Сулико отправил Юру за детскими «смесями», в доме наступил некоторый покой. Марийка и бабушка, в четыре руки, справлялись с новорожденными. Игорек был почти в забросе, но вскоре Шушана стала забирать его к себе. «Пусть носится по Эль-Фрату вместе с моими шалунами…»
Сулико и его дородная Нателла, отправляясь в Иерусалим, на еврейский рынок Махане Иегуда, где все в полцены, заставил Марийку набросать списочек необходимого и, слава Богу, согласился брать деньги. В конце концов, соседа признала даже Ксения. Как-то он попросил ее подъехать на своей «Вольво» к его дому и загрузил весь багажник машины детскими игрушками, оставшимися от его детей.
— Золотой старик! — воскликнула Ксения.
Радоваться бы Юре жизни в Эль Фрате, — радоваться безоглядно и своим горластым малюткам, и незлому зимнему солнцу Иудейских гор, и двухэтажному, из бетонных кубов, «почти дворцу», в котором у него, наконец-то, был собственный рабочий кабинет, а он то и дело беспокойно ворочался на дареном «аэродроме» или часами лежал с открытыми глазами возле счастливой, посапывающей Марийки: впервые в жизни Юра поступил противно самому себе, своим убеждениям, своей совести; «потерял себя», с горечью думал он. «В России пошел в тюрьму, но не сдался. А здесь… «Эль Фрат» — золотая клетка, но клетка. К тому же чужая… А куда деваться?»
А вокруг было прекрасно. Дожди прекратились. В горах пробивались у камней белые и голубые листочки; Юра как-то даже собрал их Марийке на букетик. Правда Шушана, увидев в руках Юры букетик, сказала «Асур! В Израиле запрещено рвать цветы!»
— А если жена приносит двойню?! — возразил Юра, и даже законница Шушана рассмеялась, подобрела.
Ничто не предвещало неприятных осложнений, тем не менее, они стали появляться уже в первый месяц поселенческой жизни.
Бабушка Фрося повела Игорька к Шушаниным мальчишкам. На их участке, за железной калиткой, лежал трехколесный детский велосипед. Игорек оседлал его, закрутил ножками.
— Слазь сейчас же! — догнал его испуганный возглас бабушки, — чужая вещь!
— Мне здесь все разрешают! — бросил Игорек и закрутил ножками еще сильнее.
Бабушка поглядела, как бросились навстречу Игорьку обрадованные Шушанины мальчишки, загалдели дружески и побежали играть в какие-то свои палки.
«Признали за своего, — поняла бабушка Фрося и, от полноты чувств, перекрестилась. «Слава тебе, Господи милосердный!» И снова сложила пальцы щепотью….
Вечером того же дня появилась встревоженная Шушана, отозвала Юру в самую дальнюю комнату и рассказала вполголоса, что ее Додик, любопытный не по летам шустрик, заметил, что бабушка, приходившая с Игорьком, почему-то дважды прикладывала руку ко лбу и плечу; у взрослых, предположил, какая-то интересная игра, как она называется? Они тоже поиграют в нее…
— Ваши ортодоксы сбесятся! — обеспокоено просипела Шушана своим «адмиральским» басом. — Примут бабку за христианскую миссионерку… Отнеситесь к этому серьезно, Юра. Никто ей не мешает молиться при закрытых дверях. Моя мать в Вильнюсе похаживала в костел. Говорила, слушать уникальный орган. Я пресекла…
Юра посопел молча, как всегда в минуты неловкости, и Шушана положила ему руку на плечо.
— Вам это сложно, Юрий? Разрешите, я сама ей скажу. Необидно. Как баба бабе…
У бабушки Фроси с того дня появился в глазах не то чтоб испуг, но настороженность: не навредить бы семье!
Она была искусной поварихой, свекольники у нее были как вино, пироги пальчики оближешь. Бабушка Фрося долго не могла привыкнуть к тому, что зеленый лук, салаты, редиска, фрукты есть в Израиле не в сезон, а всегда, и на радостях половину зимы подавала на стол любимые марийкины пироги с зеленым лучком и яйцами. Труднее было приучить бабушку разделять мясное и молочное, и продукты, и посуду, но и это одолели. В один из таких благословенных ужинов Юра завел душеспасительную беседу о свободе совести, в том числе, религиозной. Бабушка Фрося слушала-слушала и, все уразумев, спросила вдруг:
— На улице, конечно, крест класть несподручно: детишки еврейские глазеют. А если зайти в вашу церкву? Ну да, синагогу эту…
У Марийки от нервного хохота заболел живот. Отсмеявшись, она сказала, что проведет с бабушкой дополнительные занятия…
В конце концов, Юра, как бывший гид, повез бабушку Фросю по святым местам христианства, она помолилась и в Назарете, и в Храме на Голгофе, и в Вифлееме, где, к ее изумлению, Иисус Христос родился сразу в трех местах: сколько религий в Вифлееме, столько и мест рождения. «Хулиганство!» сказала бабушка Фрося Юре, по обыкновению, ожидавшему ее в машине, и отныне признавала лишь церковь «Всех Святых» в Гефсиманском саду, где, по Священному Писанию, Иуда предал Христа, а, значит, тут все без обмана.
