Входная дверь дома Варней хлопает, и я снова на чеку, задерживаю дыхание, подтягиваю тело. Парень примерно моего возраста выходит из дома и на мгновение останавливается, смотрит вокруг – сначала в один, а затем в другой конец улицы. Он словно чувствует, что за ним наблюдают. Я снова вжимаюсь в каменную стену. Он идет к байку и пробегает руками по рулю, словно ласкает его, затем осматривает со стороны. Из дома выходит женщина и касается его рукой. Они о чем-то говорят. Я не могу услышать, о чем. Женщина кладет свои руки ему плечи, и он одергивается.
Внезапно, вспоминаю свою мать. Мне хочется кричать. Мне нужно ощутить ее руки на своих плечах. Я вижу, как близко эта женщина стоит к нему. Она начинает говорить, а он не смотрит на нее, поворачивается к ней боком. Я ненавижу его – не столько за кражу байка, сколько за то, что у него есть мать, а он стоит к ней боком! Меня наполняет агрессия, я готов перейти через улицу и избить его. Но я стою здесь, тяжело дышу и жду подходящий момент. Не хочу думать о матери и мучиться в одиночестве. Женщина заходит в дом, а парень несколько секунд стоит неподвижно, затем берет байк и катит его к ступенькам, спускается по ним и катит его через газон. Он огибает угол и направляется куда-то за дом.
Пора действовать. Я не могу потерять его из виду и дать ему исчезнуть за домом. Мне не известны размеры и планировка двора. Я кричу: «Эй, Джуниор Варней!» - собрав всю силу в голосе, и тем временем перебегаю через улицу. Проходящая машина легко задевает меня. Я падаю на шоссе и встаю.
Джуниор Варней останавливается и ошарашено оглядывается. Он закрывает собой байк словно щитом. Я приближаюсь к нему, и сердце молотит в груди. В смятении вижу, что он выше и массивней меня. Я огорченно вздыхаю. Мне не везет – никогда.
- Это мой байк, - говорю я.
- О чем ты? - спрашивает он, со злобой. Он собирается драться, и я чувствую, что снова кричу:
- Этот байк. Он мой. Ты утащил его на Майн Стрит.
- Ты сумасшедший, - говорит он. - Я купил его сегодня у приятеля. Я заплатил за него пятнадцать баксов.
- Врешь.
- Это ты врешь. Ты нагло врешь. Вали-ка лучше отсюда или получишь.
Я в ужасе, но хватаюсь за руль, отбрасываю портфель и дергаю байк. Это мой байк, и я приеду на нем в Ротербург-Вермонт завтра утром, и ничего меня не остановит. Ничего. Я отталкиваю его вместе с байком, мы падаем и нелепо возимся на земле, затем поднимаемся и продолжаем. И только слышно, как мы сопим и хватаем ртом воздух – по очереди. В этот момент на планете только мы вдвоем. И теперь он толкает меня, я теряю равновесие и падаю. Ударяюсь о землю и качусь. Он пытается бежать, держась за руль. Я подставляю ногу. Он спотыкается и падает на бетонный поребрик. Слышен хруст костей. Надо уходить, пока он не встал. Он шевелится и медленно встает. Я забираю байк – он мой. Оглядываюсь вокруг, наклоняюсь и поднимаю портфель. Ему удается достать нож, но я уже бегу с байком в направлении улицы. Оборачиваюсь, он стоит, шатаясь на ногах, и держится за челюсть. Но я уже верхом на байке, лечу. Лечу вниз по улице, не в ту сторону, куда мне нужно, без фонаря, во мраке. Но я еду. Подо мной снова мой байк. Педали крутятся легко, и я снова на пути в Ротербург.
------------------------------------
TAPE OZK014 2155 date deleted T-A
Т: Ты звал меня? Желаешь говорить?
А: Да… не знаю. Я понимаю, что уже поздно, но я не могу спать. Я спал раньше. Мне сделали укол. Но я проснулся и не могу больше спать, и больше не хочу уколов.
Т: Мне нравится, что ты хочешь говорить со мной.
А: Я не знаю, хочу или нет.
Т: Снова вопрос доверия?
А: Да… кажется, да.
Т: В чем причина недоверия с твоей стороны?
А: В том, что я не знаю о вас ничего. Вы говорите, что ваше имя Брайнт, но это все, что я про вас знаю. Мне неизвестно, доктор вы или нет. Доктор – тот, кто делает уколы, дает пилюли – что-то вроде того.
Т: И что же объясняет тебе то, что он доктор, а я нет? Просто, потому что он одет в белое, а я предпочитаю деловой костюм? Потому что он распоряжается лекарствами, а я нет? Потому что он делает тебе уколы, а я, очевидно, бездельничаю?
А: Более чем…
Т: Чем что?
А: Я думал, что в первую очередь вы психиатр, ведущий меня в прошлое, чтобы найти и узнать обо мне все.
