Лондоне и Париже, был заметной фигурой в российском Генеральном штабе. Если брать прожитые им предыдущие жизни, стоит отметить его участие в Крестовом походе в свите Ричарда Львиное Сердце, а также плавание с Васко да Гама в Индию…
— Нет, нет, Серпина, давайте ограничимся Россией: только здесь умеют по-настоящему, со вкусом страдать. И, знаете, что я придумал… — Нергаль одним глотком прикончил виски. — Мы заставим Андрея прожить ту его жизнь заново! Причем так, чтобы он полностью испил чашу горечи и разочарований, на собственном опыте прочувствовал всю утомительную бессмысленность человеческого бытия, невозможность хоть что-то изменить в судьбе своей страны. Отчаяние — грех великий!..
В возбуждении черный кардинал сполз с подоконника, принялся излагать свою мысль, подчеркивая отдельные слова жестами.
— Люди, как вам известно, придают большое значение снам, вот мы и стилизуем события той жизни под сновидения, но такие, в которых спящий обладает ясным, дневным сознанием и поступает согласно собственной воле. Смутно, подсознательно Андрей будет догадываться, что все происходящее ему вовсе не привиделось, и зародившиеся сомнения, как и пережитое им отчаяние, помогут уже в наше время толкнуть его в объятия Зла. Эти, назовем их исторические, сны будут как бы навеяны его интересом к работе Марии, тем более, что в них он встретит — естественно, в ином качестве, некоторых персонажей из окружающей его действительности. Лично меня как режиссера жизни такая перспектива очень вдохновляет. Надеюсь, вам понятен смысл моего замысла?