С бабушкиным православием больше хлопот не было. Хотя Сулико, частый гость в доме, что-то учуял. Попытался толковать с Федосией Ивановной на темы духовные. Результат превзошел все ожидания. Когда после очередной и оживленной беседы он ушел, бабушка Фрося вздохнула и подвела итог:
— Большой человек. А… прост, как дрозд. Насрет на голову, и не помнит…
И все же настороженность соседей вызвала вовсе не Федосия Ивановна.
В поселении существовала комиссия, собиравшая и распределявшая деньги сиротам, а также неимущим или попавшим в беду семьям. Постучались и к Юре. Юра только что услышал по радио, что во время демонстрации в Рамалле полиция убила женщину. Осталось шесть детей. Юра принес отложенные на книги сто шекелей и сказал, что хотел бы переслать сиротам. Половину денег предложил разделить здесь, а оставшуюся часть отправить по адресу, который сообщит. Он понимал, что это может кончиться, как у Канцелярии Премьер-Министра, где одни бездомные выгоняли других бездомных. Но все же рискнул: в поселении люди цивилизованнее, терпимее, большинство с высшим образованием.
— Замечательно! — воскликнула дама в типовой круглой шляпке с цветочком из фетра, без которых, по обыкновению, не выходят на улицы Иерусалима женщины из религиозных семей. Приняла деньги, занесла в свой списочек. Но тут она узнала, каким сиротам Юра хотел бы послать свои шекели. И вызверилась:
— Мы врагам не помогаем!
Весть об этом разнеслась по Эль Фрату мгновенно. Даже Сулико, хоть он и ни слова не сказал Юре, взглянул на него косовато.
Глава 7
Перпетум мобиле или «Операция Возмездия». Шушана
В самом начале марта, когда еще бушевали последние грозы, лило, как из ведра, дальний сосед, бывший полковник израильской армии, пригласил Юру с Марийкой на свой день рождения. Праздновали возле его бетонного жилища, на участке с деревьями — прутиками. Полковник, видно, сам плотничал, настроил возле дома садовые столики, скамейки, низенькие стулья для детей. Гости прибыли отовсюду. Из Иерусалима, из Тель-Авива. Друзья, воевавшие вместе во многих войнах. Среди них крупные военные чины, даже, судя по маленьким звездочкам в петлицах, два генерала. Начались рассказы. Генералы говорили о новом стратегическом мышлении. В частности, в Ливане…
«Опять злополучный Ливан?!» — Юра поежился, словно его просквозило: то, что случалось на севере Израиля ему было ведомо до отвращения. «Операция возмездия…» Бессмысленное колесо, которое годами крутится-крутится, но никуда не едет… Вызывает ответный огонь «катюш» по Израилю, новые жертвы среди жителей, вот и весь результат… Попал как-то под это «возмездие» и с испуганными туристами. Где тут новое стратегическое мышление? Или попросту обычная человеческая совесть… Этого он уж снести не мог, спросил невинным голосом:
— Как вы думаете, господа военные, стратегическое мышление в Израиле могло бы измениться, если бы вместо марокканцев и русских олим в Кирьят Шмона поселили ваши семьи?
Возникла такая тишина, словно кто-то позволил себе в благородном обществе ляпнуть неприличное слово. Похоже, подобное никогда не произносилось здесь даже в шутку.
Сулико, когда шли домой, сказал:
— Ты — странный поселенец, Юра. И вот что обидно: парень-то ведь ты хороший.
В поселке Эль Фрат развлечений небогато. Порой скучно. Ядовитое замечание Юры без внимания не осталось. Одни соседи отдалились, перестали здороваться; другие, напротив, приблизились.
Позвонил профессор Богорад, некогда министр культуры и чего-то еще (не разобрал Юра по телефону, чего именно «еще») в правительстве Менахема Бегина. И вечером, не чинясь, притопал, благо жил в том же Эль Фрате, через две улочки. Очень он развеселился, услышав от Марийки, что в Израиле ей недостает только реки. Они с мужем привыкли отдыхать на байдарках, а здесь всего одна речка Иордан, да и та пограничная…
— Всю жизнь слышу, ребятки, совести недостает, денег недостает, но чтоб только речки… Ох, дети — дети! — Долго еще высокий гость не мог успокоиться, хохотал, обтирая потное лоснящееся лицо и голову платком.
