Как солнце из–за гор лучами брызнет,
И, взявшись за руки, бродить и петь
О первом утре нашей взрослой жизни.
Что, хоть и любим мы свой городок,
Его бульвар и солнечные пляжи,
Нас не пугает даль больших дорог,
Которые нам Родина укажет.
Что разлетимся все мы — кто куда,
На Север ли, в суровый край целинный,
А то в бригады маяков труда,
Где люди спаяны мечтой орлиной.
Но с книгами, друзья, мы не порвем,
Нас с ними накрепко связали узы,
И радостно, как в добрый отчий дом,
Мы соберемся всей семьею в вузы.
Придем туда с заводов и полей
На штурм высоких цитаделей знаний,
Чтоб превзойти своих учителей
Размахом молодых своих дерзаний.
Ноябрь 1959
Как в широко распахнутые сени
Врывается дыханье жарких трав,
Вошел в поэзию Сергей Есенин
Нелепой ранней смертью смерть поправ.
Ушел. Его презрительно отпели:
«Упадочный никчемный трубадур»,
Но тот, кто молод был в эпоху бурь,
Не забывал о русском менестреле.
Он грезил в безвременье петроградском
Березками в затонах синевы,
Писал о яблонях в дыму кабацком
Суровым утром вздыбленной Москвы.
В чаду пивных, в угаре ресторанном,
Растрачивая боль на пустяки,
Он шел по жизни нежным хулиганом,
Певцом собачьей, неземной тоски.
Его несло, как щепку красным шквалом,
А он навстречу шторму шел, смеясь,
От Снегиной к ногам прекрасной Лалы,
То поднимаясь, то срываясь в грязь.
Но он остался символом исканий
Для тех, кто не изжил годину грёз,
Цветком, забытым на столе в стакане,
Поэтом русских яблонь и берез.
Сочи. 29.01.1959
Даю тебе стихи поэта, которого и я любил,
Когда весны своей приметы
И я… обидно не ценил.
Но я теперь в тиши осенней,
Когда я скуп на чувства стал,
Его печаль и полутени
Я понимать не перестал.
СТИХОТВОРЕНИЯ БОРИСА КРИГЕРА
* * *
Мы ушли, не простившись, не взяв адресов.
Пряной сказкой нам даль померещилась верно.
И в глаза застилался простор парусов
В соответствии с памятной книжкой Жюль Верна.
Это значит, что долго сидеть взаперти -
Есть единственный шанс оставаться ребенком,
Для которого вряд ли, едва ль запретишь
Недоступного жаждать особенно тонко.
Снится нам впопыхах отмежёванный край,
Вперемешку с чужим, тут уж некуда деться,
Видно, мир — это слишком крутой каравай
Из весьма однородного пресного теста.
* * *
Покрывает нас матом ли, воем ли
Под конец разгулявшийся век–удав.
Эх, упряжечка наша с оглоблями,
Поворачивать надо б, да некуда.
Променяли житьё наше с гоями,
Пусть гниёт за бетонными блоками,
На свободы колодец с обоями
В намалёванных выходах с окнами.
Разберусь я, где хала, а где маца,
И сальцо будет сниться мне реже всё,
Всё равно тут своим не заделаться,
Даже если по горло обрежешься.
Мне прямая дорога прислужником
Поустроиться как поудачней,
А мозги мои, видимо, нужны им,
Как кондитеру вымя телячье.
1990
* * *
В кратной сну перемене
Угловатых видений
Спешен веер осенний
Будущих мизансцен.
К ним бы внемлить иначе.
Жаль, что дар сей утрачен,
Как у слов своезначье
Обесцветил акцент.
Окровавленным светом
И недобрым наветом
Раскаляется лето
И не верит мольбе.
Время — пагубный сыщик,
Он нас верно отыщет
Даже в блеющей тыще
Неподобных себе.
В тесном воздухе спёртом
Облюбованный чёртом,
И жарой, и подсчётом
Опустыневший дом.
