Ознакомительная версия.
В дверь уже стучали, явно ногами.
– Ты можешь открыть или нет, козлина!! – заорал из своей комнаты брат.
– Ладно, ладно! – проворчал Лёшка.
Злить брата рискованно, так что теперь лень пошла в хвост очереди.
* * *
За дверью неожиданно оказалась Инга. Лохматая, с припухшей губой.
– Привет! – обалдел Лёшка. – Ты чего тут?
Инга толкнула его, прошла.
– Где Витя?
– Чего? – не сразу понял Лёшка.
– Где Витька, кретин ты долбаный!! – заорала Инга.
– Ты чего? Чего? – засуетился Лёшка. Испугался. – Не ори. Сейчас брат ещё выскочит! Расспросов не оберёшься.
– Где Витька? – Инге было плевать и на брата, и на увещевания Лёшки, она орала: – Куда вы его дели, дебилы!! Идиоты!!
– Может, тебе водички? – совсем перепугался Лёшка. Побежал на кухню за стаканом.
Инга умолкла. Напившись, зашипела. Зло, как змея:
– Ты хоть соображаешь, чем это всё для тебя закончится? Хоть соображаешь? Витька ещё вчера…
– Как вчера?
Лёшка обалдел. Засуетился. Неужели Горчаков решил его облапошить? Ведь ничего не говорил, что пора уже начинать. Говорил, что накануне скажет. А канун, оказывается, вчера ещё был!
Лёшка решил быть наглым:
– Да, вчера! А тебе какое дело?
– Какое мне дело? – взвизгнула Инга. – Ты это папашке Витькиному объясни! Между прочим, Сметана сыночка со вчерашнего дня ищет. Сегодня утром ко мне со своими амбалами подкатывал. Расспрашивал. Выяснял. А ты, дебила кусок, даже не в курсе!
Лёшка напрягся.
– Я ничего не знаю! – заорал он, наконец-то осознав, в какую историю на самом деле вляпался. – Славка сказал, что мне только за деньгами надо будет сходить. Это всё Горчаков… – пытался оправдываться он.
– А какого чёрта ты сегодня на занятия не пришёл?! – не слушала его Инга. – Славка бы тебя осчастливил, что пора уже кармашек для денежек готовить! Или всё-таки лучше веревочку с мыльцем? Только я одного понять не могу: у тебя, Яковлев, мозги есть или атрофировались, как носки? Ты что, всерьёз веришь, что Сметану так просто на бабло развести? Да он вас…
– Чего он нас? – Тут Лёшка разозлился.
Ну не хотелось ему верить в очевидное! Славка так сладко всё расписал, распел, призрачными деньгами помахал. А тут какая-то пигалица явилась, ножками топает, кулачками машет. Дура, одним словом.
– Козёл, – прозвучало вдруг.
Лёшка аж весь сжался. Повернулся. На пороге своей комнаты стоял брат, опухший, небритый, в старых растянутых трениках. Трясущимися руками он держал пачку денег.
– Бери, козлина, бери! – сунул брату в руки купюры.
– Ты чего? – растерялся Лёшка.
– Козёл, – повторил брат. – Какого хрена ты натворил? Какого хрена!!
Лёшка ойкнул, весь осел как-то.
– А это, – Яковлев-старший достал из кармана потасканную записную книжку, – адреса моих сослуживцев. Сваливай к любому, что подальше. Набрехаешь что-нибудь, им пофиг. Главное, скажи, что ты – мой брат, примут.
Лёшка так же покорно взял записную книжку. Уставился на неё глупыми невидящими глазами.
– Я не понял! – брызнул слюной Яковлев-старший. – Ты чего тут пялишься на меня, как баран? Вещи собирай! Козёл ты хренов! Беги давай отсюдова! Беги!!
– Но Славка… – Лёшка сжал голову руками.
Нет, всё не могло вот так обернуться. Эта истеричка-Миловская, брат-алкаш – они всё придумали! С ним, с Лёшкой Яковлевым, ничего не случится. Славка ему обещал.
– Тебя убьют, – сказала Инга. Спокойно так сказала, но от этого её спокойствия стало по-настоящему страшно. – Либо Славка, либо Сметана – смотря, к кому первому попадёшься. Только скажи, где Витя? – на этой фразе спокойствие Инги закончилось, она взвизгнула: – Куда вы Витьку дели, дебилы!
– Не знаю! – Лёшка вдруг зарыдал. – Ей-богу, не знаю! Славка Витьку вчера у Фурмановской встречал, а потом повёл куда-то. Он сказал, что чем меньше я знаю, то… – Лёшку затрясло. Он сполз на пол, обхватил голову руками. Жалобно простонал: – Я правда не знаю, куда он дел Витьку.
Во, приехали!
Когда пришёл, Родька был дома. Казалось бы, фигня, но он больше часа висел на телефоне! С какой-то бабой трепался. Ну надо же! Вроде бы целыми днями дома сидит, а цепанул кого-то.
Славка и так и сяк намекал: мол, закругляйся. Родька его словно в упор не видел, даже задницей повернулся.
Славка рассердился, пошел на кухню. Сделал пару бутербродов, плеснул кофе. Ладно, подождём.