Т: Разве не так?
(пауза 10 секунд)
А: Да.
Т: Так в чем же сомнения, к чему это бесконечное недоверие?
А: Потому что вы всегда толкаете меня туда, где уже все известно.
Т: Не одна ли это из моих функций? Сколько раз я должен повторять, что я лишь твой гид в этой части. Я не направляю тебя. Факт, что я часто следую туда, куда ведешь ты.
А: Вы словно ищите достоверную информацию. Настораживает то, что вы говорите о ней всегда, и она выглядит для вас важнее чего-либо еще, что есть во мне.
Т: Бедный мальчик. Посмотри, как далеко мы зашли. От того первого маленького ключика, коим был автобус, затем собака, к тому огромному количеству познаний, что мы раскрыли в тебе.
А: Я знаю, и благодарен вам за то, что я так раскрылся, но…
Т: Но что?
А: Все это не до конца. Пустоты остались. Факт, что иногда я в пустоте. Иногда я говорю с вами, и не помню, откуда я, где моя комната в этом помещении, или же где мы вообще. И иногда мне это кажется странным, я отвечаю на вопросы, на которые уже много раз отвечал.
Т: Нам необходимо много раз возвращаться к одним и тем же вопросам. Иногда ты можешь на них ответить, а иногда – нет.
(пауза 15 секунд)
А: Я устал. Мой разум устал.
Т: Ты хочешь вернуться в комнату?
А: Нет. Это странная мысль. Как минимум здесь, я понимаю, что существую.
Т: Нам стоит поговорить немного о том, что не расстраивает тебя. О чем-нибудь приятном.
А: Без поиска информации?
Т: Без поиска информации.
А: Эмми. Я много думаю о ней.
Т: Мысли об Эмми – счастливые мысли?
А: По большей части. Все эти «Номера» с ней… иногда они так просветляли меня, и она сама дарила мне свет. Когда эти мысли были потеряны…
Т: Твои мысли должны течь к Эмми. Те «Номера». Хорошие времена. Говоришь, что любишь ее. И ты не хочешь вернуть хотя бы часть того, что ты знал о вашей с ней жизни?
А: Нет, но…
Но он хотел. Еще в тот вихрь дней, когда он открывал для себя прошлое своих родителей и их реальную ситуацию, он понял, в глубине души обвиняя и себя также, что ход событий затягивает в свой водоворот и его жизнь. Он ощущал дистанцию от сверстников в школе, которая не была изолированным отшельничеством, одно время беспокоившим его, а скорее одиночеством, которое можно было объяснить по-другому, как что-то исключительное, даже сладостное. Его мучило то, что он должен был скрывать от Эмми и от других все, что обрушилось на него в те дни. Он не смел поделиться с нею ничем. Она ничего не должна была знать, а ему хотелось сказать ей однажды: «Наша жизнь – моя и моих родителей, это бесконечный «Номер» - для всех нас». Он был вынужден избегать ее, и это его угнетало. Он боялся своей неспособности сопротивляться той драме, разыгрывающейся в нем в отношении к ней: «Смотри, Эмми, я не просто стеснительный и неуклюжий Адам Фермер. Я – беглец, гонимый жизненными сомнениями. Я – Пол Делмонт».
И он избегал ее, не звонил, ссылаясь на то, что он занят, или на то, что мать больна. Вместе с тем его все глубже поглощала пучина тоски, потому что он не мог дать всему этому выйти на поверхность.
«Я сожалею обо всем», - сказал однажды отец, очевидно, скрывая тоску. И Адам не говорил с ним об Эмми, о его желании быть с ней всегда, о боязни того, что, не удержавшись, он выложит ей все, что узнал в последнее время. Он не рассказывал отцу о своем залихватском поведении при ней, чтобы выглядеть в ее глазах еще привлекательней.
Т: И ты ничего не говорил Эмми Герц?
А: Ничего. Никогда. До того дня…
Т: И что это за день?
В тот день зазвонил телефон, и мать сказала, что произошло то, чего она так боялась: звонок, который снова должен был перевернуть всю их жизнь. Адам узнал о нем, когда пришел домой поздним субботним утром после «Номера», который они с Эмми, наконец, выкинули на стоянке около церкви. Но из того «Номера» вышел пшик.
«Извини, Асс», - сказала Эмми. – «Это не лучший момент в моей жизни».
Идея была хорошей, но исполнение дало осечку. Что-то было за пределами ее контроля. Они долго не могли начать. В течение получаса перед началом ритуала венчания машины непрерывно заполняли стоянку на огромной площади перед церковью. Венчание начиналось в десять утра. Адам наблюдал за всеми входящими внутрь. Каждый был подобающе одет. Целые семьи: держась за руки – отцы, матери и маленькие дети проходили мимо Адама, пробуждая в нем сентиментальные чувства.
