— Вы, видимо, имеете в виду пани Альтманову?
— Барышню, уважаемый, барышню! Перезрела наша Эмила. Даже любовника не смогла найти. Но сейчас у нее вроде появилась надежда. Видел я ее в «Монастырской винарне» с этим вашим капитаном.
— К сожалению, — вздохнул адвокат, — ее надежда, кажется, небезосновательна.
— Эта ему подойдет, — сказал художник с непонятной мстительностью в голосе. — А знаете, я себе тоже намешаю коктейль. Только пропорции изменю немного.
— Еще даже не полдень, — деликатно заметил адвокат.
— Но он приближается. К тому же меня ждут дела. Очень серьезные. — Рафаэль бросил на Гронека испытывающий взгляд, ожидая, видимо, что тот спросит, какие. Но именно поэтому гость не стал спрашивать — знал, что в таком случае лучше подождать, пока плод сам созреет.
— А тут еще ночью был настоящий переполох, — продолжил художник. — Из-за этого психа Яначека. Приедет сегодня ваш капитан? Расскажу только ему, хотя все это, наверное, не так важно, — и, не дожидаясь ответа, милостиво разрешил: — Вы пока здесь можете осмотреться, я сейчас приду.
Гронек послушно бросил взгляд на развешанные картины, но даже не поднялся с кресла. Хоть он и высоко ценил творчество Седлницкого, но сегодня у него было другое настроение. Неожиданно его внимание привлекла висевшая на тоне старинная гравюра, заключенная в раму. Он встал и подошел ближе.
Это была гравюра на меди с изображением мужчины в расцвете лет в высокой черной шляпе, с колетом вокруг шеи и плащом, накинутым на плечи. Грудь закрывал блестящий панцирь. Внизу изящно выведена подпись: «Петр Седлницкий из Холтиц, полковник и начальник кавалерии моравских рядов. 1620».
— Рассматриваете гравюру? — спросил Рафаэль с порога.
— Ваш предок? — полюбопытствовал адвокат.
— Кто знает. Фамилия, как видите, совпадает. Но этот красавец не очень-то похож на меня. Нашел я его на одном аукционе. Но ничего, теперь барышням рассказываю, что хоть я и уродина, зато из старинного дворянского рода.
— А может, на самом деле… Вы знаете о нем что-нибудь? — кивнул адвокат в сторону гравюры.
— Пытался разузнать, я же тщеславен. — Рафаэль горько усмехнулся. — В начале семнадцатого века Седлницкие были довольно распространенным дворянским родом. Одна ветвь так называемых свободных господ жила в Чехии. Этот Петр активно участвовал в дворянском восстании, а после его поражения бежал в Голландию, где вскоре умер. Я пробовал выяснить историю своего рода, но никакой связи с этим паном не обнаружил. Самый древний предок, до которого мне удалось добраться, — отец моего прадеда Ян Седлницкнй, могильщик в Стржедоклуках.
— Это — профессия мудрецов, — заметил Гронек. — Может, вы от него унаследовали склонность к философии.
— Не делайте из меня шута! — взорвался художник, но тут же, словно спохватившись, рассмеялся. — Так выпьем за это! — Он бросил настороженный взгляд на собеседника, но тот спокойно отпивал из бокала напиток. — Давайте посидим и пофилософствуем о жизни, — предложил он тогда, усаживаясь на стул с противоположной стороны стола.
— Жизнь… — протянул Гронек, чтобы как-то начать разговор, — штука сложная.
— Жизнь прекрасна, и течет вода, — заявил Седлницкий.
Адвокат весьма удивился. Вроде пан ничего еще не пил, подумал он.
— Вы хотите сказать, — попытался он уточнить, — что жизнь течет, как вода…
— Нет. Я сказал, что течет вода, и она должна течь, потому что полдень.
Да он чокнутый, испуганно решил адвокат.
— Сейчас ровно двенадцать, — подчеркнул Рафаэль. — У меня одиннадцать пятьдесят.
— Значит, ваши отстают. Молчите и слушайте. Внизу… прямо под нами… глубоко…
Художник наклонил голову, направив ухо в сторону пола, Гронек машинально сделал то же. Он действительно услышал глухой шум, идущий откуда-то из подземелья. Это был, по-видимому, довольно мощный поток. Рокочущий звук от текущей воды усиливался, и адвокату даже показалось, что старые стены слегка задрожали. Это галлюцинация, успокоил он себя. Ну и денек сегодня…
Подземный шум прекратился как-то сразу. Рафаэль поднял голову.
— Остановили, — сообщил он. — Теперь до завтрашнего полудня будет тишина.