А Родька всё трепался. А Славка сидел на кухне, терпел, потел и ждал.
Наконец дождался. Кинулся набирать. Но у Яковлевых трубку почему-то не брали. Славка сделал пару кругов вокруг телефона, ещё раз набрал номер. Снова молчание. На третий раз повезло чуть больше – трубку взяли. Но не Лёшка – его брат, причем сильно пьяный. Не успел Славка ничего толком сказать, как Яковлев-старший ругнулся матерно и бросил трубку.
Несколько минут Горчаков тупо смотрел на телефон. Понимал, что ещё раз набирать номер глупо.
И что теперь делать?
Пошёл на кухню. Налил вторую чашку кофе.
Вот чёрт! Делать-то что?
– Увижу завтра Яковлева, откручу ему кое-что, чтоб жилось легче! – пообещал себе Славка.
Но всё-таки надо что-то делать. Витька со вчерашнего дня сидит на стройке без еды, без воды. А вдруг его кто нашёл? Ну, мало ли! Бомж какой или наркоман, или мальчишки залезли. А что, если он уже дома? Славка аж похолодел.
Вот какого чёрта Лёшка сегодня на занятия не явился! Ну, не позвонил ему накануне, ну, подумаешь! Кто ж знал, что Яковлев решит прогулять занятия?! Прогульщик хренов. Учиться кто будет, Пушкин? Тут же ругнулся: «Дожили! Как Миловская заговорил…»
При мысли об Инге Славке взгрустнулось. Хорошая всё-таки девчонка, да и привык к ней. Ничего! Помирятся. Простит, а то как же! Как же его не простить? Любит ведь. Что-что, а в любви Инги Славка не сомневался. Так что букетик побольше, шоколадка послаще – и всё пойдет по-старому. Увидев такие деньги, Инга сразу же язык прикусит – Горчаков был в этом абсолютно уверен, – будет с ним ласковее и нежнее прежнего. Деньги ведь всё меняют.
А Витьку надо навестить. Поговорить с ним по-хорошему. Или по-плохому. Смотря как вести себя будет. Хорошо – так бутылку воды получит, горбушку хлеба. Нет – ещё денек посидит на слезах и соплях.
Фурмановская библиотека находилась на углу улиц имени Лермонтова и Семьи Шамшиных. Тихое место. По одну сторону Семьи Шамшиных – типовые панельные высотки, по другую – кособокий частный сектор. Вдоль самой улицы – киоски с печальным товаром: гробы, венки, памятники. Всё это выставлено вдоль обочины, рекламируется с обычным цинизмом. Идти мимо – страшно.
Инга боялась всех этих атрибутик смерти. Старалась идти, не глядя. А её хватали за руки, совали искусственные цветы, похоронные ленты, расхваливали прочий товар. Инга не хотела смотреть, но смотрела, и всюду ей мерещилось имя: Виктор Прищепа.
– Да вы успокойтесь, девушка! – вдруг сказала ей какая-то бабка, одна из торговок. – Он теперь в лучшем мире.
Инга чуть не закричала. Бросилась бежать.
Наконец похоронный ряд закончился. Теперь можно отдышаться и подумать: куда здесь Славка мог увести Витю.
Девушка даже губу прикусила – так сосредоточилась. Огляделась. Дома-высотки, дома-избушки-кособушки. Где здесь можно спрятать человека?
И тут она вспомнила!
Поняла…
Быстро пересекла улицу, прошла через деревеньку.
Вот показалась стройка.
Инга сглотнула. Идти – страшно, не идти – страшно. Помявшись ещё полминуты, Инга шагнула в траву…
* * *
– Витя! – позвала она.
Прислушалась. Тишина.
Закричала:
– ВИТЯАА!!
Тишина.
А вдруг он уже умер? Инге померещилась та бабка-торговка, девушка вскрикнула и бросилась бежать.
Сперва обегала весь первый этаж. Кричала, плакала, заглянула в каждую нишу. Никого. Разве что спугнула пару кошек. Порвала колготки – даже не заметила.
Вбежала на второй этаж.
– ВИТЯАА!! Где ты?!!
Её охватила паника. А если Витя действительно умер? А если Славка убил его ещё вчера и поэтому ничего не сказал Яковлеву? Нет, нет! Этого не может быть!
Инга закричала:
– Витя! Витя! ВИТЯАА!!
* * *
Она молилась. Твердила себе, что всё теперь переменит. Уйдет из ненавистного института, пойдёт на педагогику, как советовал Витя. Не будет больше бояться – ни матери, ни сверстников, ни кого-либо вообще. И главное – уйдёт от Горчакова. Лишь бы Витя жил…
Всё это Инга повторяла про себя снова и снова. При повторах слова терялись, путались, наконец осталось только одно: лишь бы жил.
И тут она его нашла.
* * *
– Витенька!
Она не замечала ни запаха, ни грязи. Не всё ли равно? Главное, что жив. Жив! Имеет ли значение всё остальное, если он жив?
Витя шёл тяжело, охал.
– Мы сейчас ко мне пойдём, – говорила ему Инга. – У меня сейчас никого! Родители поздно придут, я тебя умою, переодену. А потом к тебе поедем.
Ознакомительная версия.