В нём воздушно и слабо
Сквозь извечное табу
Тянет жёлтую лапу
Мишка — плюшевый гном.
* * *
Напрасно Пушкина сгубило сладострастье,
Он так страдал от похоти земной
И, исторгая перлы разной масти,
Искал, несчастный, волю и покой.
Мой милый Пушкин, что ж ты сквернословишь,
Ужель нельзя изъять из слов порок,
Ужель тебя, усталого, в любови
Волнуют только страстность и курок?
Ужель сквозь снег и толщу неприятья
В долгах и соплях завершая век,
Весь смысл жизни — жаркие объятья,
Весь смысл смерти — мёртвый человек?
15.09.2001
* * *
Ах! Наслаждайтесь грубо,
С забвеньем в голове,
Селёдкою под шубой,
Салатом «Оливье».
На глади майонезной,
Как в дебрях ледника,
Не станет нам полезной
Нежадная рука!
Еда и наслажденье
Повенчаны давно,
Как льнёт от охлажденья
Прозрачное вино!
Как вертится не в яви
Во рту, наверняка,
Конфет изящных гравий
В глоточке коньяка!
Не так уж много в мире
Негрешных есть утех,
Живя в своей квартире,
Наесться ведь не грех!
И, обручась с обманом
И шуток колесом,
Не грех прослыть гурманом
С замасленным лицом!
26 августа 2001
* * *
В уютных рассуждениях с Платоном,
Смакуя запах типографских строк,
Я растерял прозренья по перронам
И загрустил, как истинный пророк.
Отбросив стыд, как корку апельсина,
Мой новый глобус мордой стал к стене
Океаном Тихим, повернувши спину
Своей морскою задницей ко мне.
Теперь я здесь, на Новом Континенте.
Мне по себе? Не знаю. Вряд ли так.
Тут на недвижном зиждется цементе
Неистребимый отголосок драк!
Я созерцаю, внемля перегуду
То ль сквозняков, то ль чёрт–те знать кого,
И машинально всё рисую Будду,
И ненарочно всё гляжу в окно.
Там льёт мгновений неизбывный шорох,
То шелестит, то сыплется листвой,
И я сушу в пороховницах порох,
Изрядно поднамоченный судьбой.
Моя отчизна — там, где дней не мерят,
Где нет огня, где шорохов не ждут,
Где любят, помнят и немного верят
И где мои межстишия живут.
1 сентября 2001
* * *
Я уехал, и снова уехал,
Убежал, ускользнул и ушёл.
Для кого–то всё это — потеха,
Для кого–то — весёлый прикол.
Я в лесу. Больше дела мне нету.
Новостей разрывается нить.
Я почти что покинул планету,
Просто чтоб обстановку сменить.
Но не сплю я от гулких винтовок, —
То охотников к нам занесло, —
А мне видится: пули иголок
Решетят лобовое стекло.
Что за чёртова наша судьбина?
Неприкаянный наш приговор
Вечно тает под ступнями льдина,
Словно кто раздувает костер.
Не кончается эта потеха,
Ещё много чертовских проказ!
Если б мог от себя я уехать,
Я б уехал ещё много раз…
8.02.2001
* * *
Дождь, следуя примеру палачей,
Считал листву простреленною жертвой.
В жилище тёплом громкий треск печей
Подтрунивал над юностью мольберта.
А по углам ворчала тишина,
Что вечно нет покоя ей от треска.
И льдистых окон чудо–пелена
Застыла, как мифическая фреска.
Всё это было рядом, не во сне,
Не где–то в неизведанном столетье,
И снова жизнь вилась в печном огне,
И снова тень писала на мольберте.
И тёмный лес не ухал, не пугал,
А просто оставался между нами.
Сынишке он по азбуке читал,
Дочурку он баюкал пустяками.
А я с тобой по призрачной заре
Бродил и мял ковер из мшистых веток,
И не найдя в усохшем словаре,
Слова мы ткали из немого света.
Октябрь 1999