— Внизу есть какой-то водосток, — предположил Гронек. — А вообще-то известно вам, что находится под замком, внутри горы? Ведь его собираются ремонтировать, поэтому статики в первую очередь…
— Статические исследования, — прервал его Седлницкий, — уже начались. Но я знаю, что гора крепкая, и, хотя внизу постоянно ходят поезда, замок даже не шелохнется. Но в этой горе множество старых подземных ходов. Настоящий лабиринт. Местами они завалены, кое-где заделаны кирпичом, потому что у моего предшественника были маленькие дети, и он боялся, как бы они туда не залезли. Самые нижние ходы заполнены углекислым газом. Если верить легенде, один из ходов глубоко под Влтавой ведет на другую сторону.
— Это страшно интересно, — подивился Гронек, задумчиво глядя в узкое окно. — Посмотрите, кто-то идет по двору.
— Яначек, — сказал художник, бросив взгляд в окно. — Несет свой бутерброд с сыром, скупердяй. Будет обедать в барбакане, ему солнце не повредит.
— А что же с этим водостоком? — вернулся Гронек к прежней теме.
— Вас интересует, кто каждый полдень выпускает воду? — кивнул Рафаэль с таким таинственным видом, что у робкой натуры побежали бы мурашки по коже. Но его гость был не из слабаков. — Тогда нам надо немного углубиться в историю. Издавна здесь стояла крепость. К началу шестнадцатого века в ней никто не жил. Около тысяча пятисотого года ее купил господин Флориан из Гриесбаха, о котором я уже имел честь вам говорить. Название Клени ему не нравилось, оно связано с тем, что место это считалось проклятым — в языческие времена здесь совершались жестокие культовые обряды с человеческими жертвоприношениями. Господин Флориан постепенно перестроил крепость в замок и дал ему другое название. Но оно не привилось, Клени остался Клени. Подземные ходы здесь тоже были издавна, а господин из Гриесбаха решил расширить и усовершенствовать их сеть. Времена, как известно, были неспокойные. Впрочем, знакомы ли вам спокойные времена? Так вот, в горе все перестраивали, укрепляли и прокладывали новые ходы. А тот, который вел из замка, должен был остаться тайным. В нем построили ловушку — в момент опасности обитатели замка могли его покинуть и открыть шлюз, так кто преследователи утонули бы, как щенки. Но как сохранять в тайне ход, который прокладывали двенадцать каменотесов? Господин Флориан велел их замуровать, и они находятся в подземелье до сих пор. И до сих пор никто не знает, где тот тайный подземный ход.
— Местная легенда, — улыбнулся Гронек. — Но у каждой легенды есть реальная основа. Видимо, там действительно какой-то водосток…
— Чепуха! — рассердился Рафаэль. — Неужели вам совсем не интересно, кто там, внизу, открывает и снова закрывает шлюз? Каждый день ровно в двенадцать? — Он состроил жуткую гримасу и медленно поднял ладони с раздвинутыми пальцами. — Двенадцать, — теперь он показывал указательный и средний пальцы, — двенадцать несчастных, которые не имеют покоя и жаждут вызволения.
— Откуда вы знаете? — улыбнулся адвокат. — Они вам говорили об этом?
— Я их видел, — художник снизил голос до глубокого таинственного шепота. — Однажды… я шел охотиться на уток. Днем они на реке, а ночевать прилетают в заказник. Поэтому отправился рано, едва начало светать. Иду через барбакан и хочу открыть дверцу в заказник. И вдруг слышу за собой такой тихий, словно приглушенный туманом, скрип. Оборачиваюсь — и вижу: посреди площадки стоит фурверк.
— Простите? — не понял Гронек.
— Повозка. Такая старинная, грузовая, с толстыми досками но бокам. Я не мог понять, как она попала в барбакан, ведь и него ведут только две узкие дверцы. Приблизился на несколько шагов, вижу… в нее наложены отесанные камни. В повозку запряжены два черных коня, их удерживает за вожжи парень. Остальные абсолютно бесшумно передвигаются рядом и, передавая друг другу камни, укладывают их посреди площадки. Одеты в какие-то балахоны из мешковины с капюшонами. И тут я пришел в ужас, увидев большую черную дыру… Вход в подземелье! Я не видел лиц этих людей и никак не мог понять, кто они и что здесь делают… Подошел поближе. Один из них повернулся — и я увидел, что под капюшоном у него нет лица! Только какая-то мертвая гримаса… — Рафаэль замолчал, незаметно наблюдая, какое впечатление произвел его рассказ.
— Мне у вас ужасно нравится, маэстро, — улыбнулся Гронек. — Приятное общество, хороший напиток и жуткие рассказы. Великолепный букет!
— Вы не верите? — мрачно спросил Рафаэль.
— Почему же? Сразу видно, что в шестнадцатом веке не было профсоюзов. Это же неслыханно — замуровывать каменотесов! И вообще трудящийся после смерти заслуживает покоя, пан Седлницкий. Это единственный недостаток вашей байки. По-настоящему пугать обитателей замка должен был бы господин Флориан из Гриесбаха.
